Тех, кто работал на заводе, время от времени проверяли врачи. Как-то мама простыла и стала покашливать. Во время кашля на очередной врачебной проверке у мамы во рту показалась кровь.

Стали подозревать туберкулез и маму положили в больницу с туберкулезными больными, с людьми, которые уже попрощались с жизнью. На очередной проверке, врач засомневалась в поставленном диагнозе и попросила маму потянуть в себя. Появилась кровь. Стало ясно, что кровь у мамы не из горла, а из десен. Цинга. Ее срочно убрали из больницы смертников. И, слава Богу, мама, лежа рядом с туберкулезными больными, не успела заразиться, что спасло ей жизнь.

Как вообще выживали люди в страшных условиях войны, на фронте и в тылу, не поддается никакому человеческому пониманию. И дай Бог, чтобы наши дети никогда это не пережили, не узнали, не почувствовали.

Брат мамы, дядя Боря работал в цеху, где делали компоты и варенье. Он тоже безумно хотел есть. Однажды, немного поразмыслив, он вырезал в яблоке мякоть, заполнил вареньем и попытался вынести в конце смены. При выходе из завода проверяли всех без исключения, ощупывали с головы до пят. Дядя Боря попался. И неизвестно чем бы это закончилось.. К счастью 6-7 летнего мальчика пожалели. Был бы он постарше, не ощутил бы ни радость Победы в 45-м, ни отметил бы свое 80-летие в красивом городе Ашкелон у берегов средиземного моря.

Мама работала в другом цехе. Кроме варенья, на заводе делали консервы из черепах. Черепах привозили огромными партиями и сбрасывали возле входа, где груды живых, копошащихся животных ждали своей участи. Дети собирали их в мешки, забрасывали мешки на спину и перетаскивали в помещение цеха. Там, за спиной, черепахи двигались. Было очень тяжело, было страшно и неприятно. Многие, и в том числе мама, во время такой транспортировки плакали. На жалобы детей администрация отвечала, что никого не держит и на их место есть огромная очередь желающих заработать на хлеб.

Хлеб. Главное, что помнят дети войны – это хроническое чувство голода. В маленькой комнате, больше подходящей под название – сарай, жили три семьи: моя бабушка Гита с тремя детьми, сестра бабушки Хатя с двумя детьми и еще одна семья Ковалевых из 3 человек. По ночам плакал и раздирающим криком просил кушать маленький мальчик. Это было невыносимо, но чувство усталости помогало другим детям и взрослым уснуть и не думать о еде.

Бабушкина сестра Хатя все время болела и долго лежала в больнице. Однажды мама надела новое, сшитое самой из старой простыни, и единственно имеющееся у нее платье и пошла проведать тетю Хатю. Мама сияла от счастья, так как ее платье было пределом самых невообразимых желаний. Она чувствовала себя пусть маленькой, но красивой женщиной. Тетя Хатя одобрила платье и сказала, что после войны у мамы будет много красивых платьев. А мама подумала, зачем ей много платьев, если у нее уже есть это, красивое платье.

Сегодня, когда я заглядываю в мамин шкаф, свой шкаф или шкаф моих девочек, я думаю, может мама была права. Ведь из всего распирающего шкафы гардероба, мы пользуемся максимум 2-5 процентами там имеющегося. А маме и сегодня кажется, что то, сшитое из простыни платье красивее всех наших и ее лучших сегодняшних нарядов. И когда она рассказывает мне о нем, глаза ее сияют, на лице счастливая улыбка, и она молодеет ровно на 75 лет.

У мамы очень красивые руки. Руки, которые никогда не знали никаких кремов и не носили украшений, в том числе даже обручального кольца.

У мамы очень красивое лицо, которое тоже никогда не знало кремов, румян и помад.

У мамы очень красивая фигура. И кожа сегодня такая же бархатная, как много лет назад.

У мамы очень красивые и стройные ноги. Были. А сегодня после многократных падений, переломов и операций они искривились, как искривляется стройная и тонкая березка, когда ее сломают плохие люди, а она заживает, кренится, но все-таки стоит.

