ГЛАВА 14

До нынешнего момента я и не думала, что тишина может быть такой оглушающей. Я впервые оказываюсь одна с того самого момента, как посмотрела свою жизнь, и мне это не нравится. Откинувшись на спинку, верчу кольцо, надевая его то на правую, то на левую руку. Думаю о Сэнди, о том, по-прежнему ли она влипает в неприятности в Зале Ожидания. Когда пытаюсь мысленно воспроизвести её лицо, то где-то в затылке появляется болезненное жужжание, и тогда я закрываю глаза, надеясь, что оно пройдёт. Я уже поняла, что не стоит вспоминать мою жизнь, но не думала, что Зал Ожидания тоже под запретом.

Не имея других развлечений, размышляю о том, кто тот призрак, который должен воспроизвести мою жизнь, словно заезженную рождественскую историю. Если не считать, что это не история. Всё происходит на самом деле, и, очевидно, я не единственный человек, который потеряет всё, если что-то пойдёт не так. Никакого давления.

Туман вокруг меня начинает закручиваться, приобретая слегка розоватый оттенок. Я закрываю глаза, затем открываю, чтобы убедится, что мне не кажется. Нет. Когда поднимаю глаза, вижу женщину с длинными рыжими волосами, которые волнами обрамляют её бледное лучезарное лицо. Вместо белой робы, которую носят практически все, кого я здесь видела, на ней облегающее платье, которое идеально подходит оттенку воздуха вокруг нас.

— Здравствуй, ЭрДжей. Рада тебя видеть, — здоровается она, приближаясь. — Я Анжелика.

— Ну разумеется, — бормочу себе под нос, и её яркие зелёные глаза широко раскрываются. Вспомнив предупреждение Гидеона, что души могут помочь, добавляю, — я имела в виду, привет.

— Ну разумеется, — отвечает она, и хотя она и улыбается, не могу не отметить лёгкую горечь в её голосе. Она в своём роде милая, и я понимаю, что где-то на задворках памяти я знаю её. Изучаю её и уже когда практически готова соотнести воспоминание, резко возвращается гудение, и я останавливаюсь. И вот тогда до меня доходит, что я стала собакой Павлова.

Странная тишина обрушивается, пока я жду, что она что-нибудь скажет. Анжелика, кажется, вполне довольствуется тем, что просто смотрит на меня. Неловко шевелюсь под её взглядом и спрашиваю:

— Полагаю, вы мой первый проводник?

— Очевидно.

И это всё, что она может сказать? Разве не предполагается, что она должна сообщить мне, как исправить прошлое, чтобы вернуться в настоящее? Где крупицы мудрости? Не должна она как минимум произнести речь на тему «порви их всех, чемпион»? Нет. Она просто смотрит на меня. Несмотря на то, что всё в ней выглядит приятным, у меня появляется стойкое ощущение, что она ненавидит меня, и что у неё есть для этого все причины. В конце концов, я больше не могу выдерживать и выпаливаю:

— Простите, но что-то не так? Я сделала что-то не то за целую минуту, что вы меня знаете?

Холодная улыбка встречает мой вопрос.

— Конечно, нет, ЭрДжей.

И хоть она и произносит всего три слова, я не верю ни единому из них. Я распознаю скрытую агрессию, когда сталкиваюсь с ней. Для меня это стало искусством. Чего я не понимаю, так почему получаю я.

Итак, я говорю:

— Чудесно, раз нет проблем, может быть, вы скажете мне, что делать дальше?

Она садится рядом со мной, подбирает подол платья под себя и затем пристально вглядывается в туман.

Моя вера в выбранных Смертью призраков стремительно угасает.

Наконец, она произносит:

— Перед нами проносятся моменты твоей жизни, — ожидаю, что она остановится, чтобы обратить объяснение в красочное пророчество. К моему огромному облегчению, она не останавливается. — В конечном итоге они замедлятся, и ты сможешь увидеть момент целиком. Будь готова. Твою душу затянет в мир смертных, и у тебя будет всего несколько секунд, чтобы понять, как действовать. Твоё будущее будет целиком в твоих руках. Я не могу вмешиваться.

— И всё? — спрашиваю, не до конца веря, что она сообщила мне всё, что нужно. — Как-то слишком легко. То есть, если я вернусь и сделаю ровно противоположное тому, что сделала в прошлый раз, нет причин, что я провалюсь.

— На твоём месте я бы не была такой самонадеянной. Действительно, ты захочешь избежать прошлый выбор, но этого может быть недостаточно.

— Почему? — интересуюсь я. — Разве не следует, что противоположное действие приведёт к противоположному результату?

— Может быть, — начинает она таким мягким голосом, будто поёт колыбельную. — Или приведёт к результату, намного худшему. Недостаточно, чтобы конечный результат просто отличался. Необходимо, чтобы он был лучшим.

— Как я узнаю, стало ли лучше, пока не изменю прошлое?

Она протяжно вздыхает, и я чувствую укол грусти. Такой же звук издавала мама, когда её терпение было на исходе.

— У всего, что ты делаешь, есть последствия. Поступаешь ты плохо, хорошо, равнодушно — платить приходится всегда. Вопрос в том: кто платит? Иногда правильный выбор означает потерять что-то, что в данный момент кажется важным.

Она выжидательно смотрит на меня, и я понимаю, что она пытается мне что-то сообщить.

