Наверное, осень с Таей была бы уютной, сладкой, как сладки бывают октябрьские яблоки – краснобокие, хрустящие, наполняющие рот соком, что при укусе непременно брызжет во все стороны. Наверняка, Тая варила бы свое любимое какао, грела бы руки о глиняную кружку и в удовольствии жмурилась, делая глоток, а он бы курил у окна и смотрел на нее – ослепительно красивую в домашних футболке и джинсах. Почему-то именно это свойство: умение быть красивой везде и всегда, запомнилось Святославу больше всего. Тая не была идеальной – как и у всех, были черты, которые казались ей «дефектными» и она смешно морщина нос, когда говорила об этом. И все же для него, все в ней было идеально. Она могла быть рассерженной, скучающей, одетой в униформу или в вечернее платье, с макияжем и без него, но кое-что оставалось неизменным: Тая всегда оставалась собой настоящей. Да, она умела быть искренней и неподдельной, и это качество покорило Святослава, насколько он вообще мог покориться женскому обаянию. Наверное, именно поэтому так и не смог забыть ее, хоть и прошло столько времени.

Время – индифферентное, для Святослава измерялось очередными «жертвами», что как одна поддавались влиянию его харизмы, тотчас попадая на крючок его обмана. С момента расставания, когда жало электрошокера впилось в нежную Таину кожу, минуло три «операции» - и, с той поры Свят сделался на несколько сотен тысяч богаче, но, ни на шаг не приблизился к числу, делающему его счастливым.

По правде говоря, он уже отчаялся найти ту самую цифру, поскольку понял – оно, это хитрое, ускользающее из рук, счастье, действительно не в деньгах. Оно – эфемерное, зефирное, подлинное, было в той непоколебимой уверенности, которая как манна небесная, снисходила каждое утро, едва он открывал глаза, в абсолютном знании – его любят. И пусть та милая девочка не знала, что любит корыстного обманщика и предателя, Свят был уверен – признайся во всех грехах, любила бы все равно.

Сейчас, сидя в баре, с полу-пустым стаканом в руке, Свят понимал – тогда упустил то, что действительно стало дорого и важно. Любил ли его хоть кто-то кроме Таи, до или после, он не знал. И признаться, было это совершенно не важно, поскольку Святу хотелось только ее любви.

Мысли – пьяные и тоскливые, прервала официантка. Она была грустна, имела усталый вид, но улыбалась заученно.

- Повторить? – спросила и смахнула мелкие пылинки с кожаного диванчика напротив.

В ответ Свят кивнул.

Когда, спустя время вышел из бара в холодную ночь, оказалось, что напился. Совершенно напился, чего не случалось с далеких университетских времен.

Пространство дрожало, перед глазами плыло, а голова кружилась безбожно, и пришлось ухватиться за перила, чтобы позорным образом не поскользнуться на крутом крыльце. Прислонился к высокому заборчику, поднял голову к небу – низкому, бархатному, рассеявшему крупный бисер звезд по всему бескрайнему полотну. Засмотрелся.

Подумал, что уже ведь не мальчик, и не становится с каждым прожитым днем моложе, а время мчит, торопится, будто опаздывает на важную встречу, спешкой своей вгоняя в тоску.

Святу захотелось снова вернуться в детство, стать тем озорным, не мыслящим злого, мальчишкой, гонять по полю за мячом и заливисто смеяться. Он ведь, по сути своей, остался им – тем вихрастым, любознательным малым, кто отчаянно любил животных, строить корабли внутри бутылок и играть в футбол.

А время – не замечающее из-за своей дикой спешки всей той гадости, что подсовывало ему вместо счастья, наверное, именно так извинилось - Таей, будто шепнуло: «прости», очнувшись на миг от своих важных дел. За долгие беспросветные горя и боли, когда детство осталось далеко позади, за предательства, что озлобляли, сковывали мальчишку внутри него, пряча в пыльный чулан.

Святу было жаль, что он не смог вовремя рассмотреть ценность того подарка.

