Она выплевывает слова, будто мне должно быть стыдно за себя.

– Да.

Я должен знать, что осталось между нами, прежде чем я сожгу этот мост навсегда.

– И я думаю, что ты тоже здесь, чтобы трахнуть меня. Выяснить, что ты упустила за все эти годы.

Она отвечает не сразу.

– Думай, что хочешь. Ты всегда так делаешь.

– Я закончил говорить.

На самом деле, я вообще завязал с этой игрой в кошки–мышки. Она обнажена, распростерта на моей кровати и открыта для меня. Почему мы вообще разговариваем до того, как я уберу ее барьеры? Как только я заставлю ее кричать и умолять об оргазме, тогда мы увидим, чего она действительно хочет.

Я обхватываю одну из ее лодыжек и перемещаю ее ногу в угол кровати, затем наклоняюсь, чтобы поднять манжету. Она задыхается, когда я пристегиваю ту, просовывая пальцы под нее, чтобы убедиться, что у нее все еще достаточный приток крови.

Когда я удовлетворен, тянусь к ее другой ноге.

Она вырывает ту у меня из рук, закусив губу:

– Джетт...

Я качаю головой.

– Ты слышала слухи обо мне. Я предоставил тебе множество доказательств того, что они верны. Так что не притворяйся удивленной. Я не причиню тебе вреда, но я хочу, чтобы ты была полностью открыта для меня. Ты согласилась подчиняться всем моим прихотям на этой неделе. Я жду.

Обычно я бы дал своему партнеру стоп-слово, но Уитни использовала его только для того, чтобы избежать своего психического дискомфорта. Я не подвергну ее физической опасности настолько, чтобы ей вообще понадобилось говорить, кроме задыхающейся, кричащей мольбы.

На самом деле, я с нетерпением жду этого.

– Понимаешь?

– Да... сэр.

– Отлично. А теперь дай мне ногу.

Я протягиваю руку. В другую я уже взял манжету.

Уитни пристально смотрит на меня. Я чувствую ее страх. И чувствую запах ее желания. Она в замешательстве и не понимает своей реакции.

Я просто улыбаюсь.

Медленно она двигает свободной ногой в моем направлении, затем кладет свою изящную лодыжку в мою ладонь.

Совершенно не торопясь, я пристегиваю ее и отступаю. И я смотрю на раскинувшийся передо мной пир. У меня слюнки текут.

Поскольку для меня разумнее не снимать штаны – по крайней мере, сейчас – я снимаю туфли, затем заползаю на кровать, нависая над ней. Я изучаю ее нежное лицо.

Помню, когда я думал, что был бы самым счастливым ублюдком в мире, если бы мог просто назвать ее своей. Прошло восемь лет, два континента, и слишком много бессмысленных трахов позже. Будь я проклят, если я все еще не думаю, что обладание ею, даже всего на неделю, сделает меня счастливым ублюдком.

Уитни выглядит взволнованной.

– Ты оставляешь мои руки свободными?

– Пока.

Если только она не даст мне повода не делать этого.

Когда она кивает, у меня внутри все сжимается, чтобы не поддаться желанию пожалеть и успокоить ее. Вместо этого я наклоняю голову и завладеваю ее ртом в требовательном поцелуе. Черт возьми, если у меня нет желания остаться у ее мягких, обожженных губ и пировать. В них есть что-то такое притягательное. Верхние губка соблазняет. Нижняя губка манит. Как я могу не хотеть ее?

Но есть еще кое-что, намного больше, к чему я не прикасался, кажется, целую вечность.

– Эти груди. Хм...

Слова вырываются сами собой. Я так занят, разглядывая темные соски, что даже не осознаю, что заговорил.

– Я изменилась с тех пор, как мне было шестнадцать.

– К лучшему, – бормочу я, прижимаюсь губами к шее и пробуя на вкус ее кожу.

Она откидывает голову назад и предлагает мне свое уязвимое горло. Рассеянно задаваясь вопросом, понимает ли она то бессознательное доверие, которое мне оказывает, я скольжу губами по ее плоти, целую пульсирующую точку на шее, облизываю языком выпуклости груди и пробираюсь к твердым, соблазнительным пикам.

Я помню, что она была чувствительной... но это было давно, и я был первым мужчиной, который прикоснулся к ним. К счастью, когда я ловлю один из ее сосков между большим и указательным пальцами и тяну, ее тело напрягается. Ее дыхание прерывается.

Черт, она все еще невероятно отзывчива на мои прикосновения. Я не должен позволять этому возбуждать меня больше, но я наслаждаюсь визуальным пиршеством, когда она выгибается и резко втягивает воздух, когда ее охватывает ощущение. Потребность беспрепятственно вспыхивает во мне.

И снова я дотрагиваюсь до ее нежного пика, удовлетворенный тем, как она сжимает постель и смотрит на меня так, словно хочет контролировать свое тело... и не может.

– Ты хочешь, чтобы я пососал твои соски?

Я снова ущипнул ее за твердый кончик, безжалостно перекатывая и ударяя по нему. Она сглатывает и сжимает губы.

– Делай, что хочешь. Ты все равно это сделаешь.

– Ответь мне.

Когда она этого не делает, я ставлю колени по обе стороны от ее бедер и беру в руки оба соска, одновременно манипулируя ими.

– Я могу заниматься этим всю ночь, Уитни, пока ты не захочешь умолять меня об облегчении. Если ты вынудишь меня, как ты думаешь, сколько милосердия у меня будет?

Она откидывает голову назад и закрывает глаза, как будто пытается вытолкнуть меня из своей реальности. Но мы оба знаем, что я ей не позволю.

