Она вытирает полотенцем мои губы и дает стакан воды.
— Хей, милый. Выпей. Что еще я могу сделать для тебя?
Мэдди такая хрупкая, невинная, такая обеспокоенная. Я до сих пор не говорю ни слова и не уверен, что смогу. Я точно знаю, что если расскажу ей обо всем этом дерьме, то она уйдет. Я не могу потерять эту девушку и справляться со всем этим в одиночку. Плотину прорывает, и я плачу лишь от мысли, что могу потерять Мэдди.
Она идет в комнату, надевает футболку и приносит мне шорты. Я натягиваю их на себя, не вставая с пола. Чувствую себя очень уязвимым, поэтому рад, что мы хотя бы оделись.
Я не могу потерять Мэдди, только не после сегодняшней ночи. Я не могу успокоиться, даже представить не могу, как выгляжу — слово "нытик" единственное, что приходит мне на ум, но когда это видит Мэдди, мне на это наплевать, с ней я хочу быть самим сабой.
— Рид, милый, пожалуйста, поговори со мной. Ты и слова мне не сказал, я очень волнуюсь за тебя. Пожалуйста, ты можешь рассказать мне все. Я всегда тебя поддержу. Мы преодолеем все вместе. Ты поддерживал меня и был опорой. Теперь моя очередь. Пожалуйста, милый, дай мне помочь тебе.
Это заставляет меня заплакать еще сильнее. Она притягивает меня в свои объятия, окутывая своей теплотой. Я чувствую себя в безопасности. И вдруг понимаю, что высокая стена вокруг моего сердца рушится.
Я чувствую себя в безопасности. В ее объятиях я чувствую себя защищенным от всего мира. Мэдди уже открылась и доверилась мне. Она была невероятно сильной, мне хотелось ей довериться тоже. Возможно, я смогу это сделать. Возможно, она не уйдет. Я делаю глубокий вдох и морально готовлюсь рассказать ей свой самый страшный секрет.
— Я... Мэдди... Я никогда, — я не знаю с чего начать. Никогда и никому я этого не рассказывал. Громкое «черт» врывается из моей груди, и я пытаюсь начать заново.
Мы до сих пор сидим на полу в ванной, и плитка неприятно холодит ноги. Я не могу открыть ей этот секрет здесь, поэтому поднимаюсь и притягиваю девушку в свои объятия. Я крепко обнимаю Мэдди, пытаясь найти силы, чтобы рассказать ей все.
Я дохожу с ней до кровати и опускаю на покрывало. Мой телефон вибрирует на ночном столике, но я просто игнорирую его. Единственный человек, с которым я хочу сейчас говорить, нежится в моих руках.
Она нежно берет меня за лицо и внимательно смотрит мне в глаза.
— Рид, я здесь, с тобой, но если ты не можешь или не хочешь рассказывать, я пойму тебя. Только, пожалуйста, скажи, что ты в порядке.
И я наконец-то могу что-то произнести.
— Ты здесь. Я в порядке. Это легко, — Мэдди громко вздыхает, я даже не уверен, замечает ли она, что задерживала дыхание. — Если ты не против, то я хочу тебе кое-что рассказать. И я бы хотел тебя попросить, чтобы ты не уходила после того, как закончу рассказ, но я знаю, что это будет невозможно. Я просто не могу скрывать это от тебя.
— Я люблю тебя. Я не уйду. Это тоже легко.
Девушка утыкается лицом мне в грудь и обнимает, и на тот момент все кажется на своих местах. Я целую Мэдди в макушку и понимаю, что мне надо почистить зубы. То, что я собираюсь ей рассказать, достаточно отвратительно, я не могу сделать это с ужасным привкусом рвоты во рту.
Когда я возвращаюсь назад, Мэдди смотрит на меня широко распахнутыми глазами, желая наконец-то услышать мой секрет. Это не то страстное желание, с которым ждут подробностей подростки, сплетничая, — она хочет услышать меня, чтобы помочь. Она знает, каково чувствовать боль и никому ничего не рассказывать о ней. Эти мысли только укрепляют мою решимость рассказать ей все.
Мы сидим на кровати со скрещенными ногами, смотря друг на друга в глаза и держась за руки, показывая, что мы можем сражаться с призраками моего прошлого.
— Не существует легкого пути сделать это, поэтому я начну с самого начала. Ладно? Я не уверен, смогу ли я рассказать все, если остановлюсь.
Мэдди кивает. Давая знать, что она не будет прерывать.
— Шейн был моим старшим братом, — я вижу шок в её глазах от моего признания. — Знаю, я говорил, что у меня нет семьи, и это правда, — она понимающе смотрит на меня — Мэдди понимает каково это, потерять семью.
