- А что, я обязательно закричу? – внутренне похолодела девушка. – От чего?

- Если удастся не спугнуть их, - ответил Руслан. – Постарайся не шуметь, может, появятся.

Тая не на шутку разволновалась, потому что непонятно «кого» хотел показать странный знакомец. Да и не шуметь было непросто. Пол устилал ковер из пыли, крупных сухих листьев, веток, строительной крошки, и под подошвами постоянно что-то хрустело.

- Замри, - скомандовал Руслан и тоже остановился.

- Что? – обмерла Тая, вертя головой.

В храме по-прежнему не было никого кроме них. Вернулась оглушающая тишина: накинула невидимый полог, заложила уши.

Высокие окна зияли темными глазницами, будто снаружи царила такая непроглядная темнота, что ни зги не разглядеть.

И вдруг…

Свет, наполняющий зал, сделался ярче, и еще, и еще… Тая закрыла глаза, чтобы не ослепнуть, а когда открыла, прежний храм исчез. На его месте появилось величественное, яркое, наполненное сиянием строение. Из украшенных витражной мозаикой стекол лился радужный свет, раскрашивающий веселыми отблесками пол, стены, фигурные лавочки, стоящие в несколько рядов, молитвенный алтарь, располагающийся перед статуей грустной женщины.

Где-то извне, вдалеке звенели колокола, и их песнь была так величественна, что тянуло преклонить колени.

Колонны, подпирающие расписанный потолок, были увиты живым плющом, что чудом пробился сквозь кафель и бетонные плиты.

Из полукруглой молельни, что находилась за фигурой богини-матери, вышел храмовник, аккуратно задвинул за собой двери, и, не смотря по сторонам, направился к выходу. Его выражение лица являло спокойствие, а осанка и фигура – решительность. Он остановился на мгновение – обернулся на двери, словно проверяя – не забыл ли что, а когда снова направился к выходу, путь ему преградила миниатюрная девушка.

Храмовнику хватило мгновения, чтобы узнать ее. Глаза его округлились, брови изумленно взметнулись ко лбу.

- Мелания, здравствуй! - в его глазах зажглись искорки подлинной радости, какие нельзя спутать ни с чем другим, но, через мгновение они погасли – когда взметнувшиеся как крылья руки, плетьми опали вниз. Он словно вспомнил, что объятья – для других.

Не для него счастье прикосновений, совсем для иных людей предназначены радости плотские, семейные блага. Он же – маленький человек с большим грузом обета на уставших плечах.

Мелания смотрела без улыбки. Половина лица тонула в тени, отбрасываемой балюстрадой, но Тая успела увидеть, как скорбно дрогнули уголки губ незнакомки, когда шагнувший было навстречу храмовник, осек себя и торопливо спрятал руки за спину.

Повисло молчание – такое многозначительное, острое, что о него впору было пускать кровь. В несказанных словах было столько силы и столько боли, что их тяжесть могла сломить любые плечи.

- Все будет вот так? – нарушила молчание Мелания.

Ее голос перекликнулся с вновь зазвонившими колоколами, обретая немыслимую мощь.

Храмовник отвел взгляд, понурился. Из его стана в мгновение испарилась стать и гордость.

-Да, именно так и будет.

- Что ж, тебе жить с этим решением, любимый. Прощай и передавай Ему, - она кивнула куда-то вверх, - большой привет.

Развернувшись, девушка быстро вышла, оставив храмовника слушать колокольные переливы и свое неровно бьющееся сердце.

Тая зажмурилась, не в силах смотреть на закушенную до крови губу и побелевшие пальцы, сжимающие деревянные четки, а когда вновь открыла глаза, взору ее предстали былые руины.

- Что? Что это значило? – поискала глазами Руслана и нашла его сидящим на поваленной поперек зала колонне.

Плющ и сейчас обвивал ее, только не зеленый, как раньше, а хрупкий, почерневший – мертвый.

- Это – причина, по которой мы сюда пришли, - ответил Руслан.

- Я не понимаю, - прошептала Тая пересохшими губами.

- Знаешь, столько лет прошло, а они ведь до сих пор бродят тут. Ищут друг друга, не понимая, что ничего уже изменить нельзя.

- Но, причем тут я? – девушка непонимающе развела руки.

Слишком много было впечатлений за раз. Чужие эмоции отголосками дразнили Таю, бередили что-то тайное в сердце.

