врезался в луч, и они оба на минуту ослепли.

Азол владел лучом не слишком уверенно, но соперник уже потерял быстроту реакции.

Он сам закрылся в голубом шаре, защищаясь от ударов. На его надменном лице впервые

появилась тревога. Такой поворот Азолу понравился, но радоваться было рано. Запас его

энергии тоже стремительно таял. С голубого меча он перешел на белый, потом на синий.

Синий держался только на злости.

Он вспомнил все, чтобы поддержать свою злость: изуверски убитую Аделу; прямой слева

в челюсть, которым угостил его Конс; обвинения, которые он до сих пор не в силах развеять;

горе Миранды, страданья Риции, ужас Флоренсии, запертой на складе... а так же сотни

детишек, которых этот упырь собирался взорвать.

Все тело уже вопило от усталости и боли. Тяжело дыша, Азол попытался ударить мечом

сбоку, чтобы снести васку голову. Тот удар сдержал, но рухнул на колени. Кера шагнул к нему,

шатаясь, но получил вдруг такой толчок в грудь, что упал на спину. Не долго думая, Грэф

просто прыгнул на него, сжимая в руке осколок стекла. Азол перехватил его руку, и они

покатились по полу. Оба остыли уже до «желтой луны», а она не могла защитить от

физического контакта.

Пол, весь в битых стеклах и хрустале, был не лучшим местом для рукопашного боя.

Скоро они были все в крови, из последних сил нанося друг другу удары. Энергия была уже на

нуле, но физически Азол был все-таки сильнее изящного васка. В конце концов, он сел к

нему на спину, вцепился в волосы, исступленно тыча его лицом в хрустальное крошево. Грэф

почти не сопротивлялся.

- Я всегда думал, зачем я родился, - проговорил Кера, утирая рукавом кровь с лица, - да

еще с такой силой. Не затем же, чтоб гонять своих слуг! Теперь я знаю зачем. Чтоб

уничтожить такую сволочь, как ты.

- Ты же васк, - прохрипел Грэф, еле ворочая языком, - ты роскошный васк, Кера. Самый

сильный из Прыгунов. Дались тебе эти аппиры!

- Заткнись, - рявкнул Азол, - никаких переговоров с тобой я вести не намерен. У меня

одна цель - чтоб ты сдох.

Сначала ему показалось, что Грэф закашлялся, но потом он понял, что тот смеется.

Хрипло, жутко, чудовищно смеется.

- Заткнись, - еще раз сказал он, - на этот раз навсегда!

Он уперся ему коленом в спину, сжал его голову руками, и резко повернул ее назад и

вбок. Тело под ним дернулось и обмякло. Азол тоже обмяк, все кости ломило от боли.

- И за дядю Би Эра тебе тоже, - пробормотал он, скатываясь на пол.

Через несколько минут он смог отползти к разбитому окну, глотнуть свежего воздуха и

прислониться спиной к стене. Так он и сидел, почти ничего не чувствуя и не помня. Иногда в

дверь заглядывали перепуганные слуги и тут же убегали.

Потом короткая вспышка озарила оплавленный зал. Посреди осколков возник Леций.

Через минуту за ним последовал Конс. Они какое-то время приходили в себя.

- 326 -

- Что здесь, черт возьми, происходит?! - спросил наконец Верховный Правитель, - пожар

что ли?

Азол медленно поднялся.

- Это Грэф, - сказал он, подходя к трупу, - вожак экстремистов. Как видите, пришлось с

ним повозиться. А остальных можно просто арестовать по списку... Конс, это, кажется, по

твоей части.

Оба смотрели на него изумленно. Но скоро их внимание привлекло другое: тело Грэфа,

разряжаясь мелкими искрами, стало таять. Через минуту на полу лежали только его угольно-

черный костюм и блестящие сапоги.