Я закрываю глаза и впервые за все время разрешаю себе подумать о своём брате и лучшем друге.
— Он был таким, каким я всегда хотел быть. Шейн всегда светился, как солнце. Он был на два года старше меня, поэтому мы были больше, чем просто братьями — мы были лучшими друзьями. Мы делали все вместе. Делили одну комнату, и вечно разговаривали до ночи. Когда мы были маленькими, то просто доводили родителей до безумия. Я уверен, что иногда они были убеждены, что когда-нибудь мы проломим потолок. Становясь старше, мы уже, конечно же, не так сходили с ума — но мы никогда не были спокойными — обычное вечернее бешенство превратилось в спокойные разговоры. Я знаю, что это звучит так по-девчачьи, но мы действительно были лучшими друзьями. Я считал, что это так чертовски круто — когда все расходятся, то расстаются со своими друзьями, но не я — Шейн всегда был со мной.
— Когда я пошел в старшие классы, брат взял меня с собой в класс борьбы. Он был тем, кто привел меня в спорт. Мы часы напролет проводили вместе, тренируясь, и уже скоро его друзья стали и моими друзьями. Но все поменялось, когда Шейн окончил школу, но только в том смысле, что его не было рядом со мной целый день. Мы всё равно отдыхали вместе на выходных, и Шейн всё равно остался жить дома, только днем ходил в колледж, то есть мы до сих пор жили вместе.
— Одной ночью я проснулся от странного звука, Шейн пытался подавить плач. Он пытался не показывать этого, но тихие звуки всё равно вылетали из его рта, было очевидно, что что-то не так. Его трясло, и я был чертовски напуган. Он был для меня как супергерой. Но тогда он был таким сломленным и переживал что-то очень серьезное. Я сказал ему, что позову маму с папой, на что он отреагировал негативно. Они всё равно ничего не знали. Я пытался его успокоить, но на самом деле все было наоборот, Шейн меня успокаивал. Я сказал ему, что если он не может рассказать маме с папой, то ему нужен хоть кто-то, кому он сможет довериться. Неважно, каким тяжелым был для него секрет, он не мог сражаться с ним в одиночку. Шейн сказал, что расскажет мне, но только если я поклянусь никогда и никому не раскрывать его тайну, ибо он умрет, если кто-нибудь когда-нибудь об этом узнает.
— И, конечно же, я пообещал, что никогда и ни одной живой душе не расскажу, показывая, что мой рот на замке, и я действительно имел это в виду, — от понимания, что я нарушил обещание, комок слез опять ползет верх по горлу. Это моя ошибка, что он умер.
Мэдди начинает успокаивать меня и притягивает ближе, когда я начинаю плакать. Она ничего не говорит, и я люблю ее за это. Она просто дает мне перетерпеть эту боль, давая время, чтобы та отступила. Пытаясь сдерживать слезы, я продолжаю историю.
— Он сказал мне, что он гей, и честно говоря, я не был шокирован. Ну, я имею в виду, что мы никогда не говорили об этом, но часть меня всё равно подозревала это. Но это не изменило мое отношение к нему. Шейн был моим братом. Я любил его несмотря ни на что, но я понимал его страх, он не хотел, чтобы кто-то узнал. Мои родители очень консервативные, и в нашем маленьком городке его бы не поняли. Все друзья сразу отвернулись бы от него, а родители могли тут же отказаться от него. Тогда мне было только шестнадцать, поэтому я не мог понять всей глобальности ситуации, но я понимал, что это страшно. Для нашего города, для нашей семьи, это была ужасная проблема. Поэтому я не сказал никому.
— Пока не встретил ее. Шейн начал встречаться с девушкой, Алекс. Он встретил ее на семинаре по английскому. Она была очаровательной и невероятно красивой. Брат подумал, что это будет хорошим прикрытием для него, но я подозревал, что он еще не хотел до конца принимать, что он гей. И самое грустное, что ему было бы легче, если бы всего этого не было. Я даже не могу представить, что было у него в голове — как он себя чувствовал и готов ли был принять себя. Они встречались некоторое время — я бы сказал, месяца три или четыре — до того как она заметила меня. Однажды Алекс прислонилась к своей машине, стоявшей рядом с местом моей работы. Я тут же узнал ее. Я видел ее уже сотню раз. Шейн приводил ее домой, чтобы познакомить с родителями, да и в городе, когда они гуляли, я их часто видел. Я просто смеялся с его выходки, но в тоже время хотел, чтобы у него было место, где он мог побыть самим собой. Настоящий Шейн был невероятным, но я также знал, что пока он живет с родителями и пока гуляет в городе, настоящего Шейна никто не видит.