- Аппиры различают цвета? - спросил он.

- Разно, - ответила девушка, - Кеция хорошо видеть. Леций Лакон - белый. Солнце.

Господин эрх - белый сирень, звезда. Госпожа Ла Кси - красный огонь, костер, таять, гаснуть.

Господин Би Эр стар, желтый луна. Господин Азол Кера голубой лед, холод.

- А Конс?

- Господин Миджей Конс зеленый звезда, жесткий.

- Интересно!

- Господин Синор Тостра - черный яма, сосать, - важно сказала вдохновленная его

интересом девушка, - господин эрх Ригс сирень сиять. Он давать Кеция свет, Кеция жить.

- Понятно.

Ольгерд посмотрел в округленные и ждущие глаза маленькой девушки, принимающей

его за эрха. Не послать ей энергетический импульс было просто невозможно. Счастливая, она

еще долго ему поведывала о мелочах быта, пока его не позвали к столу.

Зела была уже в столовой. Все такая же прекрасная и грустная, как догорающий костер.

- Как ты? - спросил он и получил в ответ разочарованный тоскливый взгляд.

Сердце от этого сжалось. Он почувствовал себя виноватым. За всех. За аппиров, которые

не могут жить нормально и сосут друг у друга энергию, как кровососы. За эрхов, которые

здесь все-таки бывают, но ничего делать не хотят, а ограничиваются разовыми подачками. За

красавца-Леция, который устроился тут, как магараджа, и с высоты своего благополучия

считает себя вправе распоряжаться чужими судьбами. За себя, который ничего в ней не

понял, все истолковал так, как ему было удобно, и в результате влип в эту историю. И за отца,

который просто обязан был быть умнее его и остановить их обоих.

Стол был круглый. Слуги и автоматы уже закончили его сервировать. Ольгерд сел так,

чтобы видеть входную дверь. Слуга в желтом халате что-то виновато пролепетал ему по-

аппирски.

- Он говорит, что это кресло хозяина, - равнодушно перевела Зела.

- Ах, простите! - покривился Ольгерд, - я, кажется, нарушил субординацию.

Он сел подальше от этого кресла за другой конец стола. Оттуда он с отвращением

наблюдал торжественный внос хозяина. Двое старых слуг доставили своего молодого

прекрасного господина на носилках, как истинного магараджу. Ольгерд удивился даже не

- 133 -

тому, что это не роботы, а только тому, что их не шестеро. Ему казалось, что он попал в

какое-то поросшее быльем средневековье.

Местное Солнце медленно слезло с носилок. На нем был эффектный черный с серебром

костюм, облегающий стройную юношескую фигуру, черные волосы коротко подстрижены и

зачесаны назад, лицо бледное и красивое.

- Вот и я! - объявил он вполне бодро, взгляд его остановился на Зеле, - Ла, боже мой,

какое потрясающее платье! Ты изумительна, детка. Извини, у меня не нашлось для тебя и

пяти минут. Я совершенно растрепан! Бывает-бывает...

- Я знаю, Леций, - смиренно сказала Зела.

- Подойди же ко мне.

Ольгерд увидел сцену встречи. Они обнялись, они сомкнулись как две разломанные

половинки. Этот тип даже позволил себе запустить руки в ее пышные волосы. Они что-то

сказали друг другу по-аппирски.

- Садись, - улыбнулся Леций, - я сяду только после дамы.

Она медленно опустилась рядом с ним, подминая рукой пышные юбки. Тогда сел и он,

по-царски возложив руки на подлокотники. Его слуги расторопно эти руки поцеловали,

каждый со своей стороны.

- Брысь! - шутливо скомандовал им Леций, как любимым, но надоедливым собакам.

Может, он и был «растрепан», но настроение у него явно было хорошим. Чего нельзя

было сказать о его гостях.

- Носильщиков не маловато? - спросил Ольгерд.

Хозяин посмотрел на него ясными синими глазами и почему-то засмеялся.

- Я им еще не то позволяю, - заявил он вполне дружелюбно.

Обаяния у него было не отнять. Отвратительной самоуверенности тоже. Ольгерд не

привык иметь дело со средневековыми вельможами.

