ГЛАВА 8 ЛИЛИАНА

Я пялилась в потолок, или куда-то туда, где, я знала, он и был. Темень была непроглядная. Я даже не могла рассмотреть собственную руку. Порой казалось, что темнота — это то, из чего состоит моя жизнь. Долгий туннель без конца. Особенно по ночам меня преследовали слова мамы. Я пообещала ей быть счастливой, но даже не знала, как это сделать. Беспроглядное одиночество заполняло меня, завладело мной со времен смерти мамы. Мы никогда не были с ней настолько же близки, насколько другие девочки со своими матерями, но она всегда была рядом. Теперь же казалось, что я осталась одна. Конечно, был еще Фаби, но он был маленький и скоро станет членом мафии, а отец... Прямо сейчас, нахождение в Хэмптонс делало меня счастливой, но это было временно.

Мои сестры, они всегда были рядом, когда были нужны, но у них были собственные жизни, мужья, а однажды появятся полноценные семьи. Они все еще любили меня, заботились, но я хотела собственного счастья, отдельного от них. Я хотела то, что было у них. И я знала, что единственным человеком, который может даровать мне такое счастье, был Ромеро.

Он по-другому смотрел на меня этим летом. В прошлые годы выражение его лица ясно говорило о том, что я всего лишь девчонка в его глазах, кто-то, кого должен защищать. Но недавно что-то изменилось. Я не была экспертом по части мужчин, конечно же, но в его взгляде появился отголосок чего-то, что я часто видела на лице Луки, когда он смотрел на мою сестру.

Как минимум, мне так казалось. Я откинула покрывало и села. Я даже не стала включать свет, боясь привлечь внимание, и наощупь направилась к двери. Я медленно опустила ручку и выскользнула в коридор. Там было тихо и темно, но здесь я хотя бы могла рассмотреть очертания. Не то, чтобы я нуждалась в чем-то, чтобы найти спальню Ромеро. Я точно знала, где она находится. Я бесчисленное количество раз представляла, как пробираюсь туда. Но прежде разум останавливал меня. Этим вечером я слишком устала слушать голос рассудка, не высовываться. Я не хотела быть одна, не хотела проводить ночи напролет, пялясь в темноту, будучи грустной и одинокой. Я кралась по коридору, стараясь не издать ни звука, едва осмеливаясь дышать. Когда я оказалась у двери в комнату Ромеро, то замерла перед ней. Внутри было тихо. Конечно, уже было заполночь, а он всегда рано поднимался, чтобы побегать.

Мои пальцы подрагивали от нервов, когда я ухватилась за дверную ручку и опустила ее. Дверь бесшумно распахнулась. Я прокралась внутрь и закрыла ее, а затем на какое-то время замерла, просто глядя на постель перед собой и очертания тела Ромеро на ней. Шторы не были задернуты, так что луна слегка освещала его. Ромеро лежал спиной ко мне, одеяло укрывало его до талии. Мои глаза оглядели мышцы его спины и рук. Я подошла ближе, один неуверенный шаг за другим. Это было так неправильно. Ромеро и прежде ловил меня в своей комнате, более того, он поймал меня на подглядывании за ним в душе, но сейчас все ощущалось еще интимнее. Он был в постели, и если удача будет на моей стороне, скоро я присоединюсь к нему. Что если он прогонит меня? Или хуже — разозлится и расскажет Луке? Что, если они отправят меня обратно в Чикаго, в мрачный и безнадежный дом к моему отцу, который совсем не скучал по моей матери?

Я стояла в паре шагов от кровати. Мое дыхание ускорилось, будто бы я заставляла себя, а мои руки были липкими от пота. Может, я потеряла рассудок. Я пыталась убедить себя, что делаю все потому, что мама попросила меня быть счастливой, но, может, это было лишь предлогом для моего сумасшествия. Я захотела Ромеро задолго до того, как мама сказала мне хоть что-то, и попыталась поцеловать его задолго до ее смерти.

Я покачала головой, злясь на себя за лишние мысли. Было время, когда я делала все, что мне заблагорассудится, стоило мне захотеть этого. Я сделала еще один шажок к кровати, но должно быть зашумела, сама того не заметив, потому что дыхание Ромеро изменилось, а его тело напряглось. О нет. Отступать было уже некуда.

Он перевернулся на спину одним молниеносным движением, а затем его глаза остановились на мне. Он расслабился, а потом вновь напрягся.

— Лилиана?

Я не ответила. Мой язык словно прилип к небу. О чем я только думала?

Ромеро опустил ноги с кровати и сел на краешек, молча глядя на меня. Видел ли он мое лицо? Вероятно, я была похожа на мышку, которую поймал кот, но я не боялась. Ни на каплю. Я была смущена и в странном предвкушении. Я была поехавшей и неуравновешенной мышкой, это уж точно. Ромеро поднялся на ноги, и, конечно же, мои глаза быстро оглядели все его тело. На нем были только боксеры. Он выглядел слишком хорошо, чтобы быть настоящим. Будто бы вышел из моих фантазий. Было смущающе думать о том, насколько часто я мечтала о Ромеро и обо всех тех мечтах, которые я хотела сделать с ним.

— Лили, что ты здесь делаешь? Все в порядке?

В его голосе было беспокойство, но там же было и что-то еще. Что-то, что я уже слышала, когда он поймал меня за подглядыванием за ним в душе. Что-то темное, с отголосками жажды.

Мой живот наполнили бабочки, и я шагнула к Ромеро. Я хотела порхнуть в его объятия, поцеловать его, и даже больше.

— Могу я спать с тобой? — слова просто сорвались с моих губ, прямо так, и я не могу поверить, что произнесла это. Более того, их можно было неправильно понять.

