— Сегодня у Елены будет вечеринка, — медленно произнёс он, оглядывая комнату и великолепную просторную кровать.

— Так вперёд! — ответила я.

Конечно, полиамория, это про любовь. Для многих это именно так и только так. Но полиамория это отсутствие границ. Она также означает эксперименты. И азарт.

Так, тем вечером группа гламурных людей, большинство которых при тех или иных обстоятельствах оказывались вместе в постели, собралась в знаменитом и очень дорогом лондонском ночном клубе. И среди них была я. Только прибывшая в Лондон. И готовая атаковать жизнь со смаком.

— Сегодня, — сказала я Мортену. — Сегодня ночью я буду сдвигать свои границы.

— Как ты предлагаешь это делать?

— С ней, — сказала я, показывая пальцем, что мне всегда запрещала мать.

Он проследил мой взгляд и сказал:

— Знаешь, я когда-то занимался с ней сексом.

— Я знаю, — ответила я. — Именно поэтому я и показала на неё. Я знаю, что она не является угрозой. Я знаю, что ты в её вкусе. Так что давай ей предложим.

— Предложим ей что? — спросил он с игривой улыбкой. — Секс втроём?

— Нет! — слишком быстро ответила я. — Пока нет. Предложи ей поцелуй. Прямо здесь, в танцевальном зале. Так чтоб я могла видеть, как вы будете это делать.

— Ага, если это то, чего ты хочешь.

Из-за моей спины появился Жиль.

— Что происходит, — с любопытством спросил он.

— Мортен собирается попросить у Тани поцелуй. А я собираюсь смотреть, — ответила я, сжимая бокал водки с тоником.

Жиль приземлился рядом со мной и взял мою руку.

— Это может оказаться болезненным. Мы с Еленой делали такое на прошлой неделе. Она попросила меня близко пообщаться с кем-нибудь, в то время, как она будет смотреть. Это причинило ей боль. Правда, потом последовал фантастический секс. Это как у Ницше… наслаждайся болью, так как это всё, что у нас есть.

Ах, Жиль. Философ.

Тут подошла Елена, говоря:

— Это может быть болезненным. Но мы тут, рядом с тобой, — она села с другой стороны и взяла меня за другую руку.

Так мы и стояли рядышком, приготовившись к своего рода вуаеризму. Я была благодарна за поддержку. Я видела, как Мортен заговорил с Таней и взмахнул рукой в мою сторону. Я видела, как она посмотрела на нас. И рассмеялась.

Они пошли танцевать. Совершенно предсказуемо, что это оказалась медленная песня. Её руки змеились вокруг его шеи и переплетались с его волосами. Он наклонил голову и начал целовать её. Глубже и глубже. И звучала песня…

Я молилась, чтоб он закончил,

Но он продолжал…

Извлекая мою боль из струн,

Пропевая мою жизнь,

Нежно убивая меня своей песней.

Мне казалось, что я умираю. Он вернулся через две минуты адских мук. Мне было больно, но боль разожгла мою страсть. И всё, что я хотела, это поцеловать его. Снова заявить свои права на него, в то время как его щетина пахнет её косметикой. Это было безумным. Первобытным. Я не помню, чтоб я когда-нибудь была настолько живой. Или настолько полной желания. Наши поцелуи были быстрыми, ими управляло наше отчаянное желание воссоединения.

Клуб закрылся через час и вечеринка переместилась в отель. Елена с Жилем поехали домой. А мы, вооружившись запасом шампанского, всемером отправились в отель. Уже подходя к лифту, мы знали что произойдёт. И наши мозги уже взрывались. Таня и Сэм, Брэд и Дессика, и ещё один. Аарон, чужак. Он был частой птицей на подобных вечеринках, но всегда только смотрел. Он был знаменит этим.

Я никогда не была любительницей оргий и группового секса. И к тому моменту я мало экспериментировала в этой области. Мортен знал об этом. Знал и не торопил меня. Он был сосредоточен на мне и только на мне. Он медленно, осторожно гладил меня, мои волосы, моё лицо и целовал меня. Я ощущала неослабевающий ритм музыки и движение приливов и отливов. Голод был таким явным, что казалось, что все мы на краю пропасти. По моим венам струились алкоголь и адреналин. Желание нарастало так плавно, что я едва заметила, что мы добрались до края и, нырнув вниз, оказались в свободном падении. Я выходила за все границы, которые когда-либо знала, потаённое вырывалось наружу.

