Кросс остановил машину. Дом отвечал всем его требованиям. Он стоял особняком от соседей. Перед ним был такой же садик, как перед домом дяди. К две­ри вела дорожка из цветных каменных плит, на кото­рых не остается следов. Дом был основательно разру­шен — часть крыши провалилась, конек был почти пол­ностью оторван, стекла в окнах выбиты и парадную дверь заклинило в полуоткрытом положении. Вокруг валялась битая черепица.

Кросс окинул взглядом улицу и решил рассмотреть дом поближе. Подняв воротник и надвинув шапку на нос, он быстро зашагал по дорожке. Садик от бомбы почти не пострадал — видимо, в дом попала одна из пос­ледних выпущенных немцами по Лондону ракет Фау-2. Кросс протиснулся через полуоткрытую дверь. Под ногами скрежетало битое стекло. С первого взгляда он понял, что этот дом отремонтировать уже нельзя. Это его вполне устраивало, поскольку означало, что по край­ней мере в течение зимы никто к этой коробке не при­тронется. Он заглянул в первую комнату по коридору. Тут, видимо, раньше была хорошо обставленная гости­ная. Сейчас в ней осталась только кушетка с отломан­ной ножкой и вспоротой обшивкой. Хозяева, естест­венно, увезли все мало-мальски ценное.

Кросс был в восторге. Авеню Икс превратилась в Хемли авеню. Лучшего и нельзя было желать. Никого не удивит, что в тумане он принял полуразрушенный дом за целый. Он живо представил себе, как будет рас­сказывать об этом следователю — как он искал двер­ной молоток, как он в темноте ощупал дверь и обна­ружил, что она полуоткрыта и понял, что дом нежилой, как он поскользнулся на битом стекле и чуть не сло­мал себе ногу. Кросс поехал домой, чувствуя, что дело сдвинулось с мертвой точки.

Теперь надо было браться за изготовление уличной таблички. Кроссу доставляло большое удовольствие вести воображаемый поединок с опытным и упорным следователем. Но теперь от него требовалась не изоб­ретательность ума, а практическая сноровка, которой он не мог особенно похвастаться.

Первым делом надо было раздобыть подходящий кусок парусины. Не очень толстой, потому что от краски она затвердеет. Кросс видел рулон парусины на борту «Беглянки», и у него, так же как и у Джеф­фри, были ключи от яхты. Но зачем зря рисковать? По той же причине не стоило брать краску на фабри­ке. Поэтому в понедельник Кросс поехал в центр Лон­дона и купил там рулон парусины для шезлонгов, банку белой краски, грунтовку, банку черной краски, а также набор кистей.

Изготовление таблички заняло гораздо больше вре­мени, чем он предполагал. Во-первых, надо было обме­рить табличку на Уелфорд авеню — ту, на которую он собирался натягивать свой чехол. Для этого пришлось съездить туда после наступления темноты, остановить машину за несколько кварталов и при свете фонаря измерить табличку, поминутно опасаясь быть застиг­нутым за этим странным занятием. Он заранее решил, что если кто-нибудь поинтересуется, что он делает, он скажет, что собирается разработать новый уличный знак, который будет лучше и дешевле этого.

Следующий рейд Кросса был на Хемли авеню, где он срисовал надпись на уличной табличке. Он сделал это среди бела дня, сидя в машине и подложив под блокнот газету. Форма букв была простой и незатей­ливой, и он решил, что тут нечего особенно мудрить — лишь бы между буквами были правильные промежут­ки. Он вышел из машины лишь на секунду — чтобы из­мерить буквы в высоту и в ширину. Пока он срисовы­вал надпись, мимо машины прошло несколько человек, равнодушно скользнув по нему взглядом.

Вечером у себя дома Кросс запер дверь изнутри, разостлал поверх ковра газеты и приступил к делу. Сначала он старательно скопировал карандашом рису­нок, который он сделал в машине. Затем покрыл прост­ранство вокруг букв белой грунтовкой, тщательно втирая ее в парусину.

