На несколько секунд все замерли. Инспектор передо мной пригнулся, метя ножом в Дудочника, который в свою очередь держал острие в ладони от Инспектора. За спиной Дудочника с двумя метательными ножами наизготовку стояла Зои, рядом раненый лучник все еще сжимал клинок, торчащий под ключицей. Двое других солдат с вытянутыми мечами отступили туда, где их не могли настигнуть точные броски Зои.
Я нащупала нож у себя на поясе, но сталь лязгнула о сталь — Инспектор спрятал свой клинок в ножны.
— Отставить! — кивнул он солдатам, которые тут же отступили.
Раненый чертыхнулся. Я не видела крови, но почуяла ее запах: отчетливую вонь сырой печени, которая напомнила об освежеванном кролике и трупах на Острове.
— Думаю, мы понимаем друг друга. Я пришел поговорить, но теперь вы знаете, что если дело дойдет до поножовщины, я без боя не сдамся.
— Еще раз ее тронешь, и я отрежу твой язык, — прошипел Дудочник. — И разговоры для тебя закончатся.
Он ринулся вперед, схватил меня за руку и толкнул к Зои. Та опустила ножи, но в чехлы не убрала.
— Оставьте нас! — крикнул Инспектор своим солдатам и нетерпеливо отмахнулся. Они отошли, темнота поглотила их лица, и я уже не слышала сбившееся дыхание раненого лучника.
— Ты в порядке? — спросил меня Дудочник.
Я все еще прижимала руку к шее.
— Он мог перерезать мне горло, когда ты метнул нож, — прошептала я.
— Он не собирался тебя убивать, — ответил Дудочник. — Это всего лишь уловка, представление. Ему важен этот разговор. — Его слова звучали громко, чтобы Инспектор их услышал. — Он просто хотел тебя припугнуть, показать, какой он сильный.
Я посмотрела на Дудочника, задаваясь вопросом, что же могло внушить ему такую уверенность.
— Где остальные твои солдаты? — спросила Инспектора Зои, вглядываясь в окружающий пейзаж.
— Я же сказал, со мной только моя охрана. Можете представить, что случится, если станет известно о нашей встрече?
Я повернулась. Его люди смотрели на нас с опаской с двадцати метров. Меченосцы все еще не спрятали свое оружие. Раненый выронил лук и прислонился к одной из изогнутых металлических опор, но потом стремительно выпрямился, словно прикоснуться к запретным остаткам времен До было мучительнее, чем получить нож в плечо.
— Как ты нас отыскал? — Я повернулась к Инспектору. — Синедрион ищет нас много месяцев. Почему ты и почему именно сейчас?
— Твой брат и Воительница считают, что их машины позволяют им следить за всеми. Может, это работало, пока у них была Исповедница и ее видения. Они не разменивались на старые добрые методы. Хотя могли бы многому научиться от старших советников или опытных солдат, если бы уделили этому время и внимание, как сделал я. Я много лет платил мальчишкам-соглядатаям в половине поселений от Уиндхема до побережья. Если необходимы свежие новости с места событий, жадный сопляк, которому пообещали серебряную монетку, стоит больше любой машины. Иногда это пустая трата денег, частенько они выдают только слухи и ложные тревоги. Но время от времени мне везет. Я получил неподтверждённый сигнал о вас из Друри. Потом кое-кто сообщил, что троих незнакомцев видели в Уиндраше. Не просто бродяг, а девушку-альфу с двумя омегами. Мои разведчики висели у вас на хвосте четыре дня.
— Зачем? — поинтересовался Дудочник.
— У нас есть нечто общее.
Смех Дудочника громко прозвучал в темноте.
— У нас? Посмотри на себя!
Инспектор проделал путь сюда от Уиндхема, но все равно выглядел лощеным. Где-то неподалеку располагалась его палатка, которую доставили и установили солдаты. Постель была заправлена чистым бельем. Пока мы скитались пешком, по колено и выше увязая в сугробах пепла и сбивая ноги по скалистым холмам, он ехал на лошади. Наверняка его люди таскали ему воду для мытья — на нем не было и следа грязи, что покрывала нас от макушки до пят. И судя по его округлым щекам, ему не приходилось выбирать червей из гриба, единственной еды в конце долгого ночного перехода, или целых десять минут выскабливать последние кусочки плоти из костлявой тушки ящерицы.
Голод превратился в непременный атрибут нашего существования, от которого невозможно избавиться, поэтому, глядя на сытую физиономию Инспектора, я рассмеялась вслед за Дудочником. Зои у меня за спиной плюнула на землю.
— Мне понятен ваш смех, — произнес Инспектор. — Но у нас больше общего, чем вам кажется. Мы хотим одного и того же.
Теперь рассмеялась Зои.
— Знал бы ты, что я хочу сделать с тобой и другими ублюдками из Синедриона, запел бы по-другому.
— Я уже говорил, что вы ошибаетесь, если думаете, что все мы одинаковые.
— Вы спите на перинах, пока омеги страдают. Нам-то что с ваших междоусобиц, вызванных тем, что вы не можете решить, как еще усложнить нам жизнь? Вы время от времени убиваете друг друга, но нам-то от этого никакой пользы.