Тетя Хатя вскоре умерла. Бабушка Гита в очередном письме дедушке на фронт спросила, что делать. Его ответ был однозначным: «Не отдавать детей в приют и принять как своих. Значит у нас сейчас не трое, а пятеро детей». А впрочем, он понимал, что для бабушки ничего практически не изменилось. Ведь и до сих пор тетя Хатя не зарабатывала, и кормить всех пятерых приходилось его жене. Дети тети Хати были совсем маленькие и работать еще не могли.

По ночам по-прежнему плакал и просил кушать маленький мальчик…

Часто от дедушки подолгу не приходили письма. Оказывается, дедушка не просто воевал, он еще служил в разведке. И когда он отправлялся на очередное задание, а Янгиюльский почтальон не останавливался возле полуживой мазанки, бабушкино сердце холодело.

Но жизнь снова побеждала смерть, и очередной маленький треугольник прижимался к бабушкиной груди, а затем оживали замечательные, волнующие, добрые и полные оптимизма слова любимого человека.

13.

Она

Он не умел писать письма. Или не умел писать ей. Одни телефонные диалоги и монологи.

Она слишком нагружала его своими беседами на разные умные темы, он скромно и тихо ведал свои мысли. Она была до невозможности восторженна, он деловит и рассудителен.

Первый телефонный разговор, когда они еще не имели чести видеть друг друга, бразды правления взял он и не менее восторженно трепался о всяких глупостях и не глупостях.

Но встретившись живьем, наверно от страха и чтобы, скрыть смущение, она перехватила инициативу, перехватила нахально и почти грубо. Он от неожиданности заткнулся. Он смущался намного больше ее, волновался как школьник и конечно сразу понял, что эта женщина посмеется над ним и исчезнет. Он верно определил ее возможную цель. Любую: поиграть в чувства, посмеяться над очередным поклонником, удовлетворить свою женскую похоть, отомстить неизвестному за испорченную жизнь, занять свободное время приятным препровождением и тд. и тд. Любая из них ему лично принесет только лишнее расстройство, уже итак подпорченной нервной системы.

И все-таки, она заставила, или уговорила его не принимать пока кардинального решения.

Слишком независима, слишком умна, слишком красива для него?! Но ведь и он совсем не плох и даже наоборот. Особенно пугала ее независимость и оценивающе смеющийся взгляд, который он чувствовал даже через телефонную трубку.

Чтобы отвязаться, ему пришлось даже представить себя старым и почти импотентом. Ничего не помогало. Она продолжала своей болтовней удерживать его у телефона. И даже имела честь посмотреть на его творения.

Ес! Нашла за что зацепить. Нет мужчины, который не любил бы своих почитателей. Или хотя бы не ненавидел их.

«Зачем я это делаю?» - лениво думала она. Это так глупо. Сегодня снова наслала ему кучу своих фотографий.

А что потом? Ну, привыкнет к тебе. Ну, увлечется, так что не вздохнуть! Зачем. Усладить свое самолюбие. Нет, конечно, нет. Найти отдушину от своей грустной личной жизни?

Она сама не знала, зачем удерживает его. Ей было здорово с ним разговаривать, думать о нем, представлять себя у него дома. Она точно знала, что там, куда она неосознанно рвется, будет замечательно, будет то, о чем она мечтает всю свою сознательную жизнь. Все будет сказочно: он будет мил, музыка не громкая и очень красивая, вино сладкое, беседа .... все равно, о чем будет беседа. Да какая к черту беседа. Она точно знала, что там, в этом раю, она будет молчать и влажными от счастья глазами смотреть ему прямо в глаза. Вот так, глаза в глаза. А потом он возьмет ее за руку. И у нее по телу пробежит дрожь... А потом, если она выпьет лишнего, начнет уже совершенно сухими губами водить по его щеке, шее, груди... А еще потом она скажет, давай не торопиться.. И он с радостью согласится.

Что будет, если он выпьет лишнего, она пока не знала.

Она стыдилась себя, своего возраста, своей уже немного располневшей фигуры и постаревшей кожи.. Она стыдилась себя значительно больше, чем он стыдился своих возрастных данных. Но он страдал от этого так сильно, что не замечал ее стыда.