– Нет, – выдыхает она.

– Верно. Я спрашиваю в последний раз. Ты хочешь, чтобы я их пососал?

– Что бы я ни сказала, ты меня уничтожишь.

Плачущая нотка в ее голосе переворачивает больше, чем мое либидо.

– Да, так что ты только оттягиваешь неизбежное.

– Я ненавижу тебя.

Это больно, но я ненавижу себя гораздо больше за то, что не могу разлюбить ее.

Уитни все еще давит, проверяет. Что ей нужно?

– Так ты и сказала.

Я тяну и глажу кончики. Они твердеют еще больше, когда она краснеет и корчится в бессознательном предложении.

– Но это ничего не меняет, так почему бы тебе не взять у меня то, что ты хочешь?

Я отпускаю ее и сажусь на пятки, наблюдая и ожидая.

Через несколько секунд ее глаза распахиваются. Они еще более расширены, чем раньше. Из ее горла вырывается тихий всхлип. Господи, сколько времени пройдет, прежде чем я войду в нее? Сколько пройдет времени, прежде чем я почувствую – хотя бы на несколько драгоценных минут – что она моя?

– Пососи мои соски, – наконец выдыхает она. – Сильно.

– Пожалуйста? – насмехаюсь я.

Она кивает.

– Пожалуйста.

– Сэр?

Она вздыхает, затем вздрагивает, когда я снова щиплю чувствительные кончики, на этот раз с большим укусом.

– Пожалуйста, пососите мои соски сильно, сэр.

– Я знаю, что это было нелегко для тебя, поэтому я склонен подчиниться. В этот раз. Но в следующий раз, когда ты чего-нибудь захочешь, мольбы должны быть намного слаще.

– Ты ублю... Ох!!

Уитни перестает ругать меня, когда я сосу один из ее сладких ягодных сосков губами и делаю глубокий вдох. Я провожу языком по кончику, кружусь вокруг него, нежно покусываю, затем подношу его к небу и безжалостно втягиваю.

Звуки, которые она издает, одновременно отчаянные и животные. Когда я отпускаю кончик в ожидающие тиски пальцев, я захватываю другой ртом, попеременно успокаивая и мучая его тоже.

Она корчится и извивается, задыхаясь и сжимая простыни. Бессознательно она раздвигает колени шире, как будто горит для меня одного. Это заставляет мое желание взлететь до небес.

Черт, она лезет мне в голову.

– Принцесса... – бормочу я у ее блестящего соска, прежде чем переключиться на первый и снова пососать его и подергать. – Больше?

– Да.

– Я все еще ублюдок?

Я царапаю зубами край ее соска.

Ее вздох становится резче.

– Да.

– Ты хочешь, чтобы я довел тебя до оргазма?

Глаза Уитни закрываются, когда она извивается подо мной, ее голос и шея напрягаются.

– Да. Пожалуйста.

– Сэр?

– Да, сэр. – Даже сквозь стиснутые зубы, она звучит хрипло. – Пожалуйста, доведи меня до оргазма.

– Лучше, – хвалю я, но не делаю никаких движений, чтобы исполнить ее желание, просто держусь за ее соски.

Признаюсь, я наслаждаюсь своей властью над ней. Не просто потому, что я ее мучаю – хотя отчасти это так, – а потому, что она так близка к признанию, что тоже хочет меня.

Я, блять, фантазировал об этом больше раз, чем могу сосчитать.

– Ты сделаешь это? – задыхается она.

– Возможно. В конце концов. – Я пожимаю плечами. – Посмотрим.

Ее пронзительный крик требования – музыка для моих ушей. Когда я снова обвожу языком ее соски, один за другим, я позволяю мучительному звуку проникнуть в мой мозг и заполнить пространство между ушами, чтобы я мог воспроизводить его снова и снова.

– Джетт... – скулит она. – Не делай этого.

– Чего?

– Не отказывай мне. – Она приподнимается достаточно, чтобы посмотреть на меня умоляющими глазами. – Не отказывай нам.

Ее ответ заставляет мое сердце остановиться. Я чувствую, как моя решимость колеблется.

Я так близок к тому, чтобы раздеть ее догола. Не физически. Раздеть ее было легко. Но эмоционально, так, как я нуждаюсь в ней больше всего? Да.

Видит Бог, я до смешного жесток для нее. Но это нечто большее – гораздо большее. Я быстро приближаюсь к распутью. То, что я выберу дальше, может определить мое будущее.

Месть или Уитни?

Она тянется ко мне, прижимая ладонь между моих ног. Мне приходится сдержать стон. Но становится в десять раз хуже, когда она проводит пальцами по моему ноющему стволу.

Какого черта я не снял штаны?

– Не играй в игры, – умоляет она.

– Мы уже играем, принцесса. – Приподняв бровь, я хватаю ее за запястье и оттягиваю его. – Прямо сейчас у меня есть сила. Чем больше ты настаиваешь, тем меньше вероятность, что я тебе уступлю.

– Потому что ты мстительный?

Если я буду честен? Потому что я восприимчив. Потому что в ту минуту, когда услышу ее крик, я, вероятно, поспешу залезть в нее – не обращая внимания на последствия – и сольюсь с ней. Потому что, когда она рядом со мной, мне приходится бороться за каждую унцию своего контроля.

Потому что я знаю, что если у меня не будет правильного настроя, мой мозг не будет органом, принимающим решения.

– Думай что хочешь. Меня волнует только то, что ты делаешь. Положи руки на матрас ладонями вниз. Сейчас.