Каждая пара слилась, и какое то время мы не обращали друг на друга внимания.

Всё это время, Аарон смотрел на нас, покуривая косяк.

Полчаса спустя, я лежала на кровати полуодетая, а Мортен смотрел на меня. Я слышала глубокое дыхание, стоны и вздохи вокруг меня, сливавшиеся в своего рода стерео. Ко мне прикасалась обнажённая плоть. Точные осторожные движения, но с такой плотской силой. Дым косяка разлетался по комнате, одурманивая меня. Это было похоже на симфонию. Странную. Вдохновенную. И чудесную. Мортен пригубил шампанское и поцеловал меня, позволив ему попасть в мой рот. Оно играло на моих зубах и языке. Его язык последовал вниз и он поцеловал мои груди. Двумя руками он взялся за мои трусики и медленно потянул их вниз.

Когда он вошёл в меня, я взлетела ввысь. Было ли это на самом деле? Было ли это от травы? Было ли это от любви? Сошла ли я с ума? Трудно сказать.

И на меня смотрел Аарон. Смотрел, как я извивалась, плакала и теряла себя. Он смотрел, как меня трахали, сначала мягко, а потом всё более и более по животному.

Моя голова была на краю кровати и чужак был надо мной. Я встретилась с ним глазами, когда Мортен раз за разом двигался во мне. Аарон вдыхал и выдыхал, дым струился и углы закруглялись, а я не могла оторвать от него глаз. Руки Мортена. Тело Мортена. Мортен, целующий мою шею и глаза Аарона, трахающие мой мозг. Он смотрел, как я кончала. Тёмный незнакомец, полностью одетый, в кресле около кровати. Смотрящий на меня. Желающий меня.

Это продолжалось всю ночь. Взгляды, ожидание и прикосновения. Мы все закончили и некоторые из нас начали снова. Ласки, вздохи возбуждение во всём вокруг. Мы воспламенялись от страсти других людей и двигались по сексуальным спиралям. Не было ни стыда, ни смущения и не было никаких масок.

Полиамория это любовь. Это много разговоров. Это много конфликтов. Но это ещё и фрикции. И это прекрасно.

Инцидент с баклажаном

— Похоже, она хочет быть королевой улья, — сказал мой терапевт, и я посмотрела на него одновременно восхищённо и потрясённо. Он сказал именно то, что я думала. Не считая того, что предполагается, что терапевты никогда не высказывают мнений. Так что в данном случае он сделал прямо противоположное тому, что я ожидала.

Он задумчиво продолжал:

— Само по себе это не плохо, но это противоречит тому, что вы рассказывали о вашем виденье полиамории. Это более иерархично. Как свора собак.

Да. Это точно так и было. И я была сукой.

Остальные подталкивали меня обратиться к терапии, для того, чтоб понять откуда растут проблемы, с которыми я сталкиваюсь с Еленой. Ряд, казалось бы, мелких инцидентов, породил у меня такую неприязнь к ней, что её едва ли можно было скрыть. Чем сильнее я пыталась спрятать её, тем хуже она проявлялась. А когда я пыталась рассказать о том, почему она так сильно меня раздражала, я так сильно сердилась, что получалась только ещё худшая ругань.

Последний визит к терапевту стал необходимостью после того, что Жиль назвал “Инцидент с баклажаном.”

Зайдя на свою кухню, чтоб приготовить мусаку для всех нас четверых, я провела десять минут в поисках совершенно необходимого и столь же отсутствующего ингредиента, после чего недоумённо спросила Жиля: не видел ли он баклажан. Как будто бы он регулярно устраивал в нашей квартире прятки. Не то, чтоб я очень надеялась получить ответ: Жиль был безразличен ко всему, происходящему на кухне, а продукты интересовали его только когда они оказывались переколдованы в еду для него.

— О, Елена приготовила его для меня после нашей утренней пробежки: омлет и баклажан.

— Какого чёрта предполагается, что я смогу приготовить мусаку без баклажана? Почему ты не сказал мне об этом, чтоб я могла заменить его?