— Простите, что я на вас так беззастенчиво пялюсь. Должен признаться — только не сердитесь — что на вас очень приятно смотреть. Боюсь, что в вас будут влю­бляться ваши пациенты. Вы ведь собираетесь стать врачом, верно?

— Собираюсь,— ответила Памела.— Но диплом я получу только через два года.

— Вам нравится медицина?

— Очень. Работать, конечно, приходится много, но зато уж никогда не соскучишься. Мне нравится рабо­тать в операционной, хотя, разумеется, операций мне еще не доверяют. Но мне хотелось бы стать хирургом. У нас прекрасные женщины-хирурги. В конце концов, чтобы удалить аппендикс, не надо иметь мускулы груз­чика, а с нервами у меня все в порядке.

— Уж это да,— отозвался Джеффри.— Правда, я не представляю себе хирурга с вашей внешностью.

Они помолчали. Потом Джеффри сказал:

— Я все думаю про вчерашнее. Какой страшный конец. Но по крайней мере я рад, что отец, как вы го­ворите, умер мгновенно.

— Тут нет даже тени сомнения. Он и не знал, что с ним случилось.

— Это меня немного успокаивает. Невыносимо ду­мать, что бедный старик умер в мучениях и ужасе. Мы с ним всегда были друзьями. Мне его будет очень не хватать.

Памела кивнула.

— Правда, война нас надолго разлучила, но он мне часто писал, и мы по-прежнему были близки. Надо же, чтобы это случилось именно сейчас, когда кончилась война и он опять начал радоваться жизни. Он был так счастлив и горд, когда мы с Артуром вернулись домой. Он бы прожил еще лет десять, а то и двадцать — чест­ное слово! Впрочем, зачем я к вам пристаю со своими бедами?

— Пожалуйста, продолжайте,— попросила Паме­ла.— Вам надо выговориться.

Джеффри невольно улыбнулся.

— Вы как будто рецепт выписываете. Но вообще-то говоря, вы правы. Во всяком случае, мне хочется рассказать вам о нем. Главное — что он не был старым уставшим от жизни человеком. Ему все было интерес­но. В молодости он отлично управлялся с парусами" Сейчас, конечно, в это трудно поверить, глядя на «Бег­лянку» — это наша яхта. Два мотора, парусов нет вовсе. Но до войны у него был одномачтовый тендер, около десяти тонн водоизмещения, и мы с ним немало попла­вали вдоль побережья. Вот было славное время! Он лю­бил море — и научил и меня любить его. Несколько раз мы попадали в опасные переделки — в море без этого не бывает — но он был опытный моряк. Я думал, что он доживет до глубокой старости — и вот!.. Как это несправедливо! Такой страшный конец!

— Да,— тихо проговорила Памела.— Но если бы вы видели стариков, которые ложатся к нам в больницу и умирают медленной смертью после безнадежной опе­рации. С ним могло бы случиться то же самое. Хотя я понимаю, что вас это не утешает.

Джеффри разжег погасшую трубку.

— Что ж,— сказал он.— Он уже умер. Осталось проклятое следствие и мысли о том, кто это мог сде­лать. Бог знает, что теперь будет с фабрикой. Кстати, вы знакомы с моим двоюродным братом Артуром Крос­сом?

— Мне кажется, я с ним столкнулась вчера у ка­литки. Говорить мне с ним не пришлось. Как он все это воспринял?

— Он вообще скрытный человек — не поймешь, что он чувствует. Разумеется, он не был так привязан к отцу, как я. Странный он парень. В начале войны он попал в плен и там хлебнул лиха. Это, конечно, на­ложило на него свой отпечаток. Да вы его еще увидите. Он толковый работник, и, наверно, лучше всего было бы, если бы он взял дело в свои руки. Я и сам собирал­ся помогать отцу на фабрике — он очень этого хотел — но теперь...

— Разве вы не можете остаться на флоте?

— Для мирного времени я уже стар. Вот расскажу молодым все, что знаю, и уйду. Флотских офицеров го­товят с детства — лет с тринадцати. Скажите, из поли­ции вам сегодня не звонили? Мне не нравится эта ти­шина.

— Лейтенант Джексон приходил с утра. Его интере­сует человек, который мне позвонил, но я мало чем могла ему помочь.

— Что ж, это их работа, а не наша. Сам я не пред­ставляю, кто бы это мог быть. Как, вы уже уходите?

— Да, мне пора. Надо идти в магазин.

