Она почти с отчаянием сорвала с себя одежду и бросилась в прохладные темные воды.

Ричард стоял на берегу и ждал. Ждал, когда она устанет и вернется и приведет в порядок

свои мысли и чувства. Ей было не до него в этот момент, и это было ясно. Потом он вытирал

ее своей рубашкой, вдыхая запах мокрых волос.

- Зела, что тебя мучает?

- Я просто услала, Ричард.

- Я не слепой.

- Извини, - сказала она, потупившись, - я и так надоела тебе со своим страхом. Зачем еще

раз говорить об этом?

- Чего ты боишься? Конс далеко. Я с тобой. Чего?

Она смутилась на мгновенье, но тут же нашла ответ.

- Неужели непонятно? Он же все равно меня найдет.

- А я на что?

- Я боюсь за тебя. Я боюсь вашей встречи. Я не хочу этого... Но говорить об этом

бесполезно, потому что ваша встреча неизбежна. Ничего уже не изменишь.

Это было похоже на правду. На желанную правду, которая все так прекрасно объясняла.

Не объясняла она только одного: кто был у Зелы днем, и почему она это скрывает? Ясно, что

не Конс.

- Мы с ним уже встречались, - сказал Ричард, наблюдая за ее лицом, лицо ее застыло как

восковой слепок, глаза расширились, - как видишь, я жив.

- Встречались? - проговорила она упавшим голосом, - сегодня?

- И сегодня тоже.

- И ты мне не сказал?

- У тебя при одном его имени начиналась истерика. Я просто дал тебе время отвлечься от

всего этого. Тем более, до сегодняшнего дня было неясно, что он выберет. Теперь я тебе

спокойно могу сказать, что бояться тебе больше нечего. С ним вполне можно договориться.

Утром я отвез его в медкорпус, он упакован как египетская мумия. Так что, по крайней мере,

месяц можешь о нем не вспоминать. Да и потом, я думаю, все утрясется.

Вместо того чтобы обрадоваться и вздохнуть облегченно, Зела почему-то совсем

расстроилась. Она отвернулась и медленно побрела от него к своей одежде. Ее прекрасное

тело как будто все обмякло и сгорбилось. Она одевалась медленно и безразлично.

С неприятным холодком в душе Ричард подумал, что, кажется, выполнил свое

предназначение, и теперь ей не очень-то нужен. Потом отбросил эту мысль и подошел к ней.

- Скажи, я в чем-то виноват?

- 103 -

- Нет, - вздохнула она, - конечно, нет. Ты всегда прав, что бы ты ни делал.

Эта фраза ему тоже не понравилась. Он машинально застегнул ей молнию на спине и

присел застегнуть ей босоножку.

- Смешно было надеяться, что этого не случится, - сказала Зела, глядя себе под ноги, - я

не понимаю только, когда?

- В первый же вечер, - признался Ричард, приступая ко второй застежке, - если хочешь, я

расскажу подробно.

- Нет, - резко перебила она, - мне вовсе не хочется слушать, что он обо мне наговорил.

Она была в чем-то права. Ничего хорошего Конс о ней не сказал, да и не мог сказать. Да

и в прошлом ее ничего привлекательного не было. Лишний раз упоминать об этом не

хотелось, поэтому он и промолчал о первой своей встрече с Консом. Но это было тогда,

неделю назад, когда он еще не сдувал с нее пылинки, не носил ее на руках, не слизывал с нее

последнюю капельку и не растворялся в ее объятьях как шипучий витамин «С» в стакане.

Разве он не знал, кто она? Разве он от нее отказался? Разве он ее прячет ото всех? И

разве непонятно, что ему глубоко плевать, кто и что о ней думает?

Ричард встал и взял ее за плечи.

- Зела... - она не смотрела на него, отводя взгляд в сторону, - послушай меня. Не важно,

что он говорил. Важно, что я ему ответил. И даже не это! При чем тут слова?

- Слова - страшная сила, Ричард, - вздохнула она.

Ему показалось, что если он сейчас не прижмет ее к себе, то просто умрет.

- Обними меня, - сказал он, - не могу видеть тебя расстроенной. Не будем повторять

чужие слова. Мало ли кто что болтает. . Бояться нам теперь нечего, и никто нам не помешает.