За ночь она высохла, и Кросс с удовольствием убе­дился, что парусина сильно задубела. Вечером он на­нес поверх грунтовки белую краску, и ему опять нуж­но было дождаться пока она высохнет. Оставалось закрасить буквы черным и обвести табличку черной рамкой. В заключение он изобразил четыре черных точки по углам — вместо головок шурупов. Теперь ос­тавалось самое трудное — отрезать нужный кусок па­русины, загнуть ее края и сшить чехол, который на­девался на уличную табличку, как крышка коробки. Эта работа была закончена лишь на пятый вечер. Дер­жа в руках готовый чехол, Кросс испытывал удовлетво­рение мастера. Даже при ярком электрическом свете чехол был удивительно похож на настоящую табличку. Кросс скатал его в трубку. В таком виде он помещался в кармане пальто. Он опять его раскатал и внимательно рассмотрел. Нанесенная тонким слоем и хорошо впи­тавшаяся в парусину краска ничуть не потрескалась, и буквы оставались по-прежнему четкими.

Теперь надо было испытать чехол в деле. На этот раз Кросс принял еще более тщательные меры предос­торожности. В темный дождливый вечер он проехал на машине по Уелфорд авеню и ближайшим улицам, чтобы убедиться, что нигде нет полисмена, совершаю­щего обход участка. Уверившись, что ему не поме­шают, Кросс подошел к уличной табличке, вынул из кармана скатанный чехол и стал натягивать его на дощечку. Чехол налезал довольно туго, но Кросс решил, что это даже к лучшему. В конце концов чехол лег на место. Кросс отошел к краю тротуара и оттуда взгля­нул на свое творение. Блестяще! Даже зная, что она поддельная, на этом расстоянии никаких дефектов он в ней не видел. А постороннему человеку и в голову не придет усомниться в ее подлинности. Вот только в тумане название будет трудно разглядеть. Кросс мыс­ленно вписал в свой список «Не забыть!» еще один пункт — взять с собой карманный фонарик.

Он стянул чехол с таблички, аккуратно его скатал, сунул обратно в карман и в наилучшем расположении духа пошел к машине. Теперь надо было рассчитать график движения в ночь убийства. Кросс расписал все по минутам:

7.15 — уезжаю из дома. Беру с собой чехол, гаечный ключ, карманный фонарик, перчатки, галоши.

7.30 — приезжаю на Уелфорд авеню, прячу гаечный ключ за калиткой. Надеваю чехол на уличную таблич­ку.

7.45 — приезжаю на Ричмондский круг. Подбираю подходящих свидетелей.

8.00 — приезжаю вместе со свидетелями на Уел­форд авеню (переименованную в Хемли авеню), обра­щаю их внимание на название улицы и время. Иду к дверям дядиного дома, якобы, чтобы узнать дорогу, стукаю его по черепушке. Звоню соседям и сообщаю о несчастном случае. Снимаю чехол. Кладу гаечный ключ в карман. Уезжаю.

8.20 — привожу свидетелей по назначению, останав­ливаюсь под лампой, чтобы они могли впоследствии меня опознать, записываю их адрес.

Ну что ж, все как будто складывается. Кросс так много думал над планом убийства за прошедшие две не­дели, что совсем с ним свыкся и больше не испытывал сомнений. Оставались разные мелочи, например — как потом избавиться от гаечного ключа? Наверно, лучше всего бросить его в реку. Куда девать чехол с названи­ем улицы? Надо будет его сжечь и рассеять золу. Сжечь чехол можно в камине, но так, чтобы не оста­валось никаких следов.

Теперь пора провести несколько репетиций. Может оказаться, что в туманный вечер на все потребуется больше времени, чем он наметил. Надо как следует изучить район — чтобы точно попасть в нужное место при любой видимости. Значит, понадобятся такие ори­ентиры, на которые автомобилисты обычно не обра­щают внимания. Может быть, их даже придется орга­низовать. Надо знать каждую улицу вдоль и поперек. Когда он этого добьется, можно будет так отработать график движения, чтобы для ошибки не оставалось места.

Кросс прекрасно сознавал, что его план страдал большим недостатком, с которым приходилось считать­ся. Он целиком зависел от погоды. Нужно было наб­раться терпения и ждать.

Но это-то и было самым трудным — набраться тер­пения! Откуда возьмется терпение, когда дамоклов меч разоблачения висел над ним. По ночам его одоле­вали кошмары. Иногда он просыпался от собственного крика, содрогаясь всем телом и обливаясь холодным потом. Дядя Чарльз как-то спросил его, как он спит, и предложил принимать снотворное. Но Кросс предпо­читал снотворному алкоголь. Он много пил, чаще всего один. Но в лагере он так часто напивался, что малые дозы на него уже не действовали.