- Я... я же тебе врал, дед, - признался он с отчаянием, - Кси никогда не был ее

любовником. Он писал про нее пьесу. Отличную пьесу, я знаю, я читал!.. Хочешь, я

поклянусь тебе? А хочешь, я притащу тебе этого Кси, и он сам тебе всё расскажет?

Ричард дрожащей рукой загасил окурок в консервной банке.

- К черту твоего Кси, - сказал он севшим голосом, - я буду говорить только с ней.

- Она тебя любит, - виновато улыбнулся Герц, - и я тебя люблю. Прости меня, дед!

************************************************************

Ричард не спешил. Он брел по темному городу, давя ботинками жидкую кашицу снега с

грязью. Почему-то не было ни торжества, ни радости. Он никак не позволял себе поверить,

что его счастье и жизнь вернулись, вот так взяли и вернулись назад. Вместо желания скорее

увидеть жену были только страх и неловкость.

Если б всё было так просто, как думал Герц! При чем тут какой-то Кси? Какая разница,

был он ее любовником или не был? Дело совсем в другом, в том, что они стали чужими,

стали далекими, как будто и не прожили вместе сорок лет. Дело было не в ее любви к

другому, а в том, что она разлюбила его.

Разлюбила. Он так привык к этой мысли, что уже не мог от нее отказаться. Даже в том,

что случилось, он видел не любовь к себе, а просто ее ненависть к Грэфу, борьбу двух

самолюбий, вселенское упрямство, которое с ней иногда случалось. А когда он позволял себе

думать иначе, сердце начинало оживать и болеть в груди как оттаявший кусок льда. Он

ничего не понимал!

Они расстались в больнице. Она смотрела своими запавшими зелеными глазами, очень

бледная, очень нервная, очень серьезная.

- Ричард, нам надо поговорить.

А дома был бардак. Она вообще не ночевала дома, а потом пришла и перевернула всё

вверх дном. И он испугался. Испугался, что и жизнь у них тоже вот так же перевернулась,

как домашнее барахло, и он сейчас это услышит. У него тогда была лишь одна мысль:

«Только не сейчас!» И он сбежал, как последний трус. А потом, в прошлом, только одно его

утешало: что он этого никогда от нее не услышит! Хоть тут обманул судьбу!

А теперь ему говорят, что она его любит. Говорят те, кто никогда не видел ее холодных,

отчужденных глаз!

Их дом утопал во тьме, как и весь квартал. Вместо деревьев вдоль дороги стояли

сплошные пеньки, тишина была просто мертвая. Ричард начал уже сомневаться, дома ли

Зела, но потом заметил тусклый отсвет в окне гостиной. Сердце отозвалось на это как

обычно - волнением и болью.

Он открыл калитку, подошел к дому, зашел в дверь, в полной темноте медленно поднялся

по ступеням. Так уж вышло, что первый этаж они оставили для гостей, а сами жили на

втором. Он шел, и как будто вся жизнь в этом доме пронеслась перед глазами: как пахло

свежей краской, как заносили мебель, как устраивали все комнаты, как принимали гостей, как

испытывали на прочность все кровати...

А потом он остановился у раскрытой двери гостиной, за которой дрожал тусклый свет

живого пламени, и зажмурился. Это длилось всего секунду. Быть взволнованным

мальчишкой он себе не позволил. Где это видано, чтобы хозяин не смел переступить порог

собственной гостиной? Где это слыхано? Вошел он уверенно и огляделся уверенно.

Камин горел, прямо у огня на одеяле сидела Зела, обыкновенная маленькая Зела,

закутанная в плед. Рядом на подносе стоял скромный ужин: бутылка, фужеры, кирпичик

хлеба и знакомые консервные банки.

Его как будто током пробило. Она сидела одна в пустом, холодном доме, ждала его, она

сделала невозможное, чтобы он вернулся, а он как последняя свинья напивался в «Корке

апельсина»!

- 429 -

Медленно, как во сне, Ричард опустился рядом с ней на одеяло, заглянул ей в глаза,

ужаснулся, как болезненно осунулось ее прекрасное личико, как впали ее щеки, как

потускнела ее атласная кожа и поблекли золотые волосы.