Зела слабо улыбнулась. Он обнял ее крепко и впервые за много лет посмотрел на небо. В

зените была голова Дракона.

**********************************************

**********************39

Фантастические картины открывались перед Ольгердом. Дворец, на балконе которого он

находился, буквально плавал в воздухе, из него открывался вид на всю вселенную. В тонком

мире звезды видны были даже днем: мириады звезд и мелкое крошево Млечного Пути.

Тигры возлежали на просторных ложах, на их белых мордах с черными носами и зелеными

глазами было написано спокойствие и довольство. Ему казалось, что он сам сейчас растает

от покоя и гармонии, превратившись в еще одну пылинку мироздания.

Сейчас он ни о чем не беспокоился, никому ничего не хотел доказать, даже не любил

Зелу и не ревновал ее к отцу. Он любил эту вселенную целиком и наслаждался ею,

прекрасной, сиренево-фиолетовой с голубыми вспышками, понятной, доступной, желанной.

А где-то там, на Земле, в плотном мире, по залитому солнцем стеклу ползла изумрудно-

зеленая муха, перебирая быстрыми лапками и неожиданно пикируя на облупленный

подоконник.

- Я могу побывать на Наоле? - спросил Ольгерд, обращая свою мысль к Карисонгру.

- Здесь ты можешь все, - снисходительно ответил Карисонгр, - вот физическое тело

перебросить туда невозможно. Это могут только аппирские Прыгуны.

- Ясно, - вздохнул Ольгерд, астральная Наола его не очень интересовала.

Прекрасная тигрица Коризанда подлетела к нему, медленно опускаясь возле его ложа,

увиденное по-прежнему казалось ему сном.

- Почему ты грустишь? - спросила она мягко.

- Скажи мне, к чему это все? Зачем вы живете?

- Ты рассуждаешь слишком по-человечески, - усмехнулась она, - разве этот мир не

прекрасен? Разве ты не един со вселенной? Чего же еще?

- Должна быть какая-то цель, - сказал Ольгерд, - нельзя же вечно наслаждаться?

- Это страдать нельзя вечно. А наслаждаться можно. Скажи, тебе плохо?

- 104 -

- Нет.

- Может быть, тебе скучно?

- Нет, Коризанда.

- Может, ты чего-то хочешь?

- Самое противное, что я ничего не хочу.

- Но это же прекрасно!

- Это ужасно.

Ольгерд вылетел из дворца и помчался куда-то, не глядя, вниз спиной, хотя тут весьма

относительным было понятие о верхе и низе. Над ним проплывали облака, закрученные, как

морские раковины синих и малиновых цветов. Ему казалось, что он качается на волнах

морского прибоя перед грозой. Коризанда увязалась следом. Ее хвост торчал трубой, как у

кошки, пикирующей с крыши.

- Ты все время возвращаешься в свой плотный мир, - сказала она, - почему?

- Я там живу, - ответил Ольгерд.

- Там лучше, чем здесь?

- Пойдем со мной, узнаешь.

- О, нет! - воскликнула Коризанда, - там сила тяжести!

- А вообще? Такое возможно?

- Одному – нет. Для погружения в плотные миры нужны сложные мыслеформы, которые

создаются коллективным разумом и энергией. Эрхи этим занимаются, а мы не видим в этом

смысла.

- А эрхи, стало быть, погружаются?

- Редко. Это работа. Причем, очень тяжелая.

Они опустились на желто-оранжевую поляну с прозрачным ручьем. Вокруг стояли

раскидистые деревья с огромными плодами, не оттягивающими гибких веток. Коризанда

быстро приняла облик прекрасной девушки с темными мелкими кудрями вокруг широкого

большеглазого лица и сорвала плод точеной белой ручкой. Она была похожа на купеческую

дочку, холеную, цветущую, спокойную, как вода в стоячем пруду с лилиями. Зела тоже

казалась холеной и цветущей, но в ней не было этой умиротворенной успокоенности,

вседовольства, неприкрытого блаженства.

«Наверно, это от нашего несовершенства и убожества», - подумал Ольгерд, - «не можем

мы оценить полную гармонию, подавай нам ущербность». Зелу он полюбил не за красоту, а,

прежде всего за то, что она была несчастна. Его жалость переродилась в любовь. А