- Почему они не падают? - подумала она, ткнув пальцем одного из воинов с отведенным на

вытянутой руке копьем.

Он не падал, и как будто даже воздух вокруг него застыл. Это был сон или бред... но одно

было ясно: с богами не шутят!

Защитники города предстали в таком же жутком виде. Норки шла к царскому дворцу сквозь

застывшую толпу горожан. Всех несчастных, которые осмелились выйти из домов, постигла

эта участь. Остальным же, очумевшим от ужаса, ничего не оставалось, как забиться в свои

норы еще глубже. Но это их не спасало. Ошалевшие от такой легкой победы, да еще и

разъяренные гибелью вождя, дуплоги не щадили никого.

А вообще, город был красивый. Самый красивый из всех захваченных городов. Резные

домики, особняки и храмы казались сказочно легкими и изящными, даже присыпанные

мокрым снегом. В центре Хааха тротуары были дощатые, каждый дом окружал аккуратный

резной заборчик, на крышах красовались вырезанные фигурки зверей и птиц.

- И в этой красоте, - с отвращением подумала Норки, - в этой витиеватой изящности они

насмерть замучили моего брата!

Великанша Пая шла с ней рядом. Ее щекастое лицо от слез опухло совсем.

- Спалить бы всё это к свиньям! - сказала она с ненавистью, - устроить им общий

погребальный костер!

Города у рургов горели хорошо, и дома, и мебель. Сколько их уже превратилось в

головешки у них на пути!

- Зачем? - вздохнула Норки, - нам тут жить.

Дворец занимал много места. Дома и заборы как-то мигом расступились, перед царской

обителью лежала просторная площадь, вымощенная отполированными срезами деревьев с

замысловатым сечением. Эти разнообразные срезы были удивительным образом подогнаны

друг к другу. Все-таки рурги поражали своим мастерством!

Победители уже столпились на этой площади в ожидании дальнейших указаний, а их

вожди уже были во дворце. Пая проталкивалась вперед мощными локтями, а Норки

прихрамывая шла за ней. Ей было обидно, что Лафред всего этого уже не увидит.

Сам дворец был великолепен, он был искусно вырезан из самых разных пород деревьев и

выкрашен в яркие красно-желто-зеленые цвета. Рурги вообще любили всякую пестрость. По

краям вздымались четыре резные башенки, одна уже дымилась, а в середине вздымался один

большой, граненый купол, похожий на шатер.

Норки вместе с Паей поднялась по широкой лестнице с резным навесом и вошла внутрь.

- Вот и всё, - подумала она, - вот и кончилась эта война. Мы во дворце, враг уничтожен,

все теперь наше... а Лафреда нет в живых.

У нее не было никакого торжества и никакой радости. Ей было страшно жаль тех дней,

когда она просто жила в своей дуплине в лесу, охотилась, танцевала у костра с подругами,

укрывалась от вечернего Увувса, встречалась с Лафредом в пещере и подолгу разговаривала с

ним. Никакие богатства рургов не могли ей этого заменить.

В огромном, хорошо протопленном зале было тоже полно народу, в основном, командного

состава.

- Ты уже здесь? - подошел к ней Улпард.

Его черные глаза горели, ноздри широко раздувались от возбуждения. Он был в шлеме, но

не в золотом, а в медном.

- 274 -

- Это какой-то кошмарный сон, Ул, - призналась Норки.

- Каков шаман, а?! - довольно рассмеялся он, - нам бы сразу его жезлы!

Настроение у них явно было разное. Он ликовал, а ей хотелось плакать.

- Где царь? - спросила она, - тоже застыл?

- О, нет! - грозно покачал головой Улпард, - царя я самолично зажарю на костре! Будет

знать, как присылать мне голову Лафреда!

- Может, не надо никого жарить? Хватит уже?

- Хватит?! Ну, уж нет, моя милая, всё только начинается!

Воины на площади кричали его имя и призывали, чтоб он вышел на балкон. Это его

вдохновляло.

- Пойдем со мной, Норки! Ты же моя жена. Я хочу, чтобы все это видели!

- Я еще не твоя жена, - напомнила она.

