- Да, просто дай ему денег.

- Ты сумасшедший, - с какой-то жалостью протянул Тимур, - и я тоже, раз тебя слушаю.

***

По прилету домой отношения не улучшились, отнюдь, все стало только хуже. Причем, теперь Тая не старалась сгладить острые углы, а лишь наблюдала за Святославом, рассматривая новые для себя черты его характера, грани переменчивой натуры. Он мог валяться на диване несколько дней к ряду – хандрить, ничего не есть – ждать, пока Тая придет после работы и приготовит ужин. Максимум, на что его хватало – заказать пиццу. В такие вечера Таю ждали коробки, испачканные кетчупом и пустые банки из-под пива. Мог пропасть на несколько дней – ищи, свищи. Возвращался потрепанный, с отросшей щетиной на лице и крепким запахом перегара изо рта. Иногда от него пахло дешевыми женскими духами, иногда на рукаве красовался смазанный след от помады.

Очень скоро такое поведение стало раздражать. Тая догадывалась, что он нарочно – ведет себя, как паразитирующий, наглый клещ, ждет, выжидает, пока Тая сама выгонит его, выставит за порог. Такое ребяческое поведение отнюдь не добавляло Святославу баллов в глазах Таи. Более того, таяли и те, которыми наградила его, безответно страдая в разлуке. Отчего не прогнала до сих пор, Тая не знала. Ведь призналась себе, что от чувств осталась только одна единственная искра, да и то, держащаяся на последнем дыхании.

Тае казалось, выскажись она недовольно, он ухватится за ссору, как за спасительную соломинку, и трусливо выскочит за дверь. Наверное, только из упрямства Тая молчала. Решила, что если так его прижало – пусть найдет силы сказать, как есть.

Но, все получилось куда интереснее.

В один из вечеров к Тае заехал родитель. Он привез корзину разнообразных вкусностей: свежую клубнику, пол-литровую банку «Нутеллы», швейцарский шоколад, конфеты и еще много всего калорийного.

- Дочь, встречай, - с порога крикнул Александр Григорьевич, разуваясь.

Пальто снимать не стал, расстегнул верхние пуговицы, поскольку заглянул на минутку.

Таи дома не было, а Святослав наоборот – как раз отдыхал на диване. Вот и пришлось именно ему встречать гостя.

- Таи нет, - протягивая руку, сказал Святослав.

Александр Григорьевич пожал ладонь с небольшой заминкой, но в руки себя взял быстро. Познакомились, затем родитель отдал заготовленную корзину, отказался от кофе (к вящему облегчению Святослава), раскланялся, напоследок заведя светскую беседу о бесчинствующей погоде.

Знал бы Александр Григорьевич, какую роль выпало ему сыграть в тот день на подмостках дочкиной судьбы, передумал бы заезжать.

Проводив гостя, Святослав остался в темноте кухни: жевал шоколадный батончик, и неотрывно смотрел вглубь двора. Оттуда как раз вырулил шикарный «БМВ», в кожаном салоне которого находился Таин родитель.

Мысли Святослава роились, наслаивались: отчего бы Тае жить в почти нищете, когда родственник вон, одет с иголочки в пальто ручной работы, почему не сказала о нем ничего, хотя, последнее было понятно – не доверяла больше.

С того вечера поведение Святослава переменилось. Он снова стал аккуратным, внимательным, чутким. Готовил ужин к приходу Таи с работы, поливал цветы, пыль вытирал. А еще, ненавязчиво старался узнать – кто ее отец, чем занимается.

Тая смотрела на цирк, что разворачивался вокруг, на толстые сети паутины, что плел ее возлюбленный, словно ловкий паук вокруг мышки-полевки, и не могла сдержать горькой усмешки.

Было ошеломительно осознавать, какой дурой он ее считал. Несусветной просто-таки, абсолютной, круглой дурой.

Тая отвечала на вопросы расплывчато, переводила тему, но разговор рано или поздно все равно возвращался к бизнесу отца.

В очередной раз лежа в постели без сна, слушая мерное дыхание Святослава, что развалился рядом, Тая поняла, что долго так нельзя – нервы не железные, никак не стальные канаты, нужно решаться. И стоило так подумать, план созрел сам – легко и просто.

