- Надо же, явился, - буркнула Тая.

- Я люблю приходить, когда не ждут, - улыбнулся с порога, протянул «Киевский» торт, в красивой упаковке с нарядным красным бантом на крышке, - к чаю, - пояснил стеснительно, будто никогда не дарил гостинцев.

- Спасибо, - кивнула Тая, принимая выпечку.

Хотелось накричать – за то, что бросил, и обнять, потому что все-таки появился. Тая уж думала, что исчез навсегда. Как и другие люди, имеющие способность забираться глубоко в душу, а потом уходить из Таиной жизни, оставляя за собой лишь горечь и пустоту.

- Не сердись, - тронул Руслан за поникшие плечи, - хочешь, погуляем? Можно на Мадагаскар отправиться – готов поспорить, ты не видела, какие там водятся сколопендры, а еще лемуры – смешные такие, желтоглазые. Еще в Норвегии красиво – фьорды там, викинги, валькирии, северное сияние.

- Спасибо, это отличное предложение, - улыбнулась Тая энтузиазму гостя, - давай сначала чаю попьем, а потом уж определимся.

Торт оказался бесподобным – хрустящим, тающим во рту. Тая пила чай, смотрела на Руслана, и чувствовала, как с каждым глотком легчает на душе. Уж что он умел, так это забирать ненужные эмоции.

- Ты питаешься? – ткнула пальцем себе в грудь.

- Самую малость перекусываю, - повинился гость, низко склоняя голову.

- Что мне делать? – спросила Тая, отставляя в сторону чашку.

Руслан поднял взгляд, посмотрел пристально.

- Ты ждешь от меня каких-то советов, мудрых наставлений, и я в силах совершить что угодно – превратить тебя в бессмертную женщину, в кошку, в звезду на небе, перенести на любую из планет, стереть память, наполнить несуществующими воспоминаниями, но Тая, я не в силах решить за тебя. Ты просишь то единственное, чего я не могу дать – не только тебе, никому. Поэтому будь хорошей девочкой, реши сама, что тебе делать.

Его ответ был пылким, видно было, что не играет, не гримасничает. Тая залюбовалась визитером, его личностью, что выступала за рамки личины.

- Ты как золотая рыбка, да? Исполняешь три желания? – усмехнулась, пытаясь осмыслить сказанное ранее.

- О, детка, ты так неправа! – покачал головой Руслан, открыто усмехнулся – я, как шоколадный торт для диабетика, как демон, нашептывающий непристойности принявшему сан священнику. Я – искушение, обман, придуманный, недорисованный персонаж.

- Ты – тот самый случай, когда не поймешь: плакать, или смеяться, - откинулась на спинку стула Тая.

- Так чего же ты хочешь, и главное – что станешь делать? – поднял брови Руслан.

- Я буду жить, - серьезно ответила Тая, а потом вдруг скривилась и, подражая Руслановой интонации, продолжила: - буду так жить, словно я бессмертная женщина-кошка, живущая на прекрасной планете в самом глухом уголке Вселенной.

Руслан рассмеялся.

- Вот и прекрасно! Ну, что, идем гулять?

***

Мгновение, и они снова стоят на вершине холма, но на этот раз совсем другого.

Вокруг, насколько хватало глаз, цвела сакура. Все оттенки розового – от бледного, до самого насыщенного, воплотились в нежных цветках, переплелись, смешались, взорвались буйным цветом.

- Ты знаешь, - заговорил Руслан, - я не волшебник и только-только учусь, но кое-что сделать в моих силах. Кое-что очень важное – такое, что поможет тебе оставить прошлое в прошлом.

- Хорошо, - рассеянно ответила Тая.

В центре долины раскинулось озеро, на синей глади которого отражались и плавали сорванные ветром лепестки. Мост, пролегающий между берегами: полукруглый, с коваными перилами по бокам, вымощенный скрипучими, но прочнейшими деревянными досками, тоже отзеркаливался на поверхности. Тая не поняла, откуда ей стало известно о досках – просто стало, и все.

На берегу озера, чуть в стороне, стояла белоснежная беседка, украшенная резными рисунками: разнообразными животными, птицами, цветами.

От вида долины – прекрасной в своей нежности, природном великолепии, захватывало дух. В воздухе пахло вишней – едва уловимо, но все же Тая сумела ощутить аромат, вдохнуть его полной грудью, почти лизнуть, пробуя на вкус.

