Проходит еще несколько дней. Из пораженного кокона тарантула появляются наездники, но совсем не такие, которые откладывали яйца, а стройнее, длиннее, без яйцеклада и с самыми настоящими прозрачными крыльями. Расправив их, они разлетаются во все стороны. Это самцы, и вылетают они неспроста раньше своих бескрылых самок. Им ведь надо еще немало попутешествовать. Только потом, через один-два дня из кокона появляются похожие на муравьев самки наездника и потихоньку выбираются из норы тарантула.
Что же с коконом? Только несколько случайно уцелевших паучков вышло из него и уселось на спину матери. Но тарантул все еще прогревает обезображенный и дырявый кокон. Как же его бросить. Ведь он не пустой, а инстинкт паука позволяет оставить кокон лишь тогда, когда от него остается одна легкая оболочка.
Проходит много дней. В тщетных ожиданиях паучат самка тарантула худеет. Уцелевшие паучки или сами разбредаются в стороны или, прежде чем это сделать, нападают друг на друга. Жалкая и тощая, самка теряет последние силы и погибает, обняв свое уничтоженное наездниками детище. Впрочем, не все пауки одинаковы и не столь уж однообразны их инстинкты, как принято думать. Некоторые из тарантулов после долгих ожиданий разрывают в клочья пораженные коконы и покидают норы, иногда успевая изготовить еще другой кокон.
Но куда делись наездники? Весна кончилась. Все взрослые тарантулы давно вывели паучат, расселили их, сами погибли, и нет больше в природе коконов с яичками… В это время как раз кончается юность ядовитого паука каракурта, и подросшие пауки переселяются во всевозможные теневые укрытия и готовят постоянное жилище. Здесь из плотной паутины выплетается шаровидное логово, единственный выход из которого ведет к широко раскинутым над землей паутинным тенетам. С этого момента жизнь каракурта становится однообразной: чуткое ожидание добычи, стремительное нападение, потом обжорство, откладка яиц и изготовление коконов. Вскоре все стенки логова паука обвешаны охотничьими трофеями — панцирями убитых и высосанных насекомых.
Паук не терпит присутствия посторонних в своем логове и бросается на все живое, попавшее в сети. Только иногда муравьи безнаказанно забредают в его жилище, растаскивают остатки несъеденной добычи. Разве убережешься от этих надоедливых насекомых, сующих свой нос решительно во все закоулки. Тогда среди муравьев, не отличимая по внешнему виду от них, осторожная и ловкая, появляется самка наездника. Она обстоятельно обследует коконы каракурта и обстукивает их долго и внимательно своими нежными усиками: какой из них с яичками, а не с паучками? И найдя свежий кокон, откладывает в него свои яички.
Теперь сколько бы ни выходили из коконов каракурта наездники, всем хватит дела, так как до самой осени будут появляться новые коконы. А если их не окажется, то выручат коконы агелены, хотя добраться до них гораздо труднее, так как этот паук осторожнее и, кроме того, тщательно укутывает яички в толстый и рыхлый слой паутины.
С наступлением осени окуклившиеся наездники останутся в коконах каракурта и агелены, проведут там долгую зиму. Вылетят они весной, как раз к тому времени, когда начнет изготовлять свои коконы тарантул. Если бы не было тарантулов, наездникам негде было бы развиваться весной, они погибли бы, не дождавшись появления яичек каракурта и агелены. Так, попеременно на трех пауках и развиваются наездники, потребляя их яички. Вот почему в местностях, где одновременно живут тарантулы, каракурты и агелены, не бывает много каракуртов. И население в такой местности живет спокойно, не опасаясь его ядовитых укусов.
Какое замечательное насекомое, этот наездник! Впоследствии он был описан как новый вид энтомологом Б. С. Кузиным и назван гелис мариковский.
Наездников — поедателей яиц каракурта — оказалось несколько видов. Впервые на этих потребителей яиц каракурта обратил внимание Россиков. Из многих собранных им коконов паука описано двенадцать видов и, как полагается в зоологии, каждому даны специальные научные названия.
