Далеко стоял остальной народ: всем к царю нельзя, возможны беспорядки…Толпу сдерживал целый полк солдат. Народ гудел, но на перроне было спокойно.

Стоявшие в отдалении рабочие с интересом смотрели вперед: что-то будет? Одни завидовали «примерным»: поглядят на царя вблизи. Другие зло усмехались: - Продажные шкуры! Вон, Петька Ковалев, и тот туда же! Не успел, сопляк, и двух лет проработать, а уже передовой!

Счастливчик Петька трясся всем своим грузным телом. - А как государь что спросит, а как не скажу: что тогда? Господь-Бог! Это тебе, Петька, не деревня, не коров пасти! Всем я статен: и у начальства на виду, и богобоязнен, и не пью! А вот не любят меня товарищи…Одни дурнем зовут, другие - «дятлом», а те, вон, Киреичем величают…А какой я Киреич: двадцати годов, чай, нету еще. А все эти пьяницы! - думал Петр. Он до смерти не любил выпивох. - Они Бога не чтут, царя когда-то убили, как говаривал отец Серафим.

Не совмещались в уме неграмотного парня понятия «пьянство» и «вера».

…А царь все «глушил».

- Но вот он паровоз-то, где же царь?

…Медленно открывается стальная дверца. Высунулся жандарм, за ним - священник в ризе («примерные» мужички неистово закрестились), генералы-то все, генералы!

Петька, как полоумный, вытаращил глаза: - Да! Есть на что посмотреть! Золота-то сколько, золота! А где же царь? Вот он: все расступаются! Вместе с батюшкой идет…Уж на ковер ступил…

Присмотрелся Петька: ба! Царь точно как с серебряного рубля, подаренного ему Семеном Герасимычем на Рождество, глядит!

Николай не блистал золотом (привык к простоте - истинно русский нрав!): шел в мундире защитного цвета, в высоких начищенных до блеска сапогах, с поблекшими полковничьими погонами. Все буквально впились в него взглядами.

Загремела музыка - «Боже, царя храни…» - мужики упали на колени. Солдаты, казалось, тянулись к царю. Скалили зубы лошади, подготовленные на всякий случай.

Петька задрожал и не сразу упал на колени, как стоявшие с ним рядом «примерные» мужики, что-то задержало его, он оцепенел от страха. В это время царь оглянулся, недобрый взгляд уколол мужика. И он грохнулся наземь изо всех сил. - Господи, помилуй, не угодил я, дурак, - ныл про себя Петр. - Чай, Господь не простит: царь-то, ставленник Божий, осердился…

Но царь не думал о мужике. Мутными глазами он всматривался в преданные лица, как будто что-то искал. Самодержец выглядел осунувшимся. Его рыжие усы и борода свисали клочьями. Высокий лоб покрылся потом.

Отец Серафим подскочил под благословение царского священника. Тот небрежно его перекрестил. Но царь подошел под благословение Серафима и поцеловал тому руку.

- Отец, государь, заступник наш! - бормотал в приступе патриотического восторга батюшка.

Николай проследовал в церковь. Старенькая, наскоро обновленная приходская церковь умилила государя. С радостью вошел он в сиявшее от свечей (обычно мрачное) помещение. Лики святых смотрели на него также сурово, как и в Успенском соборе.(4)

Царь искал глазами знакомые образы. - Так, северного письма…А это, неужели Дионисий (5)? Нет. Так, подделка…А это - Боровиковский (6)! Неплохо творил, хотя мужик был малороссийский. Мягкие черты Николая-чудотворца: образ-то не суров, но входит в душу…

Царь неплохо знал иконопись!

…Как не оттягивал время службы отец Серафим, да конец уж сам-собой наступил.

Выйдя из церкви, царь неожиданно остановился и потребовал к себе управляющего. Тот, непрерывно кланяясь, подскочил к нему и сразу же грохнулся в ноги.

- Встань и больше не падай! - громко сказал Николай. - Я хочу посмотреть завод, как живут рабочие!

…В заводских цехах не было оживления. У станков и печей стояли те же «примерные», успевшие вернуться после впечатлительной встречи с царем.

Николай проходил и спрашивал: - Как живете? Довольны ли? Счастливы?