Уже на следующий день Тая позвонила отцу и попросила привезти гарнитур: серьги, ожерелье и браслет из белого золота. Это был подарок на восемнадцатый день рождения, и по большей мере он пылился в отцовском сейфе, так как надевать такую красоту Тае было некуда.

Бриллианты слепили глаза, холодный металл жег кожу, но Тая терпеливо поправила прядь, выбившуюся из прически – та зацепилась за серьгу, и вышла из дамской комнаты.

Они снова посетили театр. На этот раз Тая даже не заинтересовалась действием на сцене, так занимала мысли реальность. Святослав сидел по правую руку и нежно поглаживал ее ладонь. Когда настало время антракта, он принялся шептать на ухо разнообразные глупости, говорить о том, что Тая так прекрасна, что затмила красотой всех дам, решивших сегодня блистать.

Тае же ничего не оставалось, как улыбаться и мысленно добавлять, что затмила всех не она, а благородные камни в не менее благородной, искусной огранке.

Вечером, в неверном свете бра и уличных фонарей, чей свет робко пробивался в квартиру, Тая ловила на себе жадные взгляды возлюбленного и отчетливо видела в его красивых глазах азартный блеск. Наверное, так блестели бы глаза наркомана, увидевшего дозу. Его руки по-особенному оглаживали тело, а пыл, с которым он любил ее, зажег бы любую свечу.

И все же, отдаваясь ласкам, Тая не могла не ощутить лживости, которой были пропитаны улыбки Святослава, прикосновения. В дрожь кидало от осознания его продажности, корыстности.

Затягивать пьесу не было смысла, поскольку она неимоверно вымотала Таю. Пришлось признать, что лицедейский труд не так легок, как можно было вообразить. Оставив гарнитур в резной шкатулке около кровати, Тая отправилась в душ, а потом и спать.

Утром, уходя на работу, Тая заглянула в спальню, напоследок провела рукой по волосам Святослава, сама не зная толком – зачем.

Днем не могла отвлечься, все гадала – что ждет ее дома. Работа не спорилась, буквально все валилось из рук.

Когда же рабочий день завершился, полетела с работы, будто кто-то пятки поджег.

Уже стоя перед входной дверью, Тая загадала: если Святослав дома, то простит ему все, а если нет, то вычеркнет из жизни раз и навсегда.

Как назло, руки тряслись, ключ никак не хотел попадать в скважину, но, когда это наконец-то произошло, оказалось, что воздух вдруг закончился. Тая стояла в прихожей, уже понимая, что к чему, но, вдохнуть никак не получалось. Не было сил крикнуть, даже пискнуть.

В квартире было тихо и пусто. Исчезли вещи из шкафа, баночка с его линзами из ванной, и резная Таина шкатулка с тумбочки у кровати.

***

Как назло, наступила весна. Внезапно как-то на деревьях распустились почки, из-под земли пробилась ярко-зеленая трава, воздух прогрелся, в нем явственно запахло цветами, свежестью, самой жизнью.

Глядя на уличное благолепие, Тае хотелось выть и скрежетать зубами, так она сердилась, но приходилось бессильно признаваться: виновата сама. Если подумать, то она была виновата во всех своих бедах, за исключением материной гибели, пожалуй. Всегда импульсивная, Тая часто забывала подумать и сперва делала, а потом уже анализировала. Так получилось и сейчас.

Гарнитура было не жаль. Не потому, что в шкатулку она положила отнюдь не бриллианты в огранке белого золота, а искусно сделанную копию из серебра, отнюдь не потому. Даже если бы Святославу посчастливилось взять настоящие украшения, Тая горевала бы не по ним.

Было жаль потраченного времени, упущенных возможностей, было жаль своего глупого сердца.

Эта глупая проверка, которую Святослав так бесславно провалил, стоила Тае надежды, что погасла, доверия, что испарилось следом, и не понятно было – возникнет ли еще.

А вокруг пели птицы, распускались тюльпаны.

Хлопнула входная дверь, шумом вырывая из мыслей, и сердце забилось беспокойно – гостей Тая не ждала. Сидела себе на подоконнике, глядела сквозь стекло на природные забавы. Злилась, грустила, старалась пережить, перебороть как-то обиду.

- Не радуйся сильно, это всего лишь я, - из коридора послышался голос Руслана.