- Зелочка, что с тобой?! - прошептал он, потеряв даже голос от такого потрясения.

- Постарела, да? - грустно улыбнулась она, - стала некрасивой? Я думала, в темноте будет

не так заметно.

Ричард схватил ее и крепко-крепко прижал к себе, она барахталась в своем пледе, а он

целовал торопливо и нежно ее губы, волосы, глаза, морщинки под ними, складочку меж

бровей, прежде ее не было.

- Что с тобой, девочка моя, любимая моя? Что случилось? Неужели Грэф так замучил

тебя?

- Я сама себя замучила. Я совершенно не могу жить без тебя, Ричард.

Он стиснул ее еще крепче.

- Думаешь, я могу?! Думаешь, я жил без тебя там? Но всё это кончилось, правда? Я здесь,

ты со мной, всё будет хорошо, моя ласточка. Я больше ни на минуту тебя не оставлю. Уйду с

работы и буду сидеть на всех твоих репетициях и спектаклях. Хочешь? Води меня по всем

выставкам и магазинам на веревочке, хочешь, Зелочка? Хочешь такого мужа?

- Тебя хочу, - грустно улыбнулась она, - любого. И навсегда... Я люблю тебя, Ричард, и

так рада, что успела тебе это сказать. Остальное уже не важно... Представляешь, ведь этого

могло не случиться?

- Не могло, - покачал он головой, - я бы сам нашел к тебе дорогу.

- Сквозь время?

- Сквозь что угодно! Я бы прожил эти сорок тысяч лет, я бы их прополз и всё равно бы

встретился с тобой.

- Так долго не живут, - вздохнула она и снова улыбнулась, - все когда-то умирают.

- Просто никто не пробовал, - усмехнулся он.

- Наверно...

Она откинула плед и протянула к нему руки.

Счастье было совершенно полным, как будто на свете не существует ничего другого,

кроме любимой женщины. Еще вчера это казалось совершенно невозможным! Он вернулся

домой, он снова молод и полон сил, и жена по-прежнему любит его.

- Я очень постарела? - спросила она смущенно.

В полумраке она выглядела прекрасно, так он ей и сказал.

- Это ты выглядишь прекрасно, - возразила она с оттенком сожаления, - как будто время

текло для тебя вспять. Видишь, как всё переменилось? Ты помолодел, а я постарела.

Почему-то от этого он любил ее еще больше. Ей всегда не хватало обычности, земной

реальности, и морщинки наконец сделали ее просто живой женщиной, подвластной

времени. Почему-то он никогда не задумывался, что его жены это тоже коснется. Он старел,

она оставалась прежней, и это казалось уже нормальным и неизменным.

- Не переживай, - сказал он, осторожно целуя ее лицо, - у вас, у женщин, так много

всяких средств! Ты успокоишься, отдохнешь, Фло подлечит твои нервы, и всё образуется. А

для меня ты всегда будешь самой красивой и желанной, это я тебе сто раз уже говорил.

- За что ты меня любишь, Ричард? - вздохнула она, - я такая ужасная женщина!

- Знаешь, - ответил он подумав, - наверно, есть что-то свыше. Мы те самые две

половины, которые созданы друг для друга.

- Я - женщина из пробирки, у меня не может быть половины.

- Ну о чем ты? - ему не понравился ее грустный настрой, - я люблю тебя больше жизни,

при чем здесь какая-то пробирка? Об этом никто кроме тебя и не помнит.

- Прости, - Зела прижалась к нему всем телом, мягким и нежным, - я больше не буду

ничего говорить. Поцелуй меня лучше...

Заснул он под утро, обнимая ее нежное тело, слыша ее дыхание, вдыхая ее запах. Потом

с удивлением проснулся. Не от петушиных криков, не от клекота кур и не от шагов Кера,

сотрясающих дощатый пол. Он проснулся от холода и вспомнил, где находится. Камин погас,

- 430 -

серое утро хмуро заглядывало в окна без занавесок. «Зела!» - словно солнце вспыхнуло в его

мозгу, и хмурый мир сразу стал прекрасным.

Он пошел искать ее, заодно разглядывая при свете свое разоренное жилище. Дуплоги

явно побывали тут, забрали всё теплое, блестящее и съедобное, поломав при этом мебель. То,