— Но в чём смысл менять что-то, если моя жизнь после этого полетит к чертям?

— Послушай, — произносит она, кладя руки на бёдра. Все признаки её холодности исчезли. — За свою жизнь ты совершила несколько дерьмовых поступков…

— Да кто не совершил? — возражаю.

— Ты права. Каждому есть, о чём сожалеть. Но тебе дали шанс вернуться и всё изменить. Эти точки — они не случайны. Они отмечают время, когда эгоизм и тщеславие были для тебя намного важнее, что хорошие поступки.

— Я не нуждаюсь в лекции от мёртвой девицы, — бормочу я. Чувствую, как волоски на шее поднялись, когда воздух раскалывается от напряжения.

— На этом мы согласимся или не согласимся, — спокойно заключает она.

Пришло время снять маски.

— Я вас знаю? — спрашиваю я, не в силах понять, почему она так груба. — Серьёзно, Анжелика, если я что-то сделала, скажите мне, чтобы я могла извиниться и двигаться дальше.

Неискренний смех срывается с её губ.

— Нет ничего, что ты можешь сказать мне.

— Тогда почему вы такая злая?

Как только обвинение заполняет пространство между нами, Анжелика восстанавливает хладнокровие.

— Злость — не то, что здесь длится долго.

— В самом деле? — интересуюсь я, сомневаясь. — Но тогда вы кажетесь исключением.

Она сухо усмехается.

— Что я могу ответить? Я упрямая. Этим мы похожи.

Задувает ветер, и свет снова моргает.

— Это случится сейчас, да? — по телу пробегает дрожь. — Есть вероятность, что я сделаю всё хуже, чем в первый раз?

— Да, — отвечает она, и я вижу жалость в её глазах.

— Итак, что мне делать? — спрашиваю, жалея, что провела так много времени в спорах с Анжеликой, вместо того, чтобы получить как можно больше информации.

— Это твоё путешествие, не моё. Я не могу сказать тебе, что делать. Но в глубине души ты неплохая. Помни, что я сказала о правильных поступках.

— Их не всегда легко совершать, — повторяю, позволяя словам сорваться, пока туман перед нами начинает мерцать. Постепенно знакомый мир начинает обретать очертания. Мы стоим посреди игровой площадки перед моим домом. Ясное утро, и площадка забита.

— Они могут нас видеть? — интересуюсь.

Она качает головой.

— Что происходит?

— Просто жди, — отвечает она, её глаза внимательно ищут кого-то или что-то.

И тогда я вижу сама. Мне восемь, и моя семья только что въехала в новый дом. Я никого не знаю, но каждый день прихожу сюда в надежде встретить дружелюбное лицо. Вот когда я замечаю Эбби Ричардс, мою самую первую лучшую подругу. Я вижу, как она подходит ко мне, шепчет что-то на ухо, и в следующий момент, как я знаю, мы срываемся с места и бежим наперегонки так, словно знаем друг друга целую жизнь.

Время ускоряется, и я наблюдаю, как летнее солнце уступает ярким краскам ранней осени. Родители Эбби отправляют её в католическую школу, но каждый день в 15:15 мы встречаемся на каруселях, пока солнце садится за деревьями. Конкретно в этот день я встречаю первую в жизни противную девчонку — шестиклассницу по имени Клаудия. Из того, что я помню, она делала всё возможное, чтобы сделать жизнь Эбби невыносимой. Как бы усердно Эбби не пыталась уйти с дороги, ничего не помогало. Думаю, что вся ссора между Клаудией и Эбби началась в этот же день чуть ранее, в школе, но теперь пришло время повторного представления на нашем сокровенном месте.

Через несколько минут подходят друзья Клаудии. Я ждала этого. Каждой королеве детской площадки нужны верные соратники, которые будут выполнять приказы, и, что более важно, нужны люди, которые будут бояться. Как только собралась публика, Клаудия начинает преследовать Эбби, насмехаясь громким язвительным голосом.

— В чём дело, Болтушка Эбби? Теперь нет учителей, чтобы защитить тебя? Ты боишься?

Слышу свой голос, раздающийся над гулом смеха.

— Не обращай на неё внимания, Эбби. Она просто пытается вывести тебя. Давай, пошли ко мне.

И затем, словно американские горки, время мчится вперёд и резко останавливается. Зима. В парке никого. Я уже почти забыла об Анжелике, но когда оглядываюсь, её лицо — маска боли и печали. Собираюсь спросить, в чём дело, но хруст приближающихся шагов по свежему снегу останавливает меня.

Это Эбби. Она плачет и смотрит в сторону моего дома. Она ждёт меня, и в то же мгновение я понимаю, что сейчас произойдёт. Молча смотрю, как маленькая я подхожу к карусели. Заключаю Эбби в объятия, и она начинает плакать. Выражение на моём лице легко прочесть: я понятия не имею, что происходит. По крайней мере, не имела. Тогда. Теперь знаю.

Пытаюсь отвернуться, но Анжелика резко останавливает меня.

— Будь внимательна.

Делаю вдох и решительно оборачиваюсь, чтобы увидеть Клаудию с кучкой послушных подхалимок.

Видя, как её мучители топают к ней, Эбби пытается скрыть слёзы, но безуспешно. Тигрица обнаружила свою добычу слабой и уязвимой и теперь готова к атаке.