Элизабет наблюдала за увлеченно рассказывающим Чарльзом и удивлялась, как эмоции могут менять лицо человека. Размышляя о своём сне и насильнике Бетти, он был злым. Страшным. Не в смысле некрасивым, а в том смысле, что чувствуешь, когда подходишь к дикому зверю — не знаешь, когда тот кинется. Искаженные злостью черты лица, ненависть, скользящая в каждом слове, горящие гневом глаза — Чарльз выглядел таким же страшным, как дикий зверь.

Сейчас же, смотря на взошедшее солнце, освещающее парк, где не было ни ночной мрачности, ни роковой загадочности, молодой человек улыбался. Зеленые глаза искрились, и от этого улыбка казалась искренней. И такой же светлой, как взошедшее солнце.

— Мне сказали местные жители, что где-то за парком есть маленькое кладбище, «для своих», как они его назвали, — прервал Чарльз размышления Элизабет. — Думаю разузнать, где оно находится, да сходить к нему. Там хоть и нет моих предков, но все же, на нем похоронены люди, служившие моей семье. Нужно привести все в порядок, небось, могилки поросли травой, и кресты покосились.

— Я знаю, где это маленькое кладбище, — Элизабет напряженно смотрела вдаль.

— Правда? Замечательно! Вы сможете меня туда проводить? Или хотя бы объясните, куда идти.

— Нет, нет, я провожу, мне не сложно. Когда вы хотите?

— Давайте, пожалуй, договоримся на завтра. Сегодня я запланировал другие дела.

— Хорошо, Чарльз. Лучше отправиться с утра, идти довольно далеко.

На том и порешили, договорившись встретиться завтра у восточных ворот в восемь утра, и каждый отправился по своим делам: Элизабет опять исчезла, а Чарльз остался доводить до ума усыпальницу предков.

Под вечер, осматривая результат своих трудов, Чарльз вспомнил слова Элизабет о былом величии усыпальницы. Она и вправду становилась такой. Торжественной, где с достоинством, на веки вечные покоятся его предки, герцоги и герцогини, ставшие историей, а некоторые и писавшие ее. От представшего вида пробирают мурашки, заставляя выпрямлять спину и гордо нести голову, пытаясь сравняться достоинством с покоящимися здесь. Чарльз, воспитанный с должным пиететом к своим предкам, испытывал ни с чем не сравнимое чувство гордости за свой, пусть и исчезающий, род.

На следующее утро Чарльз подкатил на недавно приобретенном каре к восточным воротам. Территория парка была огромной, и обойти ее пешком не представлялось возможности. Тем более, что, в связи с восстановительными работами, Чарльзу приходилось бывать в разных концах парка в один день, поэтому необходимость покупки какого-либо передвижного средства стала ребром в первый же день.

Элизабет уже ждала его. Следуя ее указанием, они вскоре выехали за пределы парка. Минут через двадцать езды Элизабет сказала:

— Здесь сверните, Чарльз, и вон за тем лесочком будет кладбище.

Свернув, куда ему указали, Чарльз увидел небольшую рощицу, находящуюся в низине. Там, за покосившейся каменной оградой, находилось старинное кладбище.

Оно было небольшим, но чувство нереальности присутствовало. Растущие почти по всему периметру вековые тисы откидывали тени на могилы и придавали кладбищу мрачности даже в такое вот солнечное утро. Каменная ограда, вырезанная из монолитных плит с изображениями святых мучеников, старинные, ручной ковки, ворота с выцветшей два века назад краской, видневшиеся за оградой кресты и памятники, а так же заросшая вьюном прилегающая территория — ничто не добавляло легкости происходящему.

Чарльз остановился, вышел, и, обойдя кар спереди, открыл дверцу, подавая руку Элизабет. Но девушка будто ее и не заметила. Она смотрела на кладбище, не отрывая взора, будто там лежал кто-то из своих.

— Там похоронен кто-то из ваших близких родственников? — тихо спросил Чарльз, видя, как волнуется девушка.

Грудь ее часто вздымалась, и он словно осязал охватившее ее волнение и напряжение.

— Да, — хрипло ответила Элизабет и отвела взгляд. Затем откашлялась и повторила уже своим нормальным голосом. — Да. Очень близкий.

