- О, у тебя гости? – с порога поинтересовался Руслан, кивая на пальто в прихожей.

- Да, - кивнула Тая. – Проходи.

- И пахнет как вкусно, наверное, и я сегодня сытно отобедаю, - продолжил гость, а потом лихо улыбнулся.

Его обеды, да и вообще трапезы, были отдельной темой. Он уже успел рассказать Тае, что питается исключительно человеческими эмоциями, чувствами - будь то страх, злость, любовь или боль. Так что, Тая сразу поняла – будет Тимура изводить.

- Смотри, не лопни, - буркнула в ответ и заспешила на кухню.

И вроде бы поздоровались вполне чинно, вот только Тая успела заметить, как заходили желваки на скулах Тимура.

- Вы по какому-то особому поводу? – спросил Тимур, от греха подальше откладывая в сторону наточенные ножи.

- Нет, - ответил Руслан, - был тут неподалеку, решил зайти, Таю проведать. Надеюсь – не помешал? – и улыбнулся так пакостно, что стало понятно – только на последнее и рассчитывал.

Тимур встречался с этим странным типом уже не первый раз, и если у него самого хватало выдержки обращаться к тому уважительным «вы», то Руслан в свою очередь безбожно «тыкал» и позволял себе иные вольности. Но, бесил даже не этим. Было в нем что-то такое, отчего мурашки ползли по коже. Скрытная, тайная угроза словно испарялась сквозь его поры, и находиться рядом ставало невыносимо. Тимура злили вздыбившиеся волоски вдоль позвоночника, стоило этому субъекту переступить порог. И это дикое ощущение было воистину в новинку, оно настораживало и пугало, поскольку Тимур, мягко говоря, не привык испытывать дискомфорт в чьем-либо обществе. А если прибавить ревность – то жгучее чувство, что по чуть-чуть сжирало душу, изъедало вены, но получалась взрывная смесь - такой себе коктейль Молотова, умноженный надвое. Тимур раздражался – не мог сдержаться, и чувствовал от этого еще большее раздражение. Как ни старался избавиться от бешенства, злости и ревности, но все равно оказался в замкнутом кругу, по которому ходил, словно зверь, выпуская наружу когти.

И вот, пока мысли в голове ворочались как злые от недосыпа медведи-шатуны, Руслан успел похвалить Таину грацию, кулинарный талант и выпросить чашечку кофе.

- Милая, с кардамоном завари, пожалуйста, есть? В Эмиратах к такому кофе привык, по-другому пить не могу.

- Есть, отец привез. Как знал, что понадобится, - Тая обернулась и заговорщицки подмигнула гостю.

Стоило ли говорить, последний жест очень не понравился Тимуру. «Вот выпендрежник» - подумал он, глядя на Руслана, пока тот глотал горячий напиток, жмурясь в удовольствии.

В скором времени Тая накрыла на стол, устроила пирог в духовку.

Беседа не клеилась. Точнее, это Тимуру нечего было сказать, а вот Тая с пришельцем болтали вполне непринужденно. О заграничных особенностях, культуре, религии. Оба слушали друг друга внимательно, образцово прямо-таки. От идиллии, которую пришлось наблюдать, Тимура настигла оскома. Не удержался:

- Руслан, а вы, как я погляжу, большой знаток человеческих особенностей: характеров, душ, мировоззрения?

- Да, милый мальчик, думаю, что именно так.

Тимур зажмурился на краткое мгновение, чтобы не броситься и не сцепиться прямо тут – ну надо же хватануть: «милый мальчик»! Эпитеты, что в ответ вертелись на языке, были сплошь нелитературные. Грязные, из армейских времен, когда не было необходимости следить за речью. Это ведь сейчас он – преуспевающий бизнесмен, мужчина, следящий за репутацией, а раньше был простым, что думал, то и говорил, если нарывался кто, лица не жалел – ни своего, ни чужого.

Стоило признать, «милым мальчиком» Тимура мог назвать либо слепец, либо безумец – не вписывался в навязанные рамки, не имел уже в чертах мальчишеского, а уж милого и в помине. Да и смотрелись они с Русланом почти ровесниками, разве что Тимур не имел седины на висках и такой выраженной упрямой морщинки на лбу.

- Что ж, тогда расскажите обо мне, - Тимур скрестил на груди руки, отставив прочь тарелку. – Кто я и каким являюсь на самом деле.

Можно было с уверенностью сказать, что его понесло. Было видно, как загорелись глаза недобрым огнем, как нервно пальцы комкали рукава свитера. И не сказать, что Тимуру было привычно такое поведение. Отнюдь. Виной всему был именно человек, что сидел напротив и снисходительно ему улыбался. От наглой улыбочки, которую хотелось стереть с самодовольного лица, раздражение в крови зашкаливало, грозило выплеснуться наружу с любым благоприятным предлогом.

