— Однако не могу задерживаться, — сказала леди Файербрейс. — Я должна быть у леди Сент-Джулианс ровно в четверть пятого. — И она запрыгнула в экипаж.
— Леди Файербрейс — последний человек, которого пожелаешь встретить в Лондоне, — заметил мистер Бернерс. — Потом весь день на душе кошки скребут. Пытается убедить меня, будто целый мир только и делает, что злословит и насмешничает за моей спиной.
— Это в ее духе, — заметил мистер Эгертон, — будет из кожи вон лезть, только бы показать вам, какое же вы ничтожество. Отлично действует на людей со слабыми нервами. Напуганные всеобщей неприязнью, они ищут защиты у той самой женщины, которая убеждает их, до чего же они ничтожны в глазах света — и является той единственной, кто считает это несправедливым. Она подчинила себе эту старую гусыню, леди Грэмшоу; та хоть и чувствует, что леди Файербрейнс делает ее жизнь несчастной, но уверена, что стоит ей разорвать со своей мучительницей — и она утратит единственного друга.
— А вон идет человек, который изменился не меньше, чем и любой из наших современников.
— Но только не внешне; вчера вечером мне показалось, что он никогда не выглядел так хорошо.
— Да нет же, разумеется, не внешне — ведет себя иначе. Мы вместе учились в Крайст-Чёрч и почти одновременно вышли в свет. Я, пожалуй, немного раньше. Он делал всё, что подобает, и неплохо справлялся. А теперь его только в Палате и встретишь. Он никуда не ходит; говорят, он сделался заядлым читателем.
— Думаете, он метит на какой-то пост?
— Своими силами ему ничего не добиться.
— Стоит ему пожелать — и его братец за милую душу добудет для него всё, что заблагорассудится, — сказал Эгертон.
— Да что вы, он и Марни даже не разговаривают: они просто ненавидят друг друга.
— Боже милостивый! Впрочем, не забывайте про его мать: своим замужеством она породнилась с родом Делорейнов — и непременно станет импозантнейшей дамой в своей партии.
— Единственная достойная женщина среди тори; по-моему, все прочие им только вредят, начиная от леди Сент-Джулианс и заканчивая вашей приятельницей леди Файербрейс. Жаль, леди Делорейн не на нашей стороне. У нее редкий дар объединять людей, она умеет собирать кворум, да и держится безупречно: непринужденно — и в то же время изящно.
— Леди Мина Блейк полагает, что Эгремонт не только не стремится занять какой-то там пост, но и едва ли тяготеет душой к своей партии, и если бы не маркиза…
— Может, переманим его?
— Хм! Не знаю, не знаю. Мне говорили, что он с причудами: думает о судьбах народа.
— Он что, за тайное голосование и избирательное право для квартиросъемщиков?
— Ей-богу, уверен, что дело тут совсем в другом. Конкретно ничего не знаю, но поверьте на слово: чудак, да и только.
— Пожалуй, Пилю это не подойдет. Ему чудаки не по нраву. Вы это понимаете, Эгертон?
В эту минуту мистер Эгертон и его приятель уже подходили по Трафальгарской площади{414} к Чаринг-Кросс{415}. Тут они заметили экипажи леди Сент-Джулианс и маркизы Делорейн, что стояли бок о бок посреди улицы: сидевшие в них знаменитые государственные дамы увлеченно беседовали. Эгертон и Бернерс поклонились и улыбнулись женщинам, однако им не довелось услышать краткий и всё же весьма занимательный разговор, содержание которого, так или иначе, стало известно нам.
— Я даю им одиннадцать, — сказала леди Сент-Джулианс.
— Знаете, Чарльз уверяет меня, — произнесла леди Делорейн, — что и сэр Томас говорит то же; в целом Чарльз, разумеется, прав — однако он явно повторяет чьи-то слова.
— Итак, сэр Томас дает им одиннадцать, — сказала леди Сент-Джулианс, — и это меня вполне устраивает; мы так и скажем: одиннадцать. Но у меня имеется список, — она слегка приподняла бровь и лукаво взглянула на маркизу, — который доказывает, что получат они в лучшем случае девять. Это величайшая тайна, но между нами, разумеется, не может быть никаких секретов. Вот список мистера Тэдпоула; его никто не видел, кроме меня, — даже сэр Роберт. Лорда Грабминстера разбил удар; они скрывают это, но мистер Тэдпоул обо всём разведал. Они хотели уравновесить его полковником Фантомом: думают, что он при смерти, но мистер Тэдпоул раздобыл одного месмериста{416}, который поколдовал над ним и теперь уверяет, что полковник в деле. Это дает нам перевес в один голос.
— Стало быть, сэр Генри Чартон…
— О, вы уже знаете? — сказала леди Сент-Джулианс — она выглядела немного обиженной. — Да, он голосует за нас.
Леди Делорейн покачала головой.