— Нужно посмотреть, что там да как. Вы пойдете со мной? Или останетесь здесь?

Элизабет помедлила.

— Я... Пожалуй, я останусь здесь. Не люблю, — она помолчала мгновение, — кладбища.

— Боитесь мертвых? — Чарльз тем временем доставал свой неизменный блокнотик и карандаш. — Зря. Мертвые еще никому не вредили. — На небо наползала туча, постепенно закрывая собой солнце. Чарльз передернул плечами, глянув наверх. — Как бы дождя не было. Так вот. Пакостничают всегда живые, причем те, кому доверяешь больше всех. А мертвые лежат спокойно себе в могилах и никого не трогают. С условием, конечно, что не трогают их.

Где-то вдалеке сверкнула молния, донесся отголосок грома. Налетевший порыв ветра зашатал стоящие деревья, которые откликнулись глухим шепотом. То тут, то там слышалось карканье ворон. Стало жутковато.

Тем не менее, Чарльз подошел к воротам, на которые был навешан проржавевший, чуть ли не пудовый, замок, и попытался их открыть. Не вышло.

— Там чуть дальше, сбоку, есть калитка, — услышал он негромкий голос Элизабет.

Он кивнул в благодарность и пошел в обход. И вправду, завернув за угол оградки, Чарльз увидел неприметную дверцу, сделанную из светлого дерева. Толкнув ее, Чарльз зашел на территорию кладбища.

Разруха, коснувшаяся всего замка в целом, сюда будто бы не добралась. Тут не было покрошившихся от времени памятников и осыпавшихся могил. Да, присутствовали следы запустения и старения, но они лишь подтверждали почтенный возраст кладбища. Стоило навести порядок — отчистить памятники от залепившей их грязи, упавших веток и лежалых листьев, выкосить стоявшую по колено траву и наползшие на кресты вьюнки — и кладбище приобретет вполне себе современный вид.

Чарльз неспешно ходил по тропинкам вдоль могил, делая пометки: вот здесь поправить завалившийся памятник, там заменить крест, тут обновить надгробие. В принципе, работы было немного, и Чарльз удивлялся такому резкому контрасту: замок, построенный на века, понемногу разрушался, а вот на кладбище, распланированному наобум, в низине, не потрескались даже памятники. Как так?

Пройдя больше половины кладбища, Чарльз резко остановился. До него донесся легкий запах тления. Он оглянулся, принюхиваясь. Тянуло из дальнего угла, где виднелась одинокая могилка. Деревья там стояли гуще, так, что угол был совсем в тени, и солнце не пробивалось сквозь плотную листву.

Чарльз двинулся дальше, по направлению к стоящей наособицу могиле. Сладкий запах гнили ударил по обонянию, так что Чарльз, не выдержав, достал платок и зажал нос, дыша ртом.

«Чему тут так пахнуть? Может, собака сдохла неподалеку?» — размышлял Чарльз, постепенно приближаясь к своей цели.

Вот он дошел до места. Простая могилка, с памятником, заляпанным грязью и обломками веток. Земляная насыпь безо всякого надгробия, крест, с навешанной на нем табличкой, где, скорее всего, указано, кто захоронен. Запах тления и разложившейся плоти резал ноздри и комом стоял в горле. Чарльз дышал ртом через раз, ощущая как запах дерет горло и пробирается под кожу.

Он несколько раз обошел вокруг, пытаясь определить, откуда доносится смрад, но, казалось, тянуло из самой могилы. Чего, собственно говоря, быть не могло. Никаких умерших животных поблизости он не обнаружил. Поэтому, определившись с фронтом работы, Чарльз повернул назад, решив вернуться сюда завтра с необходимым инструментом для того, чтобы очистить памятники и надгробия. Потому как он подозревал, что сюда, как и в гробницу, никто из рабочих не сунется из-за своих предрассудков.

Элизабет находилась там же, где Чарльз ее оставил — в каре. Он сел на место водителя и тронулся по направлению к замку, попутно рассказывая девушке, что он разузнал и что намерен делать. Упомянул и гнилостный запах. На что Элизабет зябко повела плечами и пробормотала что-то неразборчивое.

Вторую половину дня Чарльз посвятил текущим делам: обсудил с рабочими, сколько нужно материала на восстановление конюшни.