//////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////////

//////////////////////////////////////

///////////////////////////

Ингерда расположилась в покоях бывшей Старшей жрицы. Помещение было

просторное, хотя и мрачноватое. Высокие своды держались на массивных розовых колоннах,

в каменный пол была вделана золотая чаша с водой размером с небольшой бассейн. Столы,

полочки, комоды, бюро, широкая кровать были из дерева, тонкой ручной работы. От этого

Ингерде казалось, что она перенеслась во времени в эпоху старых замков. Дома на Земле у

них тоже был замок, и там тоже были каменные полы, светильни на колоннах, замысловатая

резная мебель...

О детстве и юности вспоминать не хотелось. Все время вспоминался последний разговор

с Лецием, как будто кроме этого и подумать было не о чем. Она злилась на себя, но все время

повторяла в уме все свои слова и все его ответы.

Настроение у него было скверное, и ему снова было не до любви. А жаль. Она что-то

уже поняла, когда натерпелась страха в гостинице, она не хочет больше терять его, она была

согласна на все... Но разговор был совсем не об этом.

- Никогда не чувствовал себя большим идиотом, - раздраженно сказал Леций, - ты не

имела права решать за всех.

- Но я вас спасла, - попыталась она оправдаться.

- Чудом!

- Возможно. Но осуждать меня за это ты не можешь.

Он был очень красив в своем белом костюме, голубые глаза в тусклом свете факелов

казались синими как предгрозовое небо. Лицо стало холодным и надменным. Такого Леция

она еще не видела. Она вообще очень мало его видела и еще меньше о нем знала. А это был

Верховный Правитель и Прыгун, который не привык, чтобы за него решали, который

спокойно взваливал на себя чужие проблемы, но никому не позволял решать свои.

- Не надо делать то, о чем тебя не просят, - сказал он жестко.

- Ах, вот как?! - вспыхнула она, - ты, кажется, недоволен, что тебе спасли жизнь?!

- Таким образом?

- Какая разница?

- Огромная!

Ингерде трудно было понять, что он чувствует, но глаза его сверкали гневом. Какой

непомерной гордыней надо было обладать, чтобы не оценить ее самоотверженного поступка!

Она ведь так любила их всех!

Ингерда смотрела на него, беспомощно открывая рот, она не находила нужных слов.

- Ты знаешь, - сказала она с досадой, - я ведь не ждала благодарности, да и не нужна она

мне... но и такого осуждения я не заслуживаю. Я вообще не понимаю...

- Это было не твое дело, - сверкнул глазами Леций, - и оказалась ты с нами случайно.

Твоим делом было сидеть и не высовываться.

- Ах, вот как?!

- 327 -

- Это же не лезет ни в какие рамки: пять здоровых мужиков лежат пластом, а какая-то

пигалица идет их спасать!

- Вот, что тебя возмущает, - проговорила она уязвлено, - никак не можешь смириться, что

кто-то оказался решительнее тебя? Увы, ваше величество, не только Прыгуны имеют право

на поступки. Да и на подвиги. Иногда и слабая женщина на это способна. Пигалица, как ты

говоришь. И, хочешь ты или нет, но тебе придется с этим смириться.

- Да, поступила ты именно по-женски, - ответил он, - через обман и хитрость. Ты просто

лишила нас выбора.

- Какого?! Какого выбора? Кому умереть?!

- Это уже не важно.

- Я знаю, что для тебя важно: всегда быть самым-самым. Самым сильным, самым

умным, самым главным, самым благородным... И все за всех решать. Это ты умеешь!..

Они так и не поняли друг друга. Или не захотели понять? Да и к чему? На следующий

день он отправился к себе на Пьеллу, она осталась на Тритае. И все как будто встало на

прежние места. Только глаза все время были на мокром месте.

С тех пор, как она увидела маму, что-то сломалось в ней. Лопнула, как ореховая скорлупа,

жесткая оболочка, а под ней оказалась беспомощная маленькая девочка, у которой уже нет

сил бороться за свою судьбу, и хочется к кому-нибудь прислониться.

Ничего хорошего пока не было. С Магустой ничего не решилось. От этого было

страшно, жутко и смертельно жалко маму. Отец и Ольгерд отправились к эрхам за

поддержкой, но они так и не поняли, в чем слабость Источника. Прыгуны вернулись на

Пьеллу. Гунтривааль молчал по-прежнему и отрешенно курил «Зеленую звезду».