- Я хотел показать, как на самом деле выглядит безнадежность и невозможность для влюбленных быть вместе. Хотел, чтобы ты сама увидела, как крепко может быть данное однажды обещание, - мужчина вздохнул, зачесал пятерней волосы назад.

- Как-то раз, в один из ничем не примечательных дней, он, - Руслан взмахнул рукой, намекая на упрямого храмовника, - решил, что будет здорово отречься от мира, посыпать голову пеплом и утереть нос зазнавшейся девице, что упорно не хотела замечать его внимание. От мысли до дела – один необдуманный шаг. Спустя пару лет после пострига он и думать забыл о той, ради которой изменил жизнь, повернув ту на сто восемьдесят градусов. Да вот незадача, повстречалась ему другая девчушка. Та, что была для него одного предназначена. И пытались они противиться притяжению, и стороной обходили друг друга, только вот ничего сделать нельзя, когда высшими силами люди между собой связаны. Знаешь поговорку «и хочется, и колется, и мамка не велит»? Было почти что так, только вместо мамки было данное сдуру обещание. Мучился сам и девчонку мучил. Дескать, не могу против слова пойти, честь попрать, веру. Долго длилось: то встречались, боясь прикоснуться ненароком, чтобы не шибануло, и избегали годами встреч. Но, знаешь что, Тая, всему есть развязка. Не могло так длиться вечно. Пришла Мелания к свету своему ясному точки над «и» расставить, как раз этот кусочек ты и увидела, а потом решилась, и головой вниз с моста прыгнула. Он, как узнал, поседел в одно мгновение, и в тягость стала и служба, и дружба. Рванул рясу, швырнул молитвенник, и на алтарь от всей души плюнул. Только, думаешь, кому-то до этого дело было? Девчонка не поднялась со дна реки, а тот, кому обеты горячие приносились, смотрел совсем в другую сторону.

Руслан опустил взгляд на опущенные руки, вздохнул тяжело. Тая же стояла, замерев, и боялась пошевелиться. Правда этого места оказалась в непосильную тягость.

- Я должна решить, что Богу все равно – и на обещания, и на зароки?

- Ты должна понять, что все преграды – только в твоей голове. Ты и только ты хозяйка своей жизни, своего слова.

- Нет ничего невозможного? – спросила Тая.

- Абсолютно точно.

- А что же обеты? Разве можно давать, а потом как ни в чем не бывало, забирать свое слово?

- Вот тут-то лучше смолчать лишний раз и не давать никаких обещаний. Иные имеют такую силу и власть, что сметают на своем пути и любовь, и человеческие жизни.

- Получается, тот храмовник, даже если бы захотел, не смог бы обет нарушить?

- Хорошо было бы ему понять, прежде чем клясться, что никому его зароки не нужны.

Молчали долго. Когда в оконный проем заглянула луна, Руслан спохватился:

- Прогуляемся на могилки? Они поблизости тут – за оградой.

- Нет, - ответила Тая. – Не очень хочется.

Представив, как бродит среди покосившихся от времени могил, совсем несуеверная и нетрусливая, девушка поежилась.

- Зря, там спокойно, - пожал плечами Руслан. – Тогда домой.

Они снова поднялись на холм. Храм, а точнее его унылые развалины, остался позади.

На улице было пустынно, тихо, мрачно. Тая вздрогнула, когда в небе замер крик неведомой птицы, поежилась от бледного света почти полной луны – светило словно забиралось под кожу холодом, влажным туманом, что поднимался от земли, напитанный белым сиянием.

Перед тем, как Руслан коснулся ее руки, Тая напоследок оглянулась. Показалось, что в оконном проеме мелькнуло бледное лицо.

- Да, впечатлений на сегодня хватит, - тихо сказала Тая и сама вложила руку в обветренную ладонь.

***

Святославу вдруг остро захотелось вернуться в её город – город вечнозеленых елей и по-осеннему ярких красно-желтых каштанов. Захотелось снова попасть под ливень, а потом пройти по аллейке близ ее дома, громко шурша опадающими багровыми листьями, словно стараясь привлечь необходимое внимание. Почему-то ему хотелось вернуться именно в осень. Наверное, потому, что эта дождливая и меланхоличная пора всегда была близка душе – бередила там, в глубинах, что-то тайное, задевала тонкие струны, заставляла сердце сжиматься по-особенному тягуче. И жаль было, что на улице снег, а на календаре конец декабря – самый разгар предновогодней суеты, потому что назад в осень хотелось отчаянно.