Инспектор вытер вспотевший лоб.

— Затем я спросил Эвертона про разбомбленный дом. Он сказал, что сам его в тумане не разглядел, но что, по-видимому, он стоит недалеко от угла и что Кросс отсутствовал минут пять. Они с женой разговаривали о делах министерства, и отсутствовал он недолго. Они оба слышали, как он стучал в дверь — и больше ничего.

Потом вернулся страшно разозленный и сказал, что упал и поранил руку. Было темно, и они не видели ра­ну. Эвертон сказал мне: «Упасть в таком тумане проще простого, инспектор. Я бы не удивился, если бы он сло­мал шею.» После этого они опять поехали, поворачи­вая туда-сюда — все, как нам и рассказал Кросс — и в конце концов добрались до Лутимера. Я записал, ког­да они там оказались, и все сходится.

Джексон присвистнул.

— Вот это алиби!

— Железное! Под него не подкопаешься. Эти по­казания — чистое золото для Кросса. Нет никаких сом­нений, что в восемь часов вечера он был на Хемли аве­ню, а в тумане оттуда меньше чем за полчаса до Уелфорд авеню не доедешь. Так что убить дядю он не мог — никуда от этого не денешься.

— Жаль,— сказал Джексон.

— Что жаль?

— Что он не мог убить своего дядю. Мне не очень нравится мистер Кросс.

— Это замечание недостойно работника полиции,— сурово сказал инспектор.— Что же нам, повесить чело­века, потому что он нам не нравится? Вообще-то он и мне не нравится. Уж очень у него все выходит гладко. Чересчур гладкая история. Но что поделаешь — при­дется вычеркнуть его из списков подозреваемых. Однако...

— Однако, что?—спросил Джексон. Из него полу­чился бы прекрасный Ватсон.

— Сегодня в восемь утра я заехал на Уелфорд аве­ню и попросил Кросса поехать со мной к нему на квар­тиру — дескать, мне надо ее осмотреть. Ему это очень не понравилось — прямо-таки полез в бутылку. Тогда я сказал, что, если ему некогда, то я могу осмотреть квартиру и один. Разумеется, он поехал со мной. Жа­ловался, что совсем не спал, что на фабрику надо яв­ляться рано утром и что дела там теперь придут в пол­ное расстройство. Ну, поднялись мы к нему в кварти­ру, и там стоял такой явственный запах бензина, что я его спросил: «На что это вы тратили драгоценные ку­поны, мистер Кросс?» В ответ он как-то кисло улыб­нулся и сказал: «Я отчищал пальто. Я его вчера запач­кал кровью, когда поранил руку, и заехал домой, что­бы ее отчистить».

— Интересно!— воскликнул Джексон.

— Вот и я то же самое подумал. «Быстро же вы это успели,— сказал я ему,— и почему вы мне вчера не сказали, что заезжали домой?» Он ответил, что не при­давал этому значения. «Когда расследуется убийство, мы придаем значение каждой мелочи, и вам это прек­расно известно.» Я произнес это очень сурово, а он как-то сжался и сказал, что сожалеет. Он, видите ли, боялся, что если пятно сразу не смыть, позже его уже не выведешь, а это — его выходное пальто. Он сказал, что сначала пытался отмыть пятно водой, а потом бен­зином.

— Подозрительно.

— Подозрительно? Явное вранье! «Вы вернулись сюда, чтобы отмыть пятно, или вы обнаружили его только, когда приехали?» — спросил я его. Он сказал, что вернулся промыть и перевязать руку и выпить рю­мочку виски для подкрепления духа, а пятно обнаружил уже дома. Подумать только! Опаздывает к дяде почти на час и при этом устраивает стирку из-за нескольких капелек крови!

— Наверно, нам уже не узнать, его ли это была кровь,— уныло заметил Джексон.

— Пальто я все-таки забрал — вдруг анализ что-нибудь даст, но, честно говоря, надежды мало. Да, меня еще поразило, что в квартире у него было открыто ок­но. «Вы всегда оставляете окно открытым в такую хо­лодную ночь?» — спросил я его. Он видите ли, хотел, что­бы выветрился запах бензина. Тут я увидел у него в камине большую кучу пепла. «Что вы тут жгли?» — спросил я его. «Любовные письма, инспектор.» «Хва­тит шуточек»,— говорю. Тогда он заявил: «Я жег бу­маги, инспектор. Насколько мне известно, это не прес­ледуется законом, но, если вам нужен пепел — пожа­луйста, забирайте.»

