Однако если Марсия вступит в любовную связь, то сможет посредством этого червя передать свои наследственные признаки. Червь вырастет, станет взрослым и родит — выделит — ребенка Марсии.

В отчаянии Лейн воздел руки:

— Но как же ильто справляются с вопросами генеалогии? Как отыскивают родню? И ищут ли вообще? Может, им легче считать своей настоящей матерью приемную мать, мать-носительницу? Как это, в общем-то, и есть в смысле вынашивания и родов.

А какими нормами морали руководствуются они в любви и привязанностях? Наверняка нет ничего с нами общего. Не вижу, не могу вообразить никаких пересечений с нами, никаких общих точек.

А кто несет ответственность перед обществом за личинку, а позднее ребенка? Его приемная мать? Может, часть ответственности и обязанностей по воспитанию ложится на остальных любовников? А как же у них с вопросами наследования собственности? А также...

Лейн беспомощно уставился на Марсию.

Нежно поглаживая головку личинки, она ответила ему спокойным взглядом.

Лейн схватился за голову: «Я ошибался, я был не прав. Ильто и люди не смогут найти общего языка, для этого нет никакой мыслимой основы. Человечество отреагирует на них как на отвратительных насекомых. Всколыхнутся глубочайшие предрассудки, давно схороненные в потемках людского сознания. Самый факт существования ильто станет осквернением святейших древних табу. Люди не смогут научиться жить вместе с тобой, Марсия, не станут считать тебя за человека — даже отдаленно.

Но, если разобраться, ведь и ты не смогла бы жить вместе с нами. Вспомнить только потрясение, которое ты испытала, увидев меня нагишом. И такая реакция проясняет лишь часть причин, по которым вы избегали контактов с человечеством!

Отложив дремлющую личинку, Марсия встала, подошла к Лейну и поцеловала кончики его пальцев. Явственно вздрогнув, землянин превозмог себя, подавил отвращение и ответил ей тем же. И мягко при этом произнес:

— Но ведь... отдельные личности могут научиться взаимоуважению, могут даже полюбить друг друга. А народ из них и состоит, из этих самых отдельных личностей.

Затем улегся на кровать. Неустойчивость окружающего пространства, шаткость стен, отступившие на время перед охватившим его возбуждением, вернулись, нахлынули с новой силой. Лейн не мог больше противиться усталости.

— Красивые слова, — бормотал он. — И только. Ничего они не значат. Ильто не хотят иметь с нами никаких дел, а мы, сами того не ведая, выдавливаем их из космоса. Что же случится, когда человечество научится совершать межзвездные скачки? Война? Или же они не позволят нашей технологии развиться, уничтожат нас и нашу промышленность до того, как это произойдет? В сущности, хватило бы всего лишь одной кобальтовой бомбы...

Лейн повернул голову и снова взглянул на Марсию, на ее не вполне человеческое, но прекрасное лицо, на мраморную кожу груди, живота и лобка, целомудренно гладких, лишенных даже намека на соответствующие женские органы. Из какого ужасающего далека явилась она сюда, из каких загадочных мест? Какие безбрежные пространства пришлось ей покорить в пути, какие гибельные опасности преодолеть! И все же Лейн испытывал мало трепета по отношению к ней — куда больше приязни, тепла и симпатии. К Марсии, столь дружелюбной, человечной и привлекательной...

Словно невидимый тумблер щелкнул в голове, и в память хлынули строчки — те самые, что Лейн перечитывал в ночь накануне похода:

Я сплю, но бодрствует сердце мое. Голос! То стучится возлюбленный мой: Отвори мне, сестра моя, подруга моя, горлинка моя, чистая моя...

Сестрица у нас маленькая, и грудей нет у нее. Что сделаем мы для сестры нашей в день, когда придут свататься к ней?

С тобой беседуя, забуду о докуке / Постылых буден, коим несть числа...

— С тобой беседуя! — вслух простонал Лейн. Повернувшись на бок, спиной к хозяйке, он безжалостно врезал кулаком по твердой поверхности кровати. — О Боже всемогущий! Почему же это невозможно?

