— Ну, короче говоря, она пригласила меня просто поболтать, что показалось мне очень странным. Алекс сказала, что ждала Шейна, который что-то доделывал — домашку, или что-то в этом духе — и она просто хотела где-то убить свое время. Я не до конца ей поверил, но она была девушкой Шейна, и она была очень горячей. У нее была бутылка Джэка Дэниэлса на переднем сидении, и она спросила, не хочу ли я выпить. Я не хотел показаться слюнтяем. Ну, я пил уже до этого, но что-то внутри меня просто кричало. Мы приехали на какой-то холм, откуда было видно весь город, и сели на капот, выпивая Джэка. Сначала диалог был довольно невинным. Ну, ты понимаешь, что-то вроде "как дела в школе?» или «жду ли я начала весеннего бейсбольного сезона?". Я даже не успел понять, когда успел напиться. Джэк быстро бежит по крови, особенно когда ты не привык к нему.

— Поняв, что я пьян, Алекс сразу же придвинулась ко мне. А потом начала целовать и прижиматься ко мне своим телом. Я был подонком из-за того, что делал это с девушкой моего брата, но я не мог не реагировать. Я был шестнадцатилетним пареньком, в рот которому засунула язык студентка. Она спустила мои штаны, и мой член оказался у нее во рту быстрее, чем я вообще понял, что происходит. Уже буквально через секунду она была на мне и трахала меня так, будто завтрашний день уже никогда не наступит.

Я останавливаюсь, смотря в шокированные глаза Мэдди. Она не заслуживала этого. Она не заслуживала меня. Знаю, я полный дебил, рассказываю ей такое после сегодняшней незабываемой ночи. Я понимаю, что значила для нее эта ночь. Но для меня она тоже была дороже целого мира. И вот сейчас, я рассказываю ей о чертовой Алекс, но Мэдди должна все узнать. Я собираю все свои силы, чтобы продолжить, и просто надеюсь, что после всего этого Мэдди не уйдет.

— Это был мой первый раз, поэтому все произошло быстро. Когда Алекс слезла с меня, то сказала, что ее впервые за долгое время хорошо оттрахали. Она точно увидела мой непонимающий взгляд. Я даже спросил у нее, спали ли они с Шейном. Этот вопрос я задал шокированным голосом, хотя и не хотел этого показывать, но я был пьян. Увидев мой шок и непонимание, она начала давить на меня. Я видел жестокость у нее в глазах. И казалось, что она закипала, но алкоголь всё равно не давал мне ясно мыслить, и когда Алекс поняла, что я знал, что Шейн гей, она просто взорвалась. Я никогда не хотел говорить ей, да и не имел права, но именно из-за меня она узнала. Это из-за меня все об этом узнали.

Практически все время, пока я говорю, моя голова опущена. Я не хочу смотреть Мэдди в глаза, зная, что увижу там только осуждение и злость.

Когда я, наконец, осмеливаюсь посмотреть моей девушке в глаза, то вижу в них только шок, как, наверное, было бы у любого другого на ее месте. Я слишком много взвалил на нее, черт, это было бы слишком для всех. Я должен попытаться переубедить ее, что больше не являюсь тем человеком.

— Мэдди, ты должна поверить мне, я никогда бы ей ничего не рассказал. Пожалуйста, поверь мне. Вот почему я никогда не пью. Вот почему я никого, кроме тебя, к себе не подпускаю.

Она до сих пор ничего не говорит.

— Мэдди, пожалуйста. Скажи мне, что у нас все в порядке. Что ты в порядке, — я тянусь к ее щеке, опешив, когда она тянется на встречу.

Она не ненавидит меня.

— Могу я сейчас что-то сказать, Рид? Я не хочу прерывать тебя, если ты не закончил, — девушка за меня беспокоится, ну как ее можно не любить?

— Нет, продолжай, пожалуйста, скажи что-нибудь, — я просто умолю ее. Мне надо еще кое-что сказать ей, но я нуждаюсь в передышке и должен еще раз собрать свои мозги в кучу. А еще мне очень нужно услышать от нее, что она меня не ненавидит за все то, что уже произошло.

— Я пытаюсь подобрать правильные слова. Знаю, ты не хочешь услышать "все хорошо" или "это не твоя вина", потому что знаю, что это не хорошо. Ты видишь это все в кошмарах — и это точно не хорошо. И я могу поклясться, что это не твоя вина, ведь это так и есть, но я знаю, что это никак не изменит твоих чувств.

