Как я всегда делаю. Каждый день.

Я наблюдаю, как намоченная дождем одежда облегает ее тело. Как дождь намочил ее и облепил мягкой хлопчатобумажной одеждой каждый изгиб, который дал ей Бог. Я смотрю, как она бежит к крыльцу и смеется над дождем.

Я наблюдаю с пульсирующим членом.

Это уже не в первый раз. И не будет последним. И это отстой.

Она совершенно недосягаема. Вход воспрещен. Запретная. Она – сверкающий бриллиант, на который я должен таращиться с благоговением, и у меня никогда не будет возможности – или права – прикоснуться к нему.

Вожделение к дочери босса никогда не было хорошей идеей, но с ней это совершенно опасно. Действуя в соответствии с этим, я могу погибнуть. Ее отец – смертоносный ублюдок с властью и связями. Никто в здравом уме ему не перечит.

Я бы отказался от своей нездоровой одержимости, но она – часть моей работы. Теперь моя цель – присматривать за ней. Бесконечное желание обладать ею стало моим наказанием. Никогда не иметь ее – мое наказание.

Это еще хуже, потому что за последние семь месяцев – нет, это продолжалось годами – я влюбился в нее.

Моя жизнь – это чертова пытка.

Вечер за вечером я терпеливо жду ее возвращения домой. Как и всегда она зайдет домой, включит свет, приготовит себе ужин, сядет за стол у окна, выходящего на улицу, закусит губу, накручивая локон себе на палец и будет делать домашнюю работу.

Около десяти часов она выключает ноутбук, исчезает в душе на восемь минут, тринадцать, если она моет свои длинные светлые кудри, а затем ложится в постель, чтобы почитать. Если ей не нравится книга, она выключит свет в течение десяти минут. Если ей та нравится, свет может не погаснуть до полуночи. Если ей действительно она нравится, свет погаснет... а затем снова включится через несколько минут – после ее оргазма.

Я чертовски хотел бы быть тем мужчиной, который доставит ей удовольствие. Но меня предупредили. Смотри, но не трогай. Фантазируй, но не переходи черту.

Я чувствую себя собакой, которую душит слишком тугой ошейник. Я чертовски ненавижу это.

Но люди, от которых я ее защищаю, – это бичи и отбросы преступного мира. Худшие из худших. Я нужен ей... даже если она этого не знает. Я не смею уйти. И не могу.

Тем более, что я уже знаю вкус сладкого поцелуя Ванессы. Меня это преследует. И если бы мой босс знал, что я был первым мужчиной, попробовавшим невинность губ его малышки, я был бы мертв.

Это безвыходная ситуация.

Сегодня вечером Ванесса укрывается от бури на своем крыльце. Когда та резко останавливается, она болтает с пожилой соседкой, берет свою почту и направляется внутрь. Все нормально.

Я жду, когда загорится свет. И жду. И жду еще немного.

Он не загорается. Она все еще стоит в темноте.

Я хмурюсь.

Что-то не так. Неприятности зреют у меня в подсознании. Я все еще жив, потому что научился прислушиваться к своим инстинктам.

Поэтому я делаю то, чего не делал все эти месяцы, наблюдая за ней. Я выхожу из машины и направляюсь к ее дому.

Впереди меня ветер распахивает ее дверь. Я не вижу никаких признаков ее присутствия. Это нехорошо. Стоя в сгущающейся темноте, я заглядываю в щель и вижу только смутные очертания ее сумочки на ближайшем стуле. Куча чего-то – одежды? – на кухонном полу. Сигнализация не работает.

Ванессы нигде не видно.

Прежде чем я врываюсь внутрь, она выскакивает из-за угла. Лунный свет, проникающий через окна, говорит мне, что она не голая, но близко. Это также придает ее фигуре силуэт. Под серебристыми лучами я мельком вижу ее светлые волосы и кремовую нежную кожу. Остальная ее часть почти полностью поглощена тенями, которые очерчивают выпуклости ее грудей и твердые кончики сосков. Легкое покачивание ее спины подобно изгибу ивы — она изгибается и движется с изяществом. Округлые изгибы ее дерзкой попки свидетельствуют о ее молодости и увлечении пилатесом. У нее стройные бедра, сильные икры и изящные ступни.

Я горю. Я голоден. Я нуждаюсь в ней.

Я отодвигаю это в сторону, когда понимаю, что она бежит на кухню, как будто ее очень красивая задница горит, и она собирает свою одежду.

Прежде чем я успеваю ворваться и выяснить, в чем дело, она широко распахивает слегка скрипучую входную дверь. Она меня не ждет. Я не хочу напугать ее до чертиков. Но то, как она спешно отступает и дрожит, говорит мне, что поезд ушел.

Что ее напугало?

Мне нужно выяснить и нейтрализовать это – сейчас.

Ванесса налетает на меня, как будто слишком боится того, что может быть позади нее, чтобы смотреть прямо перед собой. Когда она отскакивает от моей груди, то задыхается. Я для нее сюрприз. Она роняет все, широко раскрыв глаза, и пятится от меня, словно я часть проблемы, а не ответ на нее.

Если в доме есть опасность, она не побежит обратно внутрь.

Я крепко беру ее за руки, притягиваю к себе и прижимаю ее тело к своему.

Черт возьми, я только однажды был так близок к Ванессе Хартли, как сейчас. И все закончилось тем, что ее губы коснулись моих.

Воспоминание, даже если оно древнее, не помогает моей сдержанности. Мне нужно начать использовать голову на плечах, а не ту, что у меня между ног.

Когда она открывает рот, чтобы закричать, я закрываю его ладонью и шепчу:

– Ш-ш-ш, Ванесса. Не бойся.