Холод, не тратя время даром, споро забирался под воротник, остужал разгоряченную кожу, понемногу отрезвлял, и Свят отчетливо понял, что не будет дожидаться осени, чтобы вернуться на аллейку близ высотных домов, на улочку, где пахнет морем и счастьем.

Что ему осень, если зима тоже на диво хороша.

***

Тая подружилась с Русланом, сблизилась. После откровенного общения и времени, проведенного вместе, казалось, что она знала этого странного «не человека» всегда. Возможно, это было частью одной из его суперспособности – вливаться в общество, становиться для человека необходимым.

И теперь, стоило ему заглянуть на чашку кофе, или пригласить Таю на прогулку, как они принимались непринужденно говорить обо всем на свете.

Тимур ревновал. Он не понимал, что Руслан априори не может быть Тае кем-то большим, нежели собеседник, наставник. В его глазах их общение выглядело далеко не так целомудренно, как думалось и представлялось самой Тае.

Руслана же такое положение только забавляло. Он откровенно насмехался над Тимуром, нарочито уделял Тае больше внимания, смотрел только на нее – томно и многозначительно, чем доводил влюбленного мужчину до белого каления.

- Правильно, пусть закаляется, - говорил Руслан Тае. – Придет время, еще спасибо скажет.

- За что именно? За то, что называешь его пренебрежительным «мальчик» и не упускаешь повода поддразнить?

В ответ Руслан только хмыкнул и пробормотал едва разборчивое «посмотришь».

Тае быстро надоело это глупое соперничество. И пусть Тимур не позволял себе ничего лишнего – ни словом, ни делом больше не проявляя той дерзкой ревности, что заставила его когда-то приехать к девушке рано утром и устроить некрасивый допрос, все равно эта безудержная ярость сквозила во взглядах, прикосновениях. Подобную скрытую ревность Тая замечала без труда, и она раздражала девушку беспочвенностью.

Нельзя было не признать, что их отношения с Тимуром развивались. В свободное от работы время они часто находились в обществе друг друга – иногда ужинали в ресторане, прогуливались потом по набережной, иногда Тая приглашала Тимура домой. И пусть в ее сердце было место для него, оно уступало размером той запертой комнатке, где хранились воспоминания о Святославе. Нет-нет, но Тая мысленно возвращалась в полуразрушенный храм, где призраками бродили две потерянные души, и ее собственная замирала – вдруг Свят именно тот, кто предначертан ей. Только ей одной.

Такие предательские, подлые мысли Тая гнала. Улыбалась Тимуру и зазывала на домашний ужин.

Как раз в один из таких вечеров, произошла неприятная стычка, удивившая девушку своей нелепостью.

Тая, как уже было принято, крутилась на кухне - пританцовывала и месила тесто на пирог, в то время как мясо уже томилось в духовке, исходя умопомрачительным ароматом. Девушка подпевала и чувствовала себя расковано, не смотря на то, что Тимур восседал за столом и пытался помочь в нарезке фруктов. Признаться, она вообще очень быстро освоилась в его обществе - чувствовала себя так комфортно, будто была одна – наедине с собой.

Фрукты резаться не хотели. Выскальзывали, норовили закатиться под стол, и Тимуру приходилось потрудиться, чтобы не дать им такой возможности. Тая его отвлекала. Она соблазнительно покачивала бедрами и до боли женственно вертела кистями – руки так и порхали, так и зазывали присоединиться к танцу, слиться. От безыскусных движений у Тимура бурлила кровь – пузырилась, вскипала. Какие там фрукты, если желанная девушка поблизости крутится, слизывает с пальца капельки соуса, поет и улыбается. Засмотревшись, Тимур едва не порезался, благо нож был не особо острым. Закрыл глаза на мгновение, вздохнул глубоко и попросил:

- Дай точильный камень что ли, не ножи, а десертные ложки.

Тая пожала плечами и через несколько минут протянула просимое.

- Откуда им быть острыми, если мужчины обычно в этом доме только и делают, что едят, а дамам не пристало ножи точить.

- Да, будет от меня хоть какая-то польза, - улыбнулся в ответ Тимур.

И, наверное, все было бы мирно и дальше, если бы не зазвонил дверной звонок.