- Иди, - подтолкнул в спину Руслан, - тебя ждут.

Тая кивнула, послушно спустилась в долину и направилась к беседке, в которой бесспорно, кто-то был: виднелась фигура в белом одеянии.

Уже на подходе к беседке Тая сбилась с шага, поскольку узнала, уловила родные черты. Сердце забилось испуганной птицей, засбоило.

- Мама! – крикнула Тая и побежала.

Женщина, сидящая в беседке, удивленно вскинулась и спешно поднялась навстречу. Длинное белое платье развевалось на ветру, что продувал насквозь беседку, облепляло худенькую фигуру, и руки, раскинутые для объятий, показались крыльями – так трепал ветер широкие рукава.

- Моя девочка! – засмеялась женщина, и тот час от глаз к вискам побежали лучистые морщинки.

Тая плакала, обнимала мать и не могла поверить, что все это – наяву, а не пригрезилось. Хотелось рассказать и спросить обо всем на свете, пересказать каждую минуту, прожитую без нее, но отчего-то не было сил, не находилось слов.

- Но как, мама? Как? – бормотала Тая, не в силах осознать реальность.

Долго сидели, обнявшись. Женщина в белом ласково гладила Таю по голове, продолжая при этом счастливо улыбаться. Сама же Тая постепенно приходила в себя, понимая – долго этот сказочный миг не может продлиться – верно же, что всему свой черед, место, время.

И стало понятно, что нет смысла говорить, рассказывать, объясняться – это в Таином мире важны слова, а в мамином, уже несколько лет как мамином измерении – все мирские проблемы не что иное, как пустой пшик.

От матери пахло незнакомо: вишней, свежим ветром. Раньше она пахла корицей и терпким имбирем, особенно когда заваривала свой любимый чай и, грея ладони о чашку, глядела на заснеженный двор. Как же Тая любила те спокойные, уютные дни! Когда мама была с ними, с нею. Оказалось, что не было ничего важнее той теплоты, мерно исходящей от матери, от ее прикосновений, улыбок, заботы. Горько, что ценить мгновения Тая научилась лишь после потери. Поняла, что редко, слишком редко говорила «люблю», часто взбрыкивала, вела себя недостойно. Любила ведь, все еще любит. Наверное, так любить можно только саму жизнь – дети от родителей никак неотделимы, и мать – не что иное, как сама жизнь.

Снова глаза наполнились слезами, но пришлось утереть их колючим рукавом. В самом деле – сколько можно плакать?

- Мама, - подняла голову Тая, - тебе хорошо здесь?

Сама обвела взглядом окрестности – бликующее озеро, сказочной красоты мост, цветущие деревья. Должно быть хорошо, по-другому не должно быть!

- Больше, чем хорошо, милая, - ответила женщина в белом. – Мне спокойно.

Тая смотрела в родные глаза, понимая, что даже будь перед ней сейчас другой человек: с иным цветом волос, формой носа, тембром голоса, то она все равно узнала бы мать, потому, что человек не только внешность. По крайней мере, так было для Таи, и поняла она это буквально секунду назад. Человек – сама его сущность – не облик, даже не характер, а то самое, что зовется душой.

Мамина душа Тае виделась певчей синей птицей с красным пятном на груди, дождем, что поливает поля после долгой засухи, красивой рысью, что защищает своих котят ценой собственной жизни.

- Это замечательно, - смогла произнести Тая, сглотнув ком, застрявший в горле. – А что ты делаешь? Просто сидишь здесь?

- Сижу, - кивнула женщина в ответ, - смотрю на воду, прогуливаюсь у берегов, собираю букеты из опавших листьев, а еще, жду перемен.

- Каких перемен? – переспросила Тая и взяла мать за руку.

На ощупь кожа была теплой, нежной. Отчего-то снова захотелось разрыдаться, но Тая закусила губу, пытаясь сдержаться.

- Скоро я вернусь на Землю, или появлюсь на другой планете, - улыбнулась женщина, - кем буду, не знаю, может быть, даже мужчиной. Представляешь?

Тая смотрела на мать, любовалась, вспомнила и наряд этот ее, и макияж даже – так она красилась, когда собиралась в гости или просто прогуляться.