— Мне кажется, — сказала она, — я знаю, откуда взялись эти сведения. Они в корне ошибочны. Всё заседание он был мрачнее тучи, так толком и не оправился, пришел к леди Элис Фермин и чего только не наговорил. Всё это чистая правда. Но сегодня утром на комиссии он сказал Чарльзу, что на голосовании поддержит правительство.
— Глупец! — воскликнула леди Сент-Джулианс. — Я всегда его на дух не выносила. А ведь я еще отправила его бесстыжей жене и франтихе-дочери приглашение на будущую среду! Надеюсь, что скоро всё в корне изменится! Я больше не вынесу такой жизни, этой вереницы постоянных жертв, — прибавила она, немного раздраженная тем, что ее партия лишилась одного голоса, а подруга и соперница оказалась лучше осведомлена.
— Вечером точно не будет голосования, — заметила леди Делорейн.
— Дело решенное, — сказала леди Сент-Джулианс. — Adieu[25], милый друг. Мы ведь встретимся за обедом?
— Интриги плетут! — сказал Эгертон Бернерсу, когда они прошли мимо этих прославленных дам.
— Утешает одно, — заметил Бернерс, — если нас и в самом деле выставят прочь, то леди Делорейн и леди Сент-Джулианс непременно повздорят — они ведь обе хотят одного и того же.
— Леди Делорейн свое возьмет, — сказал Эгертон.
Тут к ним присоединился мистер Джермин, молодой парламентарий от тори (читатель, возможно, помнит его по Моубрейскому замку), и дальше они пошли втроем. Эгертон и Бернерс пытались выведать у своего спутника намерения его друзей.
— И как же поведет себя Тродгитс?{417} — спросил Эгертон.
— Думаю, он воздержится, — сказал Джермин.
— А за кого, по-вашему, будет голосовать этот новичок от северного округа, — как его там?.. — сказал Бернерс.
— Благсби! О, Благсби обедал с Пилем, — ответил Джермин.
— Наши говорят, чепуха все эти обеды, — сказал Эгертон, — да и скука там, несомненно, адская, но, будьте уверены, они производят впечатление на депутатов от общин{418}. Мы недостаточно хорошо потчуем наших людей. Этот Благсби оказался как раз из тех, кто обычно покупается на обеды у Пиля, и, осмелюсь заметить, их люди сделали всё для того, чтобы Пиль непременно выпил с ним вина. Мы недавно попросили Мельбурна устроить грандиозный обед для некоторых наших соратников, которым, как поговаривают, необходимо внимание, — и он не выпил вина ни с одним из них. Он забыл! Хотел бы я знать, что там происходит в Палате. А вот и Спенсер Мэй, может, он просветит нас. Итак, что там творится?
— Нет определенности — ни здесь, ни там.
— Стало быть, никакого голосования?
— Точнее и не скажешь. Всё как обычно: своры с обеих сторон уже наготове.
Глава вторая
Утром того же дня, когда мистер Эгертон и его приятель мистер Бернерс, как стало известно из предыдущей главы, шагали по направлению к Палате общин, Эгремонт нанес визит своей матери; за время нашего рассказа она успела выйти замуж за маркиза Делорейна, знатного аристократа, который всегда был ее поклонником. Род его, основанный неким юристом, был относительно молод по меркам нашей истории. Нынешний лорд Делорейн, даром что получил Орден Подвязки и уже успел побывать наместником короля, был всего лишь внуком юридического консультанта; последний, впрочем, осознавал свои силы, а потому был приглашен в корпорацию барристеров{419} и умер, дослужившись до лорд-канцлера{420}. Несомненный талант в их семье переходил по наследству. Сын юридического консультанта сделал успешную карьеру при дворе и на целую четверть века утвердился в Кабинете министров. Действовал в их роду один непреложный принцип: женитьба должна быть выгодной, — так что кровь постепенно становилась всё благородней, а новые родственники непременно оказывались столпами политики или моды. Уже во втором поколении графского рода им несказанно повезло превратить свою корону в маркизскую, — однако сын старого лорд-канцлера жил в беспокойные времена и преследовал свою цель с тем же неистовым упорством, с каким лорд Ансон выслеживал галеон{421}. В конечном итоге он своего добился; так всегда и бывает, если человек спокоен и тверд. Нынешний маркиз, благодаря своей родословной, а также первой жене, был вхож в дома первых лиц королевства — да и выглядел этим господам под стать. Его могли бы считать воплощением аристократии — столь благородна была его внешность и столь безупречны манеры. Поклон его неизменно очаровал взоры, улыбка покоряла сердца. К тому же маркиз был очень хорошо образован и весьма недурно осведомлен: кое-что читал, кое о чем думал — и во всех отношениях был человек исключительный; он равно прославился в обществе своей жаждой справедливости и постоянным благоговением перед обворожительной леди Марни.