Вот он подошел к Петру, пристально вгляделся в молодого мужика и хриплым голосом произнес: - Как работа? По душе ли?

- Хорошо, государь, - пробормотал отяжелевшим языком Петька.

- Свернем ли мы шею германскому императору?

- Свернем государь, воистину свернем! - закрестился перепуганный мужик.

Царь приблизился, улыбнулся и буркнул: - Набожен…Хорошо! Иди-ка сюда! - подозвал он сопровождавшего его офицера с мешочком в руке. Тот вынул из мешка монетку. - Да не то, - сказал царь. - Крест ему дай! Набожен, настоящий русский мужик!

Слезы потекли из глаз Петрухи, но вдруг его как будто окатило ледяной водой: от царя нестерпимо пахло водкой, тем перегаром, которым по утрам разило от Степки-пьяницы. Петьку передернуло: не во сне ли? Ба! Точно: пьян царь!

Золотой крестик тяготил шею. Все расплывалось в каком-то тумане…

Царь еще долго говорил с другими рабочими, дарил червонцы, часы, кольца, просил любить его, государя, Отечество, веру. Потом император со свитой удалились. Зашевелились рабочие, пришли и «крикуны». Теперь впустили всех: царь-то уже отбыл.

Соорудили какую-то трибуну, а с нее пузатый генерал стал агитировать за войну. Поднялся шум. Генерала окружили солдаты. Завязалась свалка.

Но Петр не видел всего этого: перед ним стояли мутные глаза царя. Потом вспомнились слова злокозненного Васьки из социалистов, комитетчика: - Идет война, гибнет на фронте народ, голод валит людей! А царь с Распутиным Россию пропивают!

Вот он идет Васька!

- Ну, что, Петро, увидел свово царя-батюшку? Что, возлюбил его? У, боголюбец!..

Но тут он приумолк. Во взгляде Петра проскользнуло что-то отчаянно-злорадное.

- А ведь точно пропивает, дьявол! - пробормотал Петр. - И еще молится…

И, внезапно почувствовав какое-то облегчение, какую-то силу освободившейся души, он сорвал с шеи царский подарок и с размаху швырнул его в печь.

П Р И М Е Ч А Н И Е

Распутин (Новых) Г.Е. (1865 - 1916) - развратный авантюрист при дворе Николая II.

Столыпин П..А.(1862 - 1911) - царский премьер-министр, убитый эсером-террористом.

Так называл Николай II германского императора Вильгельма, который был его двоюродным братом.

Успенский собор - крупнейший памятник русской архитектуры XV века в Московском Кремле.

Дионисий - древнерусский живописец XII века.

Боровиковский - украинский живописец XVIII века.

1978 г.

В Ы З О В А М Е Р И К Е

Ранним майским утром, когда природа еще только просыпалась, и в открытое окно струились ароматы зеленой весны, Юра открыл глаза и вдохнул в легкие свежий запах распустившейся березовой листвы. Из соседней кухни доносились звуки включенного радиодинамика. Это было делом привычным, и обычно радиопередачи не мешали здоровому молодому парню спать. Юра недавно вернулся с армейской службы и теперь наслаждался жизнью мирного обывателя, свободного от надоевших армейских «подъемов» и «тревог». Он закрыл глаза, вновь погружаясь в сладостную дрему, но вдруг что-то встревожило его. Он привстал на постели и вслушался в звуки радиопередачи.

В это время диктор передавал политическое сообщение об очередной угрозе нашему Отечеству со стороны американского империализма, о том, как злобный президент Джим Картер готовил крестовый поход против Советского государства, призывая весь мир отказаться от сотрудничества с СССР, свертывать деловые и дипломатические связи и, естественно, готовиться к свержению социалистического строя.

- Советский Союз, - заключил свою речь политический диктор, - не боится угрозы мирового империализма! Мы сплотимся вокруг нашей родной коммунистической партии, активно поддержим политику нашего народного правительства как внутри нашей страны, так и за рубежом, окажем дальнейшую действенную интернациональную помощь братскому народу Афганистана и ударным трудом докажем империалистическим врагам, что наша страна сумеет преодолеть любые трудности! Слава КПСС! Да здравствует наш замечательный руководитель, генеральный секретарь ЦК КПСС, неутомимый борец за мир между народами, товарищ Леонид Ильич Брежнев!