Он долго еще лежал так, уткнувшись лицом в матрас, лелея боль в ушибленной кисти. Что-то случилось — переполнявшее его изнеможение ушло, растворилось, тело словно черпало силу из неведомого источника. Лейн не засыпал. Убедившись в этом, он сел на кровати и с улыбкой поманил к себе Марсию.

Заметив призыв, она поднялась и неторопливо направилась к нему. Лейн показал жестом, чтобы прихватила с собой личинку. Лицо Марсии сперва исказила гримаска растерянности, затем оно прояснилось — замешательство уступило место радостному пониманию. Счастливо улыбаясь, она приблизилась, и, хотя Лейн уверял себя, что это всего лишь игра расшалившегося воображения, ему казалось, что и бедра у Марсии покачиваются при ходьбе — точь-в-точь женские.

Перед кроватью она помешкала мгновение, затем пригнулась, порывисто прижалась губами к губам Лейна и томно зажмурилась.

Какую-то долю секунды Лейн тоже колебался. Она — оно, поправил Лейн сам себя — выглядела такой ласковой и женственной, была столь доверчива, столь бесхитростна, что перейти к действиям оказалось не так-то и просто.

— Ради Земли! — выкрикнул он взбешенно, нанося по хрупкой шейке удар ребром ладони. Марсия, скользнув лицом по груди Лейна, мгновенно обмякла у него на руках. Лейн подхватил ее под мышки и уложил на кровать лицом вниз. Выпавшая из руки Марсии личинка корчилась на полу от боли и недоумения. Землянин подхватил ее за хвост и в неистовстве, в бешенстве на самого себя — за свой собственный страх, страх перед тем, что творит, — стегнул ею, как плетью. Головка личинки с негромким хрустом врезалась в пол, изо рта и глаз брызнула кровь. Лейн наступил на нее и давил ногами, топтал, давил, топтал — пока не растер по полу совершенно.

Торопливо, пока Марсия не пришла в себя и снова не пустила в ход свое гипнотическое оружие, подбежал к шкафчику.

Выхватив оттуда узкое длинное полотенце, запихнул конец ей в рот. Затем прочно стянул руки за спиной веревкой.

— Ну что, сука! — хрипло выдохнул он после. — Теперь посмотрим, кто кого! Ты сама собиралась проделать это со мной. Ты сама на это и напросилась. А тварь твоя мерзкая, кроме смерти, ничего и не заслуживала!

Лейн стал яростно складывать вещи. В четверть часа он скатал костюмы, собрал шлемы, баллоны, продукты — все, что могло понадобиться в пути и после, — увязал в два здоровенных узла и отправился на поиски пресловутого оружия. Что-то похожее Лейн как будто нашел: рукоятка удобно ложилась в ладонь, лимб служил, похоже, для изменения интенсивности выброса, какова бы там ни оказалась его природа, на конце ствола — пузырь, похожий на емкость. Лейн предположил, что оттуда и исходит неведомая убийственная энергия. Он вполне мог ошибаться — незнакомый предмет мог предназначаться для самых неожиданных, совершенно противоположных и вполне мирных целей.

Марсия очнулась и зашевелилась. Перекатившись на бок, она уселась на краю кровати, свесила голову и сгорбила плечи. Слезы, сбегающие по щекам, исчезали в полотенце-кляпе. Немигающий, остановившийся взгляд был прочно прикован к кровавой лужице под ногами.

Схватив за плечи, Лейн рывком поставил ее на ноги. Марсия смерила землянина диким, отсутствующим взглядом. Лейн грубо пихнул ее. Внутренне он ощущал дурноту от содеянного с личинкой, но от собственного страха — не перед ней, перед самим собой, перед своими поступками — становился все яростнее. Омерзение к простодушной Марсии, попавшей в ловушку собственных чувств, перекрывалось в Лейне отвращением к самому себе — он чувствовал, что еще немного, и он совершил бы грех, содеял бы с нею любовный акт. Содеял — очень точное слово, подумал он. В нем есть некий криминальный аспект.

Марсия повернулась, вернее, попыталась повернуться к Лейну, едва не потеряв равновесие. Она пыталась что-то сказать, она дико вращала глазами, но сквозь кляп прорывалось лишь глухое невнятное мычание.