- Я царь Аркемера и Плобла, - сказал он, - чего же еще тебе не хватает?

Норки смотрела на него в полной тоске. Он был хорош, лучше его всё равно никого бы не

нашлось... но у нее не было никаких сил на любовь.

- Шлем у тебя не золотой, - вздохнула она.

- Шлем?!

- Я устала, Улпард. И нога болит. Извини, я лучше прилягу где-нибудь.

Больше они не виделись до самого вечера.

Ей не впервой было занимать чужую спальню в чужом дворце. Уже не один город полыхал

за ее окнами. Изящный сказочный Хаах тоже горел. Это дорвались до него пьяные победители.

На столе с медным зеркалом стояли изящные шкатулочки с бусами, баночки с

притираниями, флакончики с благовониями. Всего этого Норки не понимала и не любила. Она

любила свое чистое лицо после ледяной воды, штаны, сапоги и тугой ремень на талии. Она

сидела, рассматривая узоры на шкатулке, а хозяйка всего этого изящества, как и все дворцовые

красотки, наверняка досталась какому-нибудь пьяному командиру или уже его солдатам. Такова

была жестокая реальность войны.

На пир пришлось пойти. Веселились всю ночь до утра. Улпард обнимал ее как свою жену,

и она уже ничего не могла ему возразить. Он выполнил все ее условия.

- За прекрасную Норки! - провозгласил он очередной тост, - за мою царицу!

Царицей она себя не чувствовала. Она была совершенно лишней на этом пиру, в этом

городе и в этой стране. Ей хотелось назад в лес, к огромным своим деревьям, к каменным

пещерам, к могучим ветрам и к свободе.

- Так что? - спросил он потом громким шепотом, - я приду к тебе сегодня?

- Как ты можешь! - возмутилась Норки, - все знают, что у меня траур по брату!

- Так и знал, - усмехнулся он, - до чего же ты строга, моя синеокая охотница!

- Сейчас я могу только рыдать и ненавидеть, - сказала она, - откуда мне взять силы на

любовь?

- Что ж, я терпелив, - и на этот раз согласился Улпард, - но не думай, что мое терпение

бесконечно.

Доронг сидел рядом и все, конечно, слышал.

- Что ты в ней нашел? Она худа как хворостина! - проревел он своим пьяным басом.

- Заткнись! - повернулся к нему Улпард, он тоже был порядком пьян, - или ты видел где-

нибудь женщину, красивее, чем наша синеокая Норки?

- Другие еще хуже, - согласился Доронг, - то тощие, то толстые, то мягкие, то жесткие... и

все круглые дуры.

- Пора тебя женить на Пае, - усмехнулась Норки, - а то ты больно капризный!

- Ты тоже дура, - объявил он.

Выпив еще, Доронг поднялся, пролез под столом и пустился в пляс вместе с остальными.

От жары он сорвал рубаху, вылил на себя бочонок вина, а потом начал грузно прыгать и

размахивать руками как в охотничьем танце. На мокром, красном от вина теле перекатывались

мускулы. Норки почему-то вспомнилось, как он вытирал окровавленный нож о занавеску. Нож,

которым он зарезал хрупкого юношу с голубыми глазами, так отчаянно защищавшего свои

деревянные таблички.

- 275 -

Эта сцена не выходила у нее из головы. Она даже рассказала об этом Лафреду.

- В Плобле всё горит, - ответил он тогда, - даже их письменность. Эта культура

недолговечна.

- Не у них всё горит, - возразила ему Норки, - а это мы всё сжигаем!

- Нам назад пути нет, - сказал брат жестко.

И прошел свой путь до конца. Но она была уверена, что он бы ни за что не прирезал того

мальчишку.

Пир продолжался. Кто-то рыдал, кто-то трясся от страха, кто-то ненавидел... а счастливые

победители орали песни и отплясывали в пьяном угаре.

Незаметно улизнув, она бродила по дворцу, сладко пахшему деревом и краской,

благовониями и маслами, постоянно натыкаясь то на застывших навеки защитников, то на

трупы под ногами. Коридоры были широкими, залы просторными, мебель причудливой. Как

долго все мечтали об этом царском дворце, замерзая у костров! И вот мечта сбылась. Только