Неужели у мужчин все мозги в одном месте?! Ну, прошвырнулся с ней по побережью, ну

дорвался до чужой подстилки, может, хватит? Ничего нового уже не будет. Никакой

космической любви! Где она сейчас, твоя пассия? В замке с Ольгердом?

- Лина, помолчи.

- Не переживай, он ей тоже не нужен, - не на шутку распалилась Алина, - просто этой

сучке все равно, с кем из Оорлов спать!

У него не было сил даже на нее разозлиться, просто хотелось, чтоб она ушла.

- Это ты успокойся, - посоветовал он хмуро, - и выбирай выражения.

- Я приличных выражений такого рода не знаю.

- Она любит Ольгерда - вот как это звучит на самом деле.

- Да? - Алина посмотрела с какой-то издевательской насмешкой, - любит Ольгерда, а

трахается, как выдра, с тобой?

Ему показалось, что миром этот разговор все-таки не кончится.

- Кто тебе такое сказал? - спросил он, начиная выходить из себя.

- Перестань, Оорл, - заявила она все в том же издевательском тоне, - не делай из меня

дурочку... я сама видела ваши смятые подушки. Это Силину можешь рассказать, что полетел

на побережье по делу. Может, он тебе и поверит!

- Ты что, была в гостинице?

- Разумеется!

Ричард посмотрел на нее изумленно, что-то нехорошо заныло у него под ложечкой.

- Что ты там делала?

- 135 -

- Как что? - усмехнулась Алина, - беседовала с твоей куклой.

- О чем?

- Не волнуйся, - она заговорила театрально, с выражением, - я вела себя прилично. Я же

цивилизованная женщина, а не зверь какой-нибудь. Я сказала, что ничего против не имею,

если этот отпуск ты проведешь с ней. Что ты так смотришь? Думаешь, я не хочу, чтобы ты

нормально отдохнул? Наоборот, я велела ей развлекаться на всю катушку, чтобы ты с ней не

заскучал. Она сказала, что непременно постарается. Видишь, какая я заботливая? Даже

сказала ей, каких женщин ты предпочитаешь. Она ведь должна уметь подстраиваться?

Этот спектакль явно доставлял ей удовольствие.

- И каких же женщин я люблю? - спросил Ричард с тихой яростью.

- Таких, - ответила Алина зло, - которые не любят тебя! Легкомысленных дурочек,

которых можно держать на расстоянии и ничего им не обещать! Которым можно дарить

цветы, трахать их в гримерной, показаться с ними на вечеринке, а потом спокойно изменить,

или вовсе бросить, словно ничего и не было!

Он стиснул руки в замок.

- Ты боишься привязанностей, Ричард Оорл, - продолжала обличительную речь Алина, -

ты их избегаешь. Ни одна нормальная женщина такого не выдержит. Это что-то из мужских

фантазий... Я долго изображала из себя такую дурочку, потому что ты так хотел. И потому что

любила тебя как идиотка. Что ж, пусть теперь эта амеба попробует, каково это. Только вряд

ли ей это нужно. Она просто взяла и переключилась на твоего сына...

Он и не заметил, когда Алина перешла на плач. Когда ее упреки превратились в

бессильные слезы. Нормальная земная женщина. Нормальные житейские, обыденные до

тошноты проблемы. Она не сделала ничего особенного. Что это было? Обыкновенная,

ничтожная женская хитрость, талантливо разыгранная. Защитная реакция самолюбивой

собственницы. Глупость. Мелочь. Комариный укус. Маленькая спичка, которая подожгла

море бензина.

И теперь он, Ричард Оорл, сжав виски, сидит здесь, а женщина, которую он безумно

любит, и которая, видимо, любила его, там, в замке. Наверное, не стоит кусать локти.

Наверное, не могло быть иначе. Они обречены были не понять друг друга. Как человек и

аппир, как мужчина и женщина, как сильный и слабый, как сытый и голодный, как

свободный и раб, два совершенно противоположных существа, говорящих на разных языках.

Сколько сигарет он выкурил, сидя на подоконнике и ненавидя запах моря, пережив все

стадии унижения и делая хорошую мину при плохой игре. А она совсем не то имела в виду!