Ромеро застыл. Мы молчали. Я была уверена, что в любую секунду это сломает меня. Я сделала еще один шажок к нему, теперь я была на расстоянии вытянутой руки от него.

Дыхание Ромеро было невероятно громким. Я могла видеть, как отяжелела его грудь. Он злится?

— Это не то, о чем стоит шутить, — тихо произнес Ромеро. — Это не смешно.

Он был зол. Может, мне следовало понять намек и, развернувшись на каблуках, покинуть его комнату, но как и Джианна, я никогда не блистала умом в подобных ситуациях.

— А я и не шучу, и это не то, что ты думаешь, — прошептала я. — Я хочу спать в твоей кровати, просто спать.

Пока что. Рано или поздно мне понадобится куда больше.

— Лилиана, — пробормотал Ромеро. — Ты сошла с ума? Ты вообще понимаешь, что говоришь?

Меня охватила ярость. Все вечно думали, что я слишком юна, слишком наивна и вообще женщина, чтобы принимать решения.

— Я абсолютно точно знаю, что сказала.

— Сомневаюсь.

Я сократила расстояние между нами настолько, что наши грудные клетки почти касались. Ромеро не отошел, но напрягся.

— Каждую ночь я ощущаю, как темнота полностью поглощает меня, как моя жизнь становится мне неподконтрольной, будто в ней нет совсем ничего хорошего. Но когда я думаю о тебе, все прочие чувства отступают. Я чувствую себя в безопасности, когда рядом с тобой.

— А не стоило бы. Я не хороший человек, с какой стороны ни взгляни.

— Мне все равно на то, хороший ли ты. Я выросла в этом мире. Я знаю, как обстоят дела, и меня это не беспокоит.

— Ты не знаешь и половины. И если ты на самом деле знаешь, как обстоят дела, тебе стоит подумать о том, что случится, если кто-то увидит тебя в моей комнате ночью.

— Я устала слушать о том, что мне нельзя. Разве я не могу решать сама? Это моя жизнь, так почему я не могу принимать никаких решений?

Ромеро на мгновение затих, а затем сказал:

— Конечно, это твоя жизнь, но у твоего отца есть определенные планы на тебя. И дело не только в этом — Лука дал ему и Данте Кавалларо слово, что он позаботится о тебе и твоей безопасности. Речь идет и о твоей репутации. Если кто-то расскажет им, что ты прямо сейчас в моей комнате, это может привести к войне между Синдикатом и Нью-Йорком. Это не игра. Все слишком серьезно, чтобы забавляться.

— Я не забавляюсь, я так одинока, Ромеро, — прошептала я. — И ты мне нравишься. Правда, — это было даже преуменьшением. — Я просто хочу быть рядом с тобой. Ты поцеловал меня в ответ, и я знаю, как ты смотришь на меня. Я знаю, что ты интересуешься мной.

Ромеро ничего не ответил.

Сомнение начало заполнять мой мозг. Могло ли быть так, что я придумала себе все эти взгляды?

— Если я не нравлюсь тебе, так и скажи. Все в порядке.

Это была ложь. Я буду раздавлена, но, может, оно и к лучшему. Я просто продолжу как-то жить дальше.

— Блять, — пробормотал он, отворачиваясь от меня, от чего я уставилась на его спину. — Если бы я был хорошим парнем, я бы прямо так и сказал. Я бы, сука, солгал тебе для твоего же блага. Но я не хороший, Лили.

Волна облегчения накрыла меня. Он не сказал, что я ему не нравлюсь. Я прочла все знаки правильно. Боже, я была готова кричать от радости. Я положила свои ладони на его обнаженные плечи. Его кожа была гладкой, за исключением нескольких маленьких шрамов, но они делали его в моих глазах еще более желанным. Его плечи напряглись под моим прикосновением, но он не отошел.

— Так ты интересуешься мной? Я нравлюсь тебе?

Ромеро резко усмехнулся.

— Это сумасшествие.

— Просто ответь. Ты считаешь меня привлекательной?

Он развернулся. Я не была настолько быстрой, чтобы убрать руки, так что теперь они располагались у него на груди. Это ощущалось еще приятнее. Я не могла остановить себя от того, чтобы гладить Ромеро. Даже в полутьме я могла видеть огонь в его глазах. Он оглядывал меня от макушки до кончиков пальцев. На мне были лишь пижамные шорты и майка, но я ни капли не смущалась. Я хотела, чтобы Ромеро видел меня такой, хотела получить его реакцию.

— Лили, ты великолепна. Конечно, я считаю тебя привлекательной. Посмотри на себя, ты охереть насколько прекрасна, чтобы описать это словами.

Мои губы распахнулись. Это было куда больше, чем я смела надеяться. Я придвинулась еще ближе и взглянула на него.

— Тогда почему ты отталкиваешь меня?

— Потому что это правильно, и я знаю риски.

— Разве это не стоит того, чтобы рискнуть?

Ромеро взглянул на меня с таким мощным выражением, что я не удержалась и поежилась. Он не ответил. Ромеро ухватил меня за бедра и прижал к себе, прежде чем наброситься на мои губы. Я приоткрыла рот, не колеблясь, жаждущая этого поцелуя, его близости. Его язык ворвался в мой рот. В поцелуе Ромеро не было ни тени неуверенности или сомнения. Я застонала. Это так отличалось от нашего первого поцелуя, все было куда более мощно. Он обхватил мой затылок, направляя меня так, как хотел того. Я едва поспевала за ним. Я приподнялась на цыпочки и прижалась к Ромеро, пока хваталась за его плечи, чтобы удержать равновесие. Этот поцелуй покорял меня, разжигал огонь в моем животе и заставлял меня желать большего.