Лицо Лены погружается в темноту. Освещается игровая площадка. На садовой скамье сидит  Е в г е н и й  Г о р о в с к и й. Нетерпеливо посматривает в глубину аллеи. Увидел идущую к нему  Л е н у. Встал.

Л е н а. Я опоздала. Прости.

Г о р о в с к и й. Тебе можно.

Л е н а. Отстояла очередь за селедкой. Мама в восторге! Будет суп из селедочных голов: «Карие глазки»! Почти поэзия! Написал бы об этом.

Г о р о в с к и й. Ты серьезно?

Л е н а. Вполне.

Г о р о в с к и й. Стихи должны быть как музыка! А писать о вобле, выбитых стеклах, подсолнечной шелухе на Невском? Извини…

Л е н а (помолчав). Шла сюда и встретила человека с очень знакомым лицом… По-моему, я его видела у Стрельцова…

Г о р о в с к и й. Ну и что?

Л е н а. В общем-то, ничего… (После паузы.) Знаешь, Женя… может быть, я ошибаюсь, но мне все время кажется, что за спиной Стрельцова стоит кто-то чужой. Стоит и нашептывает ему все речи, которые он потом произносит перед нами.

Г о р о в с к и й. Да ты что, Лена?! Так думать про Петра Никодимовича? Нет, нет!.. Ты ошибаешься, поверь мне! Какие там чужие? Стрельцов вне всяких партий, за молодежь, ты знаешь!

Л е н а (вздохнув). Ничего я уже не знаю… (Посмотрела на аллею.) Кузьма идет. (И крикнула.) Кузьма, идите к нам!..

К у з ь м а (подойдя). Наших не видели?

Г о р о в с к и й. Кого?

К у з ь м а. Ну, ребят заставских… комсомольцев…

Г о р о в с к и й. Не знал, что они уже «наши». К ним пришел?

К у з ь м а. Нужен я им… Так, посмотреть…

Г о р о в с к и й. Было бы на что! В солдатики играют!

К у з ь м а. А вы с голубыми флагами ходите! Речи говорите. Про братство, про красоту жизни… Люди на фронте смерть принимают, а вы цеха культуры какие-то придумали! Цеха-то они для работы, а не для болтовни!

Г о р о в с к и й. Погоди-погоди… Зачем же передергивать?

К у з ь м а. Не обучен. И не за картами с тобой сижу. А Стрельцов ваш сволочь!

Г о р о в с к и й. Как ты смеешь! (Он вскочил, сжал кулаки, двинулся на Кузьму.)

К у з ь м а (угрюмо). Не пыли, гимназист! А то маму будешь кричать. (Повернулся и медленно пошел в глубину аллеи.)

Л е н а (грустно). Вот и Кузьма о том же…

Где-то вдалеке послышались слова команды: «На пле-чо!», «К но-ге!»

Идем, Женя!

Горовский и Лена ушли. И снова слова команды: «На пле-чо!», «Шагом марш!» Появляется строй вооруженных комсомольцев. Среди них — С т е п а н, Г л а ш а, Ф е д о р, Н а с т я. Командует ими  А л е к с е й  К о л ы в а н о в.

К о л ы в а н о в. Стой! Степан, ты что потерял?

С т е п а н. Да обмотка, будь она трижды!..

К о л ы в а н о в. Вольно! Можно разойтись!..

И вынул кисет. С десяток рук потянулись к махорке. Колыванов только растерянно помаргивал, потом спохватился и прикрикнул:

Полегче, полегче налетайте!.. А ты разве куришь, Глаха?

Г л а ш а (обернувшись на Степана). Курю! Давно уже…

Н а с т я (насмешливо). Или нельзя девчатам? А, Леша?..

К о л ы в а н о в (не очень уверенно). В принципе, конечно, можно… Но как бы это сказать… Девчата все-таки… (окончательно смешался и сердито скомандовал.) Становись!

С т е п а н. Опять сначала! Смирно, вольно… Ложись, беги… Надоело!

К о л ы в а н о в. Разговорчики в строю! Что тебе надоело?

С т е п а н. Обучение мне наше надоело! Я беляка, если надо, голыми руками за горло возьму!

К о л ы в а н о в. Голыми руками, говоришь?

С т е п а н. Факт!

К о л ы в а н о в. Выйди из строя.

С т е п а н (шагнув вперед). Ну, вышел!

К о л ы в а н о в. Бери меня за горло.

С т е п а н (растерянно). Чего?

К о л ы в а н о в. Давай, давай! Покажи, как беляка душить будешь.

С т е п а н (не веря). Показать?

К о л ы в а н о в. Сколько раз тебе говорить?

С т е п а н. Ну, держись, Леха!..

Степан бросился на Колыванова, но тот сделал неуловимо точное движение рукой и ногой, никто не успел толком ничего разглядеть, а Степан уже лежал на земле.

С т е п а н (все еще лежа). Джиу-джитсу?

К о л ы в а н о в (потер раненую руку). Ага…

С т е п а н (поднимаясь). У скаутов научился?.

К о л ы в а н о в. У беляков тоже кое-чему можно научиться.

С т е п а н. Не понимаешь ты меня, Леша. Ну, что мы делаем? Броневики латаем, с ружьем по садику разгуливаем. А я, может, такое хочу совершить, чтоб сразу в мировом масштабе!

К о л ы в а н о в (смеясь). Гордый ты!

С т е п а н. Ау нас вся фамилия гордая!

К о л ы в а н о в. Ладно! Будут у нас дела и в мировом масштабе! Становись! Смирно!..

Г л а ш а (шепотом). Степа…

С т е п а н. Ну?

Г л а ш а (сунув ему самокрутку). На, покури.

С т е п а н. А сама?

Г л а ш а (не сразу). Никогда я не курила. И не буду!

С т е п а н. Брось!..

Степан чуть не выронил винтовку от удивления, широко раскрыл глаза и уставился на Глашу. Та рассмеялась.

К о л ы в а н о в. Что за смешки?.. Слушай мою команду! В патруль назначаются бойцы — комсомольцы отряда особого назначения — Жарков Степан, Зайченко Федор, Солдатенкова Настя…

Затихает голос Колыванова. Гаснет свет на игровой площадке. В луче прожектора, у стенда, С т е п а н.

С т е п а н. По петроградским улицам люди в ту пору ходили по-разному. Одни выходили из дому только днем, и то по крайне неотложным делам: отстоять очередь за пайковой осьмушкой хлеба или выменять на толкучке вязанку дров. Патрулей они побаивались, но все-таки старались держаться поближе к ним, пока им было по пути. Другие появлялись в городе с наступлением темноты, и тогда на пустынных улицах раздавались крики случайных прохожих, слышались одиночные выстрелы и топот сапог убегавших грабителей. Эти предпочитали с патрулями не встречаться. Но с недавних пор в городе появились люди, не похожие ни на тех, ни на других. Ни драповое пальтишко, ни чесучовый летний костюм не могли скрыть их военной выправки. Редко ходили пешком, стараясь затеряться в трамвайной толчее или сесть на случайно подвернувшуюся пролетку. Останавливали они ее за три-четыре дома до нужного им, расплачивались и, когда пролетка отъезжала, улучив момент, ныряли под арку ворот, черным ходом поднимались по узкой лестнице и стучались в дверь условным стуком. Сталкиваться с патрулями им было не с руки, а если сталкивались, дело доходило до перестрелки.

Дежурить в патруле я любил. Но больше всего мне правились вот эти короткие минуты построения, когда Колыванов называл посты караулам и улицы патрулям. Тогда нам казалось, что мы уже на фронте и командир говорит не о привычных с детства улицах и переулках, а шифром обозначает места, где скопился противник, на которого мы сейчас обрушимся.

Вот и сейчас я стоял, сжимая в руках винтовку, и ждал, когда же пропоет атаку звонкая труба, тревожно заржут кони, ахнет под копытами земля, а я буду скакать на белом своем коне, почти прижимаясь к его горячей шее, чтобы удобнее было рубить наотмашь, и такими яркими будут в небе звезды, что синью заполыхает клинок в руках!

Голос Федора: «Степан! Оглох ты, что ли?»

Ну вот… Никакой у меня сабли нет, не в конном я строю, а в пешем, и пойдем мы сейчас не в атаку, а до утра будем мерять шагами пустые улицы!

Голос Федора: «Заснул ты там?»

Погас прожектор, освещающий стенды. Зажегся свет на игровой площадке. На ней уже нет комсомольского строя. Стоит один  Ф е д о р  с винтовкой за плечом.

С т е п а н (появляясь на игровой площадке). Чего тебе?

Ф е д о р. В патруль нам с тобой велено.

С т е п а н. Не велено, а приказано. Деревня! Куда идти?

Ф е д о р. От бараков до переезда.

С т е п а н. Тьфу ты!.. Это же все равно что у себя во дворе сидеть!

Ф е д о р. Это почему же?

С т е п а н. Кому в голову взбредет ночью по пустырю шастать?

Ф е д о р. А за бараками если пройдут?

С т е п а н. За бараками болотина, а дальше лесок и шоссейка на Пулково. Чего там людям делать? Ну, удружили!..

Ф е д о р. А чего? Домой заскочить можно, чайком побаловаться.

С т е п а н. Я тебе побалуюсь!

Ф е д о р. Испугал! (После паузы. Хитро.) Глаха-то в патруль вчера ходила. Сегодня свободная.

С т е п а н (настороженно). И что дальше?

Ф е д о р. Дома сидит. Греется у печки.

С т е п а н. Ну и пусть греется. Мне-то что?

Ф е д о р. Ой ли?

С т е п а н. Поойкай мне! Так заойкаешь, своих не узнаешь!..

Ф е д о р. Чего же тогда взбеленился?

С т е п а н. А ничего! Нужна мне твоя Глаха как пятая спица в колесе!

Ф е д о р. Спица не спица… А занозила тебя крепко!

С т е п а н. Сам ты заноза хорошая! Смотри, выдерну!

Ф е д о р. Дергай, не пугливый!

С т е п а н. Связываться еще со всяким!.. (Помолчав.) Давай двигай! Я на пустырь, ты к переезду.

Ф е д о р. К баракам поближе потянуло?

С т е п а н. Ох, потяну я тебя сейчас! Кто старший в наряде?

Ф е д о р. Ты.

С т е п а н. Все. Исполняй приказание!

Ф е д о р. Да ладно… Пошел я! (Уходит.)

Степан проследил за ним взглядом, поправил за плечом винтовку, направился в противоположную сторону. Луч прожектора проследил за его движением и остановился, когда Степан присел на возвышение-круг. Задумчиво вгляделся в зрительный зал и будто увидел там все, о чем рассказывает.

С т е п а н. Ранняя выпала осень… Вечера такие холодные, что трава на пустыре покрывается инеем. А похож он на крупную соль… Пустить бы сюда сейчас лошадь, она сначала слижет иней, удивится, что он не соленый, и примется с горя хрумкать ломкую, побуревшую уже траву. Белая такая лошадь с рыжей отметиной на лбу! Или вороная! Да нет, вороную в темноте не увидишь, лучше белая… Черт-те что в голову лезет! Придумываю всякое-разное вроде Глахи. С чего бы?.. А Глаха, наверно, дома сейчас. Это Федька угадал. Сидит у печки, с тетей Катей беседы разводит. А обо мне небось и не вспомнит! Нужен я ей!.. (Степан шумно вздохнул, встал, дернул плечом, поправляя винтовку, и ушел в темноту.)

Осветилась игровая площадка. На ней — Г л а ш а  и  Е к а т е р и н а  И в а н о в н а.

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Дожили… Жмых вместо хлеба выдают! Ну да ладно… Мы его перемелем и лепешки печь будем! А пока можно и так пожевать… Ты что куски прячешь? Ешь! Захочешь, еще дам.

Г л а ш а (не сразу). Это я для Степы.

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. А-а!.. (Помолчав.) Любишь ты его, что ли?..

Г л а ш а (испуганно). Кого?

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Степана. Кого же еще?

Г л а ш а (после долгой паузы). Не знаю я ничего, тетя Катя… А только увижу его — и как весна на дворе!

Е к а т е р и н а  И в а н о в н а. Выходит, любишь… Ну, а он что, Степка-то?

Г л а ш а (вздохнув). Говорит, предрассудок.