Помучался я с этими двенадцатью видами немало, пока разобрался. Самки и самцы настолько отличались по внешнему виду, что Россиков отнес их к разным видам, а нескольких даже к разным родам. Так, из двенадцати видов реальными оказались всего лишь только шесть.
Встретился я с синим сцелифроном весной. Это было очень короткое знакомство. Мы возвращались из песчаной пустыни Сарыишикотрау. До города оставалось около ста километров. Приближалась ночь. Слева от дороги показались угрюмые черные скалы, и между ними далеко в глубине темного ущелья сверкнула багровая от заката река Или. Это место над пропастью очень красивое…
Рано утром я иду с холма на холм по краю пропасти и всюду встречаю знакомых обитателей пустыни. Но вот в воздухе быстро пронеслось что-то большое, темное и село за кустик таволги. С напряжением крадусь к кусту: там ползают чернотелки, скачут кобылки, и кажется, никого больше нет. Может быть, показалось? Но шевельнулась травинка, и на голый глиняный косогорчик выскочила оса-сцелифрон. Но не такая, как все ранее мне известные, а большая, ярко-синяя, сверкающая блестящим одеянием, ловкая, быстрая. Она промчалась среди сухих растений, на секунду задержалась, что-то схватила, взлетела и так же стремительно унеслась вниз в ущелье, к темным скалам, к далекой реке.
В степях и пустынях Средней Азии обитает два вида сцелифронов: черная с желтыми ногами и поменьше — темно-фиолетовая. Но такой красавицы никогда в жизни не видал, и короткая встреча с ней показалась необычной. Это был явно новый и неизвестный для науки вид. Подошел к тому месту, откуда вылетела оса, всмотрелся. На травинках, слегка покачиваясь от ветра, висело логово-шапочка молодого каракурта, сам паук исчез. Неужели синий сцелифрон охотится за каракуртами? Об этом я не подозревал. А ведь раньше, я хорошо помню, с тенет часто таинственно исчезали молодые самки каракурта. И как некстати были их исчезновения: за многими пауками я вел длительные наблюдения. Тогда думалось, что пауков склевывали скворцы или ночью поедали пустынные ежи. Теперь же, после стольких лет, объявилась эта чудесная оса.
Пока я раздумывал, из ущелья вновь прилетела необыкновенная синяя оса и села на землю. Как она быстро нашла каракурта, откуда у нее такое чутье или зрение? Доля секунды — паук вытащен из логова. Несколько ударов жалом по добыче, и оса опять мелькнула в воздухе темной точкой. Теперь я настороже, сачок крепко зажат в руке. Синего сцелифрона нельзя упустить. Этот загадочный истребитель каракурта неизвестен, его надо во что бы то ни стало изловить. Но проходят минуты, час. Быть может, в это время оса уже отложила яичко на свою добычу, заделала ячейку, построила из глины новую и уже вновь готова заняться охотой? А вдруг она нашла еще где-нибудь каракуртов? Все осы-сцелифроны — строгие специалисты, каждая охотится только на определенный вид паука.
Проходит еще час. Солнце нещадно жжет, земля пышет жаром, хочется пить, запасы пищи и воды давно иссякли. Может быть, гнездо здесь, рядом? Но на черных скалах я ничего не вижу. Впрочем, разве я в силах обыскать все ущелье?
Закончилась весна. Прошло лето. Наступила осень. Через ущелье над рекой потянулись к югу утки. Вечерами из каменных осыпей все еще раздавались последние трели сверчков. Пустыня, изнывавшая от сухости, казалось, ждала холода и влаги.
Оставив машину на берегу реки, мы карабкаемся по скалам, ищем сцелифронов, но на скалах, покрытых лишайниками, их нет. Если поверхность камня шероховатая, к ней мокрую глину не прилепить. Темные, черные, коричневые, красные скалы — самые для нас подходящие. На них далеко видно глиняное гнездо. Но все, что мы находим, принадлежит желтоногому сцелифрону. Гнезд синей незнакомки не видно. Постепенно мы приобретаем опыт охоты за осиными гнездами. Их надо искать вблизи воды, возле реки. Осе тяжело далеко носить мокрую глину, а на постройку гнезда ее уходит немало. Некоторые гнезда весят около трехсот граммов, в несколько сотен раз тяжелее самой строительницы.