- Видишь ли, - пустился в рассуждения хозяин замка, - эти мелкие детали бросаются в

глаза только землянину. Ты привыкнешь. Если, конечно, захочешь остаться.

- Леций, зачем ты оправдываешься? - вдруг резко спросила Зела, как будто он делал что-

то недостойное его сана, и Ольгерд с досадой понял, что она целиком на стороне этого

самодовольного феодала, коей чести тот явно не заслуживал.

- Я не оправдываюсь, - пожал он плечом, - я просто готовлю нашего друга к нашей

жизни. Он строг! И категоричен. Это пройдет. Знаете, жизнь хороша тем, что все, в конце

концов, становится на места.

Обед напоминал кроличье мясо с гарниром, рагу из овощей было острым и

подозрительно пахло, зато вино оказалось вполне сносным. Хлеб был горячий и испечен в

виде маленьких продолговатых лепешек, посыпанных дроблеными зернами. В вазах

красовались своеобразные виды яблок, апельсинов, винограда и прочих фруктов. Своего

часа ждали и пирожные с кренделями. Ольгерд ел без аппетита, но с любопытством.

Хозяин, постоянно улыбаясь, вел светскую беседу, не особо содержательную, но все-таки

разряжающую обстановку. Он рассказал, какой замечательный у него повар, где для него

выращивают эти самые апельсины, почему ему нравится в столовой эта картина со слонами

на водопое, и прочую отвлекающую муть. Потом он отложил вилку с ножом, как будто

изнемог от пользования этими предметами, и измученно откинулся на спинку своего

хозяйского кресла.

- Ольгерд, завтра весь мой муравейник будет говорить на твоем языке, - заявил он

великодушно, - но это еще не все аппиры. Тебе придется самому научиться понимать нас. Так

будет гораздо удобнее.

Кто бы спорил!

- Я не умею изучать язык за сутки, - сказал Ольгерд.

- Это просто: компьютер, мозговой допинг, немного синей энергии и чуть-чуть практики.

Языковой барьер мешает даже мне с тобой общаться. У нас есть вещи, на ваш язык не

переводимые.

- Кое-что ясно без слов, - хмуро сказал Ольгерд.

Леций посмотрел на него внимательно и перестал улыбаться.

- 134 -

- Безусловно.

За широкими окнами, за белыми перекрытиями балкона, за каменным забором, стоял

суровый хвойный лес, буро-зеленый и влажный, какой бывает ранней весной или поздней

осенью.

*****************************************

**************53

Ричард вернулся с озера поздно ночью. Он наплавался вволю. Он дал успокоить себя

теплому летнему вечеру и прохладной черной воде. Он им позволил. И они старались, как

верные друзья. Но ничего не получалось. На душе было по-прежнему тревожно и скверно.

В гостиной горел свет. На диване сидела грустная Алина, рядом, переливаясь, лежал ее

серебристый плащ.

- Не смогла тебе дозвониться, - объяснила она.

- И не надо было, - сказал он, отправляя в стирку полотенце.

- Что с тобой? - спросила она недовольно, - Ричард, я не понимаю, что с тобой

происходит?

- Долго объяснять, - он устало сел рядом с ней на диван и закрыл глаза.

- Раньше ты мне рассказывал! - в ее голосе появились возмущенные нотки.

- Это наши семейные дела, - сказал он терпеливо.

- Понятно, - усмехнулась Алина, - она уже - твоя семья, - а меня, значит, это не касается.

Ему не хотелось с ней ссориться, тем более не хотелось ее обижать. Хотелось спать. И

чтобы все оставили его в покое.

- Понимай, как хочешь, - равнодушно ответил он, - по-моему, я еще днем тебе все сказал.

- Не все, - усмехнулась Алина, - ты не сказал, почему.

- Это нужно?

- Женщина имеет право знать, за что ее бросают!

- Я тебя не бросаю. Я просто ухожу в тину, как старый, дохлый карась. Так понятнее?

Она вскочила, посмотрела на него сверху вниз с чувством бесконечного превосходства.

- Понятнее! Ты просто влюбился в эту свою медузу как последний идиот! - заявила она

презрительно, этот тон был ей более привычен и ему в разговоре с ней - тоже, - Господи!