Я киваю головой, соглашаясь. Глубоко внутри я знаю, что если бы не спал с Алекс и не раскрыл бы секрет Шейна, то он до сих пор был бы здесь.

— Я никогда не винила себя за то, что мои родители умерли. Ну, я имею в виду, что никто не мог ничего изменить.

Я саркастически улыбаюсь ей. Если Мэдди пытается избавить меня от чувства вины, то у нее это совершенно не получается.

Она понимает это, но продолжает:

— Я имею в виду, что даже несмотря на то, что не испытываю чувство вины, я до сих пор чувствую боль из-за того, что потеряла их. Я понимаю твое горе, и то, что ты сейчас чувствуешь — боль, от которой ты просыпаешься ночью и которая полностью поглощает тебя. И ты делаешь все возможное, чтобы защитить себя, чтобы держать весь мир в страхе и на расстоянии вытянутой руки. Ты научился защищать свое разбитое сердце, потому что ты даже не можешь представить каково это — чувствовать себя целым. Я даже не знаю, как сказать, чтобы ты простил себя, но я точно знаю, что ты хороший человек, и я люблю тебя больше жизни. Я здесь, рядом с тобой. И я хочу помочь тебе разобраться с прошлым и двигаться дальше, прямо как помог мне ты, как ты помог двигаться дальше мне.

Мэдди останавливается, и я вижу, как в своей голове она по кусочкам собирает мою историю воедино.

— Ты расскажешь мне до конца? — застенчиво спрашивает она.

Я никогда не был откровенным, говоря о своей семье, но она знала, что было что-то еще, что я не рассказал. Чувствуя ее поддержку, я продолжаю:

— После того как Алекс все разузнала, она отвезла меня домой, пообещав никому ничего не рассказывать. Чертова ложь. Это можно было прочитать по ее лицу. Алекс была смущена оттого, что ее обманули, оттого, что ее парень пытался обвести ее вокруг пальца. Она презирала его, и у этой девушки была миссия уничтожить Шейна за то, что он выставил ее в плохом свете. Это было пять лет назад, когда я был в старших классах, поэтому я мало знал про Фейсбук и Май Спейс, да и про все остальные соц. сети. Но Алекс знала, и именно через них она превратила жизнь Шейна в ад. Она сделала видео из их совместных снимков, раскрывая его тайну. Это было так жестоко и мстительно, но настолько совершенно.

— Как я уже говорил, мы жили в маленьком городке. В Дэннинге — небольшом сельском городке на север от Нью-Йорка, в котором я вырос — живет только около пятисот человек. Практически все работают фермерами или офисными работниками. Люди живут там поколениями и не воспринимают то, что для них неестественно. Новость быстро разлетелась, и уже скоро все знали, что Шейн гей. Однажды, когда он возвращался после занятий, спустя несколько дней после моей встречи с Алекс, мои родители уже ждали его. Они сказали ему, чтобы он убирался. Их сын не должен быть геем. С тех самых пор, как они услышали его тайну, он фактически перестал быть их сыном. Они перестали его любить. Они просто вышвырнули его из дома. Я до сих пор не могу поверить тому, как жестоко они поступили с ним. Но Шейн, он не начал кричать или истерить, он просто ушел с низко опущенной головой. Мои родители на самом деле не мертвы, но после того случая для меня их уже ничего не воскресит.

— Я даже не могу представить, как он себя чувствовал, когда над ним издевались в интернете или на учебе. Когда он проходил мимо меня по лестнице, его глаза были грустными, убитыми, но всё же где-то внутри был огонек облегчения — облегчения оттого, что все наконец-то узнали. От этого огонька у меня тоже проснулась надежда, я надеялся, что теперь все будет в порядке, что Шейн наконец-то разберется в себе и все снова станет таким, как раньше.

— Но этого не произошло. На следующее утро, когда я проснулся, Шейна уже не было. Спустившись вниз, чтобы найти его, я обнаружил только родителей, которые сидели за столом, завтракали и спокойно пили кофе, будто бы ничего не произошло. Я закричал на них. Сказал, что они совсем выжили из ума, что у них нет сердца и совершенно неважно, гей их сын или нет. Они сказали мне, что если я такой же, как и он, то тоже должен убраться из их жизни. Я смотрел на них и совсем не узнавал. Они были моими родителями. Я знал их всю свою жизнь, но когда они сказали мне такое, я был просто в шоке.