Трап опущен, я стремительно взбегаю по нему внутрь корабля. И почти врезаюсь в задержавшегося там пирата — того самого тогорианца с блестящими предметами, вплетенными в мех.

Я недооценил его жадность. Естественно, он отстал от остальных, чтобы присвоить самые лакомые кусочки. В лапах — кредиты, которые я держу на экстренный случай. А ранец у его ног наверняка набит моими кристаллами, припасенными для миров, где кредиты не в ходу.

Он удивлен не меньше меня. Я наконец понимаю, что блестящие побрякушки в его шерсти — маленькие острые лезвия. Они могут быть весьма эффективным оружием в ближнем бою. Все, что требуется от тогорианца — навалиться на противника своей массой и спокойно нарезать его на ленты.

Я активирую световой меч. Пират отбрасывает кредиты и с усмешкой снимает с пояса вибротопор.

— А, вот ты где, — произносит он, проводя толстым фиолетовым языком по губам. — Думал слинять? Подумай еще разок. Я тут еще не закончил.

Опять эти насмешки. Напугал… Я чувствую лишь раздражение: остальные пираты, должно быть, уже на мостике и готовы запустить двигатели. А я тут теряю время, подвергаясь ненужной опасности.

Мы стоим слишком близко. Необходимо увеличить дистанцию. Этот пират крупный, куда больше остальных членов команды. И сильнее.

Я прихожу в движение, ураганом обрушиваюсь на пирата, пытаясь нанести удар в грудь, однако он оказывается достаточно проворным, чтобы увернуться. Его вибротопор свистит в миллиметре от моего плеча и вонзается в пульт управления. Так не пойдет. Мне нужен исправный корабль. Я отпрыгиваю подальше и приземляюсь рядом с «Лазутчиком», вне досягаемости оружия тогорианца. Раздается лязг, когда лезвие топора встречается с трапом.

Я разворачиваюсь для новой атаки и делаю выпад, когда пират спрыгивает на палубу ангара. Этот громила весьма неплох. Он встряхивается, и густая шкура, увешанная лезвиями, колышется, посылая блики света мне в глаза. Ослепленный на мгновение, я теряю концентрацию. Поймав меня посреди очередного кувырка, тогорианец с торжествующим рыком прыгает и надвигается на меня сбоку. Я умудряюсь отскочить, но вибротопор все же успевает полоснуть меня по ноге.

От боли мир вокруг подергивается алой дымкой. Враг с ухмылкой опускает огромную лапу на мою раненую ногу. Маленькие лезвия вгрызаются в мою плоть, обжигая новой болью, но я обнажаю зубы в гримасе презрения.

Если враг причиняет тебе боль, не показывай этого. Сильный не ведает боли.

Мой гнев — стремительный поток, бушующая река. Я подскакиваю и разворачиваюсь, чтобы перенести свой вес на здоровую ногу. Световой меч становится частью тела: безжалостного, крепкого и жестокого. Я как будто танцую вокруг пирата, нанося удары по его рукам, груди и плечам. Я жажду изрубить его на тысячи кусочков. Затихнув, он падает лицом вниз.

Переступив через мертвое тело, я поднимаюсь по трапу. Рана на ноге отзывается болью на каждый шаг, но я все равно не хромаю. Я воспитал в себе пренебрежение к боли, научил разум противостоять ей. Я не уделю ей внимания, пока не покину это судно и не окажусь на Татуине.

До меня доносятся звуки предстартовой подготовки фрахтовика. Я запускаю двигатели и начинаю готовиться к отлету. Тревожно мигающий индикатор сообщает, что люк еще не задраен. Неожиданно раздается рык. В дверной проем протискивается пират. У него не хватает руки. Его морда измазана кровью и перекошена от ярости. Мне очень хорошо знаком этот взгляд. Он называется «ты умрешь вместе со мной».

Фрахтовик может разлететься на куски в любую секунду.

Я врубаю двигатели на полную мощность и убираюсь из ангара. Тогорианец наполовину вывалился при взлете, его окровавленные пальцы вцепились в край люка. Уродливая морда упрямо кривится, на ней написано выражение яростной решимости.

Я наношу удар головой. Его хватка ослабевает. Бью в живот. Невероятно, но пират все еще держится. Темная сторона во мне набирает силу, питаемая кровью и гневом. Подхваченный ее потоком, я, с разворота впечатываю ногу в лицо пирата.

В тот же момент грузовоз взрывается дождем расплавленных брызг и обломков.

Тогорианца выбрасывает из люка, но он и так уже мертв. Его безвольное тело проплывает мимо обзорного экрана. Я вижу залитую кровью щеку. Глаз. Единственная рука все еще шевелится, хватая пальцами пустоту. Спустя секунду его по спирали утаскивает в глубины космоса. «Лазутчик» содрогается, зацепленный взрывной волной.

Я возвращаюсь в кресло пилота. Мне требуется минута, чтобы собраться. Очень редко я выигрываю бой с таким трудом.

Я ввожу координаты Татуина. Ночь наползает на планету и на затемненной стороне вспыхивают огни. Когда я оказываюсь достаточно близко к поверхности, чтобы различить отдельные детали ландшафта, я начинаю хохотать, наслаждаясь своим любимым моментом. Я цел, а мои враги мертвы.

Я предпочитаю совершать посадку под покровом темноты. Я бы поступал именно так даже без наставлений Учителя. Снижаясь, я вижу мерцающие во тьме огни космопортов и одиноких ферм по влагодобыче. Есть вещи, которые в свете дня, под слепящим солнцем, в море песка, рассмотреть невозможно. Но ночью большинство живых существ привыкло зажигать свет. На который и идет тот, кто ищет.

Рассекая чернильный небосвод, я приземляюсь на пустынном плато, неподалеку от первого района поиска, в окраине Мос Эспа. Первым делом необходимо активировать сканеры, чтобы быть уверенным, что поблизости никого нет. Повелитель Сидиус дал особые указания насчет секретности миссии. Поиском займутся дроиды — шпионы. А я должен оставаться на корабле.

Ветер крепчает. Я не спеша бреду до ближайшей дюны и забираюсь на самый ее гребень, чтобы оглядеть местность в электробинокль. Вдали виднеется космопорт Мос Эспа. Недалеко от него есть и другие поселения. Я активирую трех дроидов — шпионов и отправляю их на поиски. В них заложены данные о беглецах. Один из рапортов шпионов обязательно будет содержать сведения о местонахождении джедаев.

Завтра в это же время их бездыханные тела будут лежать у моих ног.

Я с трудом спускаюсь назад к «Лазутчику». Сапоги утопают в песке, и из‑за раны каждый шаг дается с трудом. Рана пульсирует вспышками боли. По лбу струйками ползет пот.

Мне противна собственная слабость. Теперь, когда дроиды отосланы, самое время заняться раной.

Но до того как перевязать ногу, я медитирую, концентрируясь на боли, пока она не станет нестерпимой. Она перетекает во Тьму, заполняющую разум и чувства. Она питает мою мощь.

Сильный не ведает боли.

Учитель рассказывал, что у джедаев абсолютно другой взгляд на боль. Они принимают ее с благодарностью — боль дает им знать, что тело ранено и нуждается в лечении. Они уверены, что боль — помощник.

Что за дураки. В боли лежит путь к силе. Я обращу свою боль против них.

Я не спешу обрабатывать рану бактой. Я недвижим и жду, пока боль не перерастет в желание. Жажда мести сжигает меня заживо. Это из‑за джедаев я здесь. Погоня привела меня сюда. Я погружаюсь во Тьму, кутаюсь в нее, как в плащ. Гнев обволакивает меня словно покрывало.

Теперь я позволяю себе наложить бакту и забинтовать рану. Я чувствую, как организм начинает исцеление.

Ночь тянется нескончаемо, и я чувствую, как усталость после боя и боль, питаемая Тьмой, разливаются по телу. Снова сменив повязку на ноге, я растягиваюсь на кушетке. В голову лезут воспоминания, и я, не в силах их удержать, возвращаюсь назад в то время, когда едва не умер от боли. Когда агония затмевала все, и я не помнил даже своего имени.

В день, когда я стал Ситом.

Это было давно. Я был уже достаточно взрослым, чтобы возомнить себя зрелым и самостоятельным, и все же слишком молодым, чтобы понять, что это означает. Я даже не знаю, сколько мне лет, Учитель никогда не говорил ни в каком возрасте он взял меня к себе в ученики, ни когда я родился. Возраст не имеет значения для Сита. Наш век долог, а жизненный путь не измеряется в таких приземленных понятиях, как годы.