— Многое изменилось.
— Дай угадаю, — хмыкнул Дудочник, — ты вдруг заделался защитником омег?
— Вот уж нет. — Его честность остановила Зои, которая уже готова была его перебить. Инспектор продолжил, даже не пытаясь сделать вид, что ему стыдно: — Меня заботят альфы. Я хочу для них лучшего. Это моя работа, как твоя — заботиться о твоих соплеменниках.
— Я больше не возглавляю Ассамблею. — Дудочник указал на свою рваную одежду и грязное лицо. — Похож я на вождя Сопротивления?
Инспектор оставил его слова без внимания.
— Действия Реформатора и Воительницы, их намерения — это риск для всех: как для омег, так и для альф.
— В смысле? — уточнила я.
— Только не надо играть со мной в игры. Ты сбежала из Уиндхема через зал с резервуарами. Тебе известно, что Реформатор и Воительница восстанавливают механизмы и электричество. Подозреваю, тебе известно о базе данных Исповедницы намного больше, чем ты признаешь. Я не повелся на сказочку Реформатора, будто близнец Исповедницы убил ее в одиночку.
Я промолчала.
— Я долгое время работал с Воительницей и Реформатором. И даже терпел его близость с Исповедницей. — Его верхняя губа презрительно искривилась. — По крайней мере от нее была польза. Но сейчас наши пути разошлись. Стало понятно, что твой близнец и Воительница соблюдают запрет на применение машин и технологий До только на словах, потому что так требуют приличия. Но на самом деле активно ими пользуются. Всегда пользовались. Они как могут держат все в тайне, но нельзя делать все втроем. Последние несколько лет ко мне стали приходить солдаты из их личной охраны. Они видели, что охраняли — резервуары. Я выходец из армейских кругов, в отличие от Реформатора или Воительницы, несмотря на ее военный псевдоним. Я понимаю рядовых солдат, простых людей. Знаю, насколько глубоко в них заложено табу. Твой близнец и Воительница, увлеченные своими идеями, не учли, насколько большинство населения боится и ненавидит машины.
— Больше, чем омег?
— Все это звенья одной цепи. Известно, что машины стали причиной взрыва, причиной рождения близнецов и причиной появления омег.
Вот как он нас видел: как своего рода отклонение, ужас одного ряда со взрывом. Как задачу, которую следует решить.
Инспектор продолжил:
— Когда погибла Исповедница, а ее база данных оказалась разрушена, я понадеялся, что экспериментам конец. Но интерес твоего близнеца и Воительницы к машинам не ослабевает. Он зашел уже слишком далеко. Последним человеком, наделенным властью в Синедрионе, который им противостоял до последнего, был Судья. Даже когда они захватили его близнеца, на краю гибели, он по-прежнему твердо ратовал за запрет технологий, потому что знал — в противном случае он лишится поддержки народа. Его близнеца убили, как только в Судье отпала нужда.
— А что другие советники Синедриона? — поинтересовался Дудочник. — Они знают о том, что делают и замышляют Реформатор и Воительница?
— Не многие. Большинство выказывает молчаливое одобрение, но не особо вникает. Они будут счастливы, если у Реформатора и Воительницы что-то выйдет, но не хотят быть причастны, если что-то пойдет не так.
Как хорошо было бы выбрать невежество, стряхнуть с себя бремя знаний…
— Но есть еще и те, у кого нет особого выбора — они не успели припрятать своих близнецов, до того как до них добрались Реформатор и Воительница.
— А что с твоим близнецом? — спросила я.
— Она у меня. Не в камере сохранения, а под охраной солдат, которым я доверяю.
Я напрягла мышцы шеи, чтобы сдержать охватившую меня дрожь. Мне частенько снилось по ночам, что я снова в камере сохранения, навсегда ставшая узницей времени, а мимо пролетают бесформенные дни.
— Думаешь, это лучше камер сохранения?
— Безопаснее. И для нее, и для меня. Исходя из сегодняшних реалий, не думаю, что могу защитить ее в Уиндхеме. Даже в камерах сохранения.
— Для чего ты нас искал? — спросила я.
— Последние несколько лет, после того как мне стала ясна одержимость коллег машинами, я попытался на сколько возможно разузнать об их планах с помощью других провидцев. Их не так уж и много, и их возможности очень разные. Некоторые не имеют никакого практического значения, большинство ни на что не годны. — Он произнес это так бесцеремонно, словно те из нас, кого объяло безумие, что-то вроде телеги с отвалившимся колесом или проржавевшего ведра. — Но вот ты… — Он повернулся ко мне: — По моим сведениям ты могла бы быть полезной. А если еще и работаешь на Сопротивление, — он кивнул на Дудочника и Зои, — от нашего сотрудничества можно получить и гораздо больше.
— Я же сказал, — выговорил Дудочник по слогам, — я больше не возглавляю Сопротивление.
— Но ведь ты хочешь остановить программу резервуаров?
— Что тебе от нас нужно? — перебила я.
Мы четверо кружили в осторожном танце среди покореженных балок, а солдаты наблюдали за нами на расстоянии.
— Мне нужна ваша помощь, чтобы остановить твоего близнеца и Воительницу в их стремлении к машинам.