Теперь она его никогда не простит, за то, что он ее не так понял. За то, что сразу не

сказал, что с Алиной все кончено, а с ней – это не курортный роман, это серьезно и навсегда.

За то, что никогда ей не верил до конца и подозревал черте в чем. За то, что в глубине души

все равно считал ее наложницей. Как считал, так и понял. Как понял, так и сказал ей...

Ольгерд, конечно, лучше, добрее, тоньше. Он просто любит ее и никого не слушает. И

поэтому она сейчас с ним.

Поздно! Менять что-то, возвращать что-то, объяснять что-то было поздно. Оставалось

только смириться. Был бы это не сын, а кто-то другой, он бы, наверно, вытащил ее прямо из

постели. Прямо сейчас. Но это был его сын, с которым и так были сложные отношения, и

который даже за Алину его еще не простил.

Ричард понял, что виноват кругом. Перед всеми. Даже перед Алиной, которая глотала

злые слезы. И началось это давно, когда он, ублажая свой мужской эгоизм и ни с кем не

считаясь, взял ее в любовницы. И ничего в себе не изменил. В результате сейчас он остался

без любимой женщины. Все по законам жанра. Добродетель торжествует, зло наказано.

- Знаешь, - сказал он устало, - мне что-то не хочется тебя утешать. Будет лучше, если ты

уедешь.

Алина посмотрела возмущенно, как будто у нее просто нет слов, схватила плащ и

выбежала в дверь. Осталась пустая гостиная. Пустой дом. И пустой мир.

Потом он как во сне дошел до модуля и в бессилии стукнул кулаками о капот. Было два

часа ночи, и исправлять что-то было поздно. Можно было только вспоминать, как она

- 136 -

смотрела на него до последней секунды, а он стоял, как последний болван, и отстраненно

удивлялся, неужели эта женщина его не любит?

Хотя, при чем тут любовь? С чего это он вдруг приплетает это слово? Что это было? Да

ничего, кроме безудержного секса. И никто не отменял Лаокоона, который беседовал с ней

ночью, и никуда не делась необъяснимая, инстинктивная тревога и предчувствие, что что-то

должно случиться. Оно только усилилось теперь, когда он знал, что Ольгерда Зела не любит.

Тогда зачем все эти танцы при свечах? Зачем вся эта комедия? Неужели просто метания

непонятой женщины? Как глупо. И как банально...

- Ты так ничего и не понял, - за спиной в темноте стояла Алина, бледная, в серебристом

плаще, - я только избавила тебя от этой хитрой стервы. Не воображай, что ты ей нужен!

Просто она поняла, что ты ей не по зубам, и нашла самца попроще. Скоро ты убедишься, что

я права, и еще скажешь мне спасибо. Но я тебя не прощу!

Он ее почти не слышал, только удивился, что она еще здесь.

- Спасибо за помощь, - сказал он, - дальше я сам. Лети домой.

Алина вместо этого сделала шаг к нему навстречу.

- Когда ты меня ударишь, Ричард? Ты что, деревянный?

- Хворостиной? - усмехнулся он.

Она сверкнула разгневанными глазами, отвернулась и на этот раз действительно улетела.

Ричард посмотрел на небо, на Млечный Путь, посыпанный мелкой звездной крупой на

созвездие Лебедя, зовущий куда-то в непостижимую даль, в неизмеримые глубины, зовущий

настолько, что когда-то он бросил свой замок, рассорился со своей матерью и так и не стал

белым тигром. Ему не нужны были другие измерения.

Когда-то давно, когда жизнь еще не казалась бессмысленным и скучным занятием, он

был бесконечно влюблен в этот трехмерный мир. И любовь эта была взаимной. До тех пор,

пока Шейла не оступилась в этот проклятый песчаный колодец. Он смотрел на звездное

небо, и у него не было прежнего восторга и трепета перед непостижимым. Была звериная

тоска. О несбывшемся. О запрещенном. Это раздражало. Он посмотрел себе под ноги и

скрылся в пустом доме.

Через полчаса явилась Ингерда: красный сарафан, белая пляжная сумка, стянутые в

пучок волосы, уставшие глаза.

- Ты стал много курить, - заметила она, включая вытяжку, - что происходит, па? Почему