— Большое спасибо, что зашли,— сказал Джеффри, помогая ей надеть пальто.— Вам, конечно, досталось ни за что, но я вам очень обязан. Наверно, мне пора пе­рестать жалеть себя. Послушайте, вы свободны сегодня вечером? Может быть поужинаем вместе?

— Может быть,— ответила Памела. Джеффри заметно повеселел.

— Правда? Замечательно! А то бы я, наверное, напил­ся в одиночку. Поедемте в центр — я знаю пару преуютных ресторанчиков. Если вы не возражаете, я вас отвезу на нашем старом «Моррисе». Я заеду за вами в семь часов, хорошо?

— Прекрасно,— сказала Памела. Джеффри прово­дил ее до калитки и долго смотрел ей вслед.

Днем Джеффри позвонил в полицию.

— Это Джеффри Холлисон,— сказал он Джексону.— Что-нибудь прояснилось?

— Инспектор поехал к вам,— ответил Джексон.— Как вы себя чувствуете, сэр?

— Спасибо, ничего. Да, вы правы, вон подъехал его автомобиль. До свидания.

Джеффри положил трубку и пошел открывать инс­пектору дверь.

— Добрый день, мистер Холлисон,— сказал Джемс в ответ на приветствие Джеффри.— Надеюсь, вы про­стите меня за то, что я опять вам надоедаю?

— Простить? Я весь день вас жду. Мне ничего не говорят. Даже мисс Уитворд знает больше меня.

— Так у вас была мисс Уитворд? Очень симпатич­ная девушка. Джексон совершенно ею очарован.

— Ничего удивительного,— сказал Джеффри.— Ну так что, инспектор, узнали что-нибудь новое?

— В понедельник будет коронерское дознание (Предварительное дознание, проводимое в случае внезапной или насильственной смерти специальным должностным лицом — короне­ром — с участием присяжных), — сказал Джемс.— Вам, конечно, надо присутствовать. Я позвонил мистеру Кроссу и предупредил его тоже. Мы также вызовем миссис Армстронг и мисс Уитворд.

Джеффри кивнул.

— А кто... вы еще не знаете, кто это сделал?

— Боюсь, что нет, сэр. Если исключить возмож­ность, что убийца — совершенно посторонний человек, то подозреваемых раз-два и обчелся. В этом вся сложность.

— Да, это так. Я всю ночь не спал и ломал голову. Если только нет какой-нибудь темной лошадки, о кото­рой мы ничего не знаем, то подозреваемых двое-трое, не больше.

— Двое,— сказал Джемс.— Но улик нет никаких.

— Зато есть превосходный мотив. Вы вчера были достаточно откровенны, инспектор, и я тоже не слепой. Кому в целом свете выгодна смерть отца? Мне и Арту­ру. Но Артур этого сделать не мог. У вас была ночь на раздумье. Ну и как, вы считаете, что это сделал я?

Инспектор молча попыхивал трубкой. Затем он ска­зал:

— Я сегодня утром был у вас в колледже, мистер Холлисон — узнать насчет этой странички.

Джеффри кивнул.

— Полагаю, что ваш визит не прибавил мне попу­лярности, но я понимаю, что это необходимо.

— Не знаю. По-моему, ваша репутация ничуть не пострадала. Я был у директора.

—И он, конечно, сделал все, чтобы вам помочь?

— Да, сделал... Он... эээ... отозвался о вас самым лестным образом. Разумеется, его слова нельзя предъ­явить на суде в качестве свидетельских показаний, но он вам сильно помог. Он сказал, что не слышал вашей лекции, но предложил пойти в буфет — как раз был пе­рерыв между лекциями. Выпьем по стаканчику, сказал он, и поговорим с людьми, которые были на лекции.

Джеффри усмехнулся.

— Надеюсь, они хорошо вас угостили.

— Они были чрезвычайно гостеприимны. Офице­ры высокого ранга — я никогда раньше не видел одно­временно столько золотых нашивок. До вашей лекции разговор как-то не доходил, и в конце концов я сказал: «Господа, я так понимаю, что вы вчера присутствовали на лекции капитан-лейтенанта Джеффри Холлисона. У меня к вам только один вопрос. Вы не заметили в ходе лекции какой-нибудь заминки, или она прошла совер­шенно гладко?»

— Ну и что же они сказали?

— Один сказал, что ваши лекции никогда не проте­кают совершенно гладко. Другой сказал: «А о чем он вчера говорил? Совсем выскочило из головы.» Третий, очень симпатичный американец, сказал: «Выпьем еще, инспектор!»