— Ну и что вы, забрали?— спросил Джексон.

— Лейтенант, я — человек дотошный. Не люблю ничего оставлять на волю случая. Я взял щепотку пепла, хотя и чувствовал себя весьма глупо. А Кросс стоит и смотрит на меня с этакой презрительной ухмылкой. Удивительно противный тип, скажу я вам.

Раздраженный сверх всякой меры инспектор оглу­шительно высморкался.

— Итак, подведем итоги,— уже спокойнее заговорил он.— Кросс ведет себя довольно странно, я бы даже сказал подозрительно, но у него непробиваемое алиби. Его там не было — значит, убил не он. Кто же? Кто был этот знакомый Холлисона, который по неизвест­ной нам причине проломил ему череп, который явно знал порядки в доме, который позвонил по телефону, чтобы подкрепить алиби, который изменил голос, по­тому что его голос известен в округе и который затем бесследно исчез? Кто?— рявкнул инспектор, стукнув кулаком по столу Джексона.

— Не знаю, инспектор, хоть убейте.

— Я тоже,— признался инспектор,— но мы его най­дем. Будем копать и копать, и в конце концов найдем.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Примерно в то же время, когда инспектор Джемс разговаривал с лейтенантом Джексоном, в дом Холли­сона на Уелфорд авеню кто-то постучал, и миссис Арм­стронг, открыв дверь, обнаружила на пороге незнакомую молодую особу.

— Доброе утро,— сказала посетительница,— Я — Памела Уитворд. Я пришла узнать не надо ли вам чем-нибудь помочь

Миссис Армстронг, внешне оправившаяся после вче­рашнего шока, внимательно оглядела девушку и, по-видимому, решила, что она заслуживает доверия.

— Очень любезно с вашей стороны,— сказала она.— Мистер Джеффри дома и, наверно, будет рад вас ви­деть. Ему нужно немного отвлечься. Заходите, по­жалуйста.

— Спасибо,— сказала Памела.

— В общем-то он держит себя в руках — насколько это возможно. Мы все, наверно, не скоро придем в се­бя после этого ужаса. Он только что говорил мне про вас. Он вам очень благодарен.

— К сожалению, я мало что могла сделать, ска­зала Памела.— Может быть, надо куда-нибудь сходить кого-нибудь известить? Представляю, как у вас сейчас голова кругом идет — а мне сегодня не нужно идти в больницу.

Миссис Армстронг улыбнулась и покачала головой.

— Свои дела я сделаю сама — надо же мне как-то себя занять,— твердо сказала она.— Самое лучшее, что вы можете для нас сделать — это немного подбодрить мистера Джеффри.

В этот момент Джеффри выглянул из гостиной и сказал:

— Привет! Я так и думал, что это вы. Он протянул Памеле руку.

— Заходите. Я очень рад вас видеть.

Под глазами у него были черные круги, говорил он тихо и без улыбки. У Памелы дрогнуло сердце.

— Только обещайте выгнать меня, когда я вам на­доем,— сказала она, расстегивая пальто.— У вас, навер­но, уйма дел.

— Наоборот,— отозвался Джеффри,— я как раз удивлялся, что мне нечего делать. Я решил сегодня ос­таться дома на случай, если я понадоблюсь инспектору; но до сих пор никто даже не позвонил. После вчераш­ней суматохи от этой тишины делается не по себе. Пос­лушайте, снимайте пальто совсем — у вас такой вид, точно вы в любую минуту встанете и уйдете. Вы спешите?

— Нисколько,— ответила Памела. Джеффри помог ей снять пальто, аккуратно свернул его подкладкой наружу и повесил на спинку стула.

— Вчера вы были просто великолепны,— сказал он.— Так решительно взяли все в свои руки. Я хотел вас поблагодарить. Боюсь, что я обошелся с вами до­вольно небрежно. Курите?

— Спасибо. А вы?

Джеффри достал трубку и опустился в кресло на­против нее. Наконец, он мог ее хорошенько рассмот­реть. О ее внешности не могло быть двух мнений — Памела была чрезвычайно хороша собой. Обычно ему не нравились девушки с рыжими волосами — на них можно с удовольствием смотреть со спины, но когда они оборачиваются, у них оказывается бело-розовая кожа и невыразительные черты. Тут было совсем дру­гое дело. У Памелы были темно-рыжие волосы, как у красавиц на портретах Тициана, матовая кожа и карие глаза. Он никогда не видел такой красивой женщины. Поймав себя на том, что смотрит на нее не отводя глаз, Джеффри улыбнулся и сказал: