юноши или красавцы типа Ольгерда Оорла. Она любила смотреть на него, даже иногда

сбивалась с мысли, ее эстетическое чувство упивалось им, но плоть оставалась совершенно

равнодушной. Это был не ее мужчина. А от взгляда Кера по всему телу пробегала горячая

волна, как будто от щемящего сердца разбегались раскаленные проводочки к каждой клетке

кожи.

- Скажи, а ты сам подозревал кого-то?

- Я ошибался.

- Но все-таки?

- Подумай сама: кроме меня землян не выносил только Руэрто Нрис. Он всегда меня

поддерживал в этом вопросе. Я знал даже больше: что у него есть контакты с экстремистами.

И, кроме того, именно ему выгодно перессорить всех Индендра.

- Почему?

- Мотив один: власть. Он младший из нас и всегда находился в тени своих дядюшек. А

когда он оперился, появились другие наследники. Сначала Риция, потом ребенок Аделы...

- Но ведь Нрис, как я слышала, вообще не вставал из-за стола.

- Я лично этого не видел. Я пришел позже.

- И Патрика убить он не мог. Он находился тогда у Леция.

- Я же говорю, что ошибался. Хотя с ним бы я разобрался с гораздо большим

удовольствием, чем с выжившим из ума стариком. Я любил его.

- 258 -

- Мне он тоже очень нравился, - с сочувствием сказала Миранда, - до сих пор не могу

поверить.

- В тихом омуте черти водятся, - усмехнулся Кера, - кажется, так у вас говорят?

- Ты не любишь людей, - посмотрела на него Миранда, - но ты знаток нашей культуры.

- Просто я аппир и люблю аппиров, - сказал Кера, - и защищаю их, как могу.

- От нас?

- Да, от вас.

Миранда пожалела, что завела этот разговор. Ссориться с хозяином замка не хотелось.

- Спасибо за ужин, - вежливо сказала она, - где я могу умыться?

- Лучше прими душ, - посоветовал Кера, - зеркало - это дверь в ванную.

Она встала и подошла к зеркалу. Лицо было бледным и уставшим, волосы растрепались,

блузка выбилась из-под юбки. Она посмотрела себе в глаза: что дальше, Миранда?

Кера подошел сзади и что-то накинул ей на плечи. Она изумленно увидела себя в зеркале

в роскошном аппирском халате. Он был ярко-синий, расшитый серебром, золотом и

драгоценными камнями. Пышные рукава сами подобрались по ее рукам, подол замер на

уровне пола. У нее было чувство, что на ней что-то живое. И безумно дорогое.

Азол как бы завернул ее в этот халат, даже улыбнулся, глядя на ее отражение. Можно

было не сомневаться, что это подарок. Такие вещи не выдают, чтобы ополоснуться в душе.

Миранда не шевелилась, но в ней боролись совершенно противоречивые чувства: от

восторга до паники. Мудрая женщина по-прежнему не могла победить наивную девочку.

Сердце ныло. Она обернулась, посмотрела ему в глаза.

- Азол, я земная женщина. И никогда не буду аппирской.

Он не отвел взгляда.

- Хочешь, чтобы я ушел?

Миранда растерялась еще больше. Она не знала, чего хочет, и что ей нужно. Она боялась

его. Она боялась его отсутствия. Она не хотела никакой любви, и она измучилась от

одиночества. Она понимала, что это просто затмение у них обоих, и знала, что такого случая

больше не будет.

Она осторожно коснулась его щеки кончиками пальцев, потом всей ладонью, потом

двумя ладонями. Ей показалось, что он не дышит.

- Не уходи. Останься.

Он улыбнулся, но затем очень серьезно сказал:

- Тогда пойду побреюсь.

- Зачем? - удивилась она, гладя его щеку, - ты и так не колючий.

- Не могу, - признался он, - когда-то я был волосат, как медведь, с тех пор не выношу

щетины. Бреюсь по три раза в день.

Он сказал это спокойно, как будто ничего в этом особенного не было, но ей показалось,

что он никогда и никому про это не говорил.

- Иди, - не стала она спорить, понимая, что такую застарелую болезнь не излечишь

одним словом, неспроста же у него нет даже наложниц, - брейся, если хочешь. Но мне ты

нравишься и так.

- Женщины меня боятся.

- Я уже ничего не боюсь, - она улыбнулась, - даже тебя.

***********************************************

Повернуть вспять ничего уже было нельзя. Он побрился, она приняла душ. Свет был

тусклым, музыка тихой, зимний сад за окном утопал в ночи. Страшная сказка все больше

напоминала волшебную.

Миранда почему-то не представляла, как все это будет. Она не знала, каковы в любви

аппиры, но ей и сравнивать-то было не с чем. За всю жизнь у нее был один-единственный

мужчина – Торвал Моут, ее муж.

Он был намного старше, она влюбилась в него еще студенткой, когда он возил их группу

на Меркурий. Его тогда еще умиляла девушка, которая все время отставала и терялась, у

- 259 -

которой постоянно ломалось снаряжение, под которой все осыпалось, и на которую все

падало. Это потом он от этого озверел.

Торвал привык все за нее решать и все за нее делать. Он давно жил с другой женщиной,

но даже оттуда умудрялся ее контролировать и навязывать ей свои решения. Ни один ее

поклонник ему не нравился, и он умел расстроить все ее отношения с ними в зародыше.

Миранда смогла избавиться от его влияния, только улетев на Пьеллу.

Все это было слишком давно: Земля, Торвал, молодость... Для нее с тех пор прошла уже

вечность, она была совсем другая. Все было странно и неожиданно, и страшно и сладко.

Азол, видимо, тоже плохо представлял, что из этого получится.

- Иди ко мне, - позвала она этого дикого аппирского льва, нерешительно стоящего

посреди своей мерцающей спальни, и зажмурилась, как будто прыгает в пропасть.

Лев оказался вполне ручным. Он не съел ее, не искромсал клыками, не разорвал когтями

ее кожу. Он вообще был совершенно не таким, как она думала. И не таким, как Торвал.

Прежде всего она поняла, что они никуда не торопятся. Что совсем не нужно после двух-

трех глубоких поцелуев раздвигать колени. Можно еще долго просто наслаждаться друг

другом. Это было для нее непривычно. Торвал всегда ставил себе задачу и стремился как

можно оптимальнее и быстрее ее выполнить. И от нее требовал того же. Таким он был не

только в любви, вообще по жизни.

«К черту Торвала!» - подумала Миранда, убирая косматую гриву Кера с его лица, ей

нравились его грубые черты, нравилось, что он так непохож ни на кого, особенно на ее

бывшего мужа. И она, как, наверно, все женщины на свете, уже заглядывала вперед. Она

думала, как трудно ей будет расстаться с ним утром, забыть все это и жить по-прежнему: в

своих заботах и без его любви.

Азол приподнял ее над собой на вытянутых руках, потом положил ее на подушки и

склонился над ней, и тем вернул ее к настоящему.

- Мне казалось, что твое тело - белое как мрамор, - сказал он, - и такое же холодное. А

оно такое горячее и нежное.

- А я думала, - призналась она, - что ты просто возьмешь меня и изнасилуешь.

- А я что делаю? - засмеялся он, склоняясь еще ниже.

- Я не знаю, что ты делаешь, - она закрыла глаза, - но мне так хорошо с тобой... там, в

подземелье у тебя был такой колючий свитер, помнишь? И сам ты был такой колючий...

- Я был зол на тебя как черт.

- И я совсем-совсем тебе не нравилась?

- Мне было жаль тебя. Ты дрожала как мышонок.

- От холода.

- Ну, конечно. Не от страха же...

Потом они уже ничего не говорили. Их губы слились, их тела соединились, и все было

прекрасно, она даже не думала о грустном пробуждении. Но перед ней почему-то все время

возникал образ Патрика с возмущением на лице: «С этим типом - только через мой труп!»

Миранда с горечью сознавала, что так оно всё и вышло. И через его труп. И с этим типом.

Вот такие бывают непослушные матери.

Если б не это, если б не боль, с которой она жила уже полгода и с которой свыклась, как

с чем-то неизбежным, наслаждение могло бы быть намного большим. Удовольствие