- Уверен, что хочешь это услышать? – склонил голову набок Руслан.

- Да, - сквозь зубы ответил Тимур.

- Ну, тогда без кулаков, - хмыкнул пришелец, а потом задумался и даже закрыл глаза.

Тая замерла, забыв прожевать кусочек мяса, и только переводила взгляд с одного мужчины на другого, нутром чуя – не к добру.

- Ты, - заговорил Руслан, глядя Тимуру в глаза, - из тех, кто прет напролом. Нравится девчонка? Через час она уже в твоей постели. Достали конкуренты? Есть куча способов заставить их заткнуться. Ты – старой закалки, хоть и молод. Воспитывали жестко, не гнушаясь грязных методов – мать за копейку гнула спину, а отчим лежал на диване, пил пиво и очень много себе позволял, верно? Рос в нищете, от безденежья ни о каких институтах даже не думал, решил, что армия – то место, где сможешь передохнуть от домашнего ада. Да вот только сгоряча ткнул пальцем в небо – и правда, откуда тебе было знать, что попадешь в чертову задницу, раскаленную добела - Югославию? Нет, тогда ты еще был слишком мал. Впрочем, имеется ли разница между горячими точками, в одной из которых пришлось побывать – Афганистане ли, Чечне или Южной Осетии? Вот и я думаю, что никакой разницы нет. Все правильно? - Руслан сделал выразительную паузу и отхлебнул остывшего кофе.

На Тимура было страшно смотреть – он, словно потемнел лицом, окаменел. Руслан же, не особо обращая внимание на реакцию собеседника, кто так неосторожно попросил «рассказать что-нибудь», продолжил болтать.

- Короче, вся дурь выветрилась из тебя довольно быстро. Что ты пообещал Вселенной, если вернешься живым? Добрую совесть? Ежемесячные пожертвования? Можешь не отвечать, я и так знаю – ты пообещал больше никогда не бросать слов на ветер и думать, прежде чем делать. Молодец, я даже горжусь такой силе воли – слово ты сдержал и продолжаешь это делать. Вернувшись с войны, о которой на гражданке толком никто ни слухом, ни духом, ты принялся работать. От заката до рассвета пахал – сначала чернорабочим, потом смог взять кредит, развернуться, кое-как исхитриться и выбиться в люди. В элиту, я бы сказал. А теперь вот, мы сидим за столом, говорим ерунду и не воздаем должной благодарности хозяйке этого щедро накрытого стола.

Сказав, Руслан махом допил кофе, встал, тронул Таю за рукав и, подмигнув, вышел из комнаты, бросив напоследок:

- Не провожай.

Через мгновение хлопнула дверь, и этот звук вывел Тимура из оцепенения.

- Как он это делает? – спросил, сурово глядя на Таю. – Кто он вообще такой?

- Совершенно не представляю, - ответила она, ни на миг не слукавив.

Видит Бог, как Руслану удается проникать людям в сознание, откуда он вообще вот такой взялся, она воистину не знала.

От сказанного руки Тимура сжались в кулаки, а с души поднялась давно притихшая муть, боль, ярость. Тимур не знал как, но этому типу удалось попасть в самое яблочко, в нескольких словах рассказать правду, не отступив от нее ни на миллиметр.

Стоит ли говорить, что вечер и правда, оказался испорчен.

Тая чувствовала себя неловко – из откровений, что лились потоком из уст Руслана, вряд ли что-то предназначалось для ее ушей. Если бы Тимур хотел, то поделился бы прошлым, но теперь волей-неволей приходилось быть посвященной.

- Прости его, - сказала она, - он очень своеобразный.

- Да что уж там, - зло покачал головой Тимур, - сам напросился.

***

В ту ночь ему не спалось. Вертелся с бока на бок, а когда удавалось провалиться в дрему, накатывали рваные сны, оттуда – с войны. Они были размытыми, не имели определенного сюжета. Все, что объединяло их – чувство, гадкое, острое, от которого сводило немыслимым узлом живот. Страх, как основное чувство, что он испытывал тогда, будто и не знал, что бывают другие, въедливый, не отпускающий ни на минуту, он изматывал, заставлял мозг впрыскивать адреналин в кровь снова и снова. Казалось, что этот дикий коктейль вот-вот сожжет вены, разъест кожу, от него кружилась голова, и дико дрожали руки. Тимур ненавидел страх, ненавидел этот обезумевший инстинкт самосохранения, от которого не было пощады – он вопил, все полтора года кричал: беги, прочь.