Он уехал на гастроли. Он часто ездил на гастроли по Союзу и даже за границу. Он уехал на гастроли… Потом оказалось, что его взяли, в смысле арестовали, за продажу иностранных товаров в комиссионках. Сегодня это выглядит смешно и дети наши никогда не смогут понять, в чем была его вина. Нам в то советское время это казалось нормой.

Но дело не в этом. Он написал мне письмо на работу, где все объяснил. Через месяц он должен был приехать и пойти просить у моих родителей мою руку и сердце.

Но вот она судьба – пришла и все пошло не так, не по плану, не по чувствам. Но разве с судьбой поспоришь?! И вот познакомился со мной долгожданный для моих родителей мужчина еврейской национальности. Застал он меня в не очень приглядном виде: рваном спортивном костюме, не причесанная, не ухоженная, с грустными потухшими оленьими глазами. Потом он скажет, что влюбился именно в эти грустные, оленьи глаза. А еще потом будет истерично матами орать: «Что ты смотришь на меня своими несчастными, коровьими глазами». Но это будет потом.

Нет, я не собиралась с ним строить жизнь. Хотя в своем сером свитере, боящийся даже взять меня за руку и малоговорящий, он казался серьезным и надежным. И даже понравился.

Всего несколько, ничего не обязывающих и ни о чем не говорящих встреч. Вернее он просто приезжал ко мне на выходной, всего на пару часов. А еще один Новогодний вечер в моем Доме культуры. А потом я уехала в Москву в международный молодежный спортивный лагерь. На целый месяц! Я - лучшая комсомолка и секретарь комсомольской Организации Отдела культуры. Я и еще одна лучшая комсомолка. Счастливые дети советской страны, получили этот подарок от дорогой советской власти. Нет, я не смеюсь, мы были действительно счастливы. Красавица Москва в зимнем, белоснежном одеянии; кремлевские красно-гранатовые звезды; долгожданное, после 6-часового стояния в очереди, посещение мавзолея Ленина; беспечные игры в снегу; вечерние, кружащие голову, танцевальные вечера; приятно утомляющие спортивные состязания и состязания умов на играх «Что, где, когда», где за отличный ответ, я даже получила гибкую голубую пластинку. Я забыла всё и всех. Я забыла о еврейском кавалере. А впрочем, я о нем просто не помнила. А музыкант? Нет, о нем помнила, но отложила эту память до возвращения.

Я первый раз в жизни почувствовала свободу. Волнующую, одуряющую, безграничную свободу. Свободу от родителей, от мнения окружающих, от любых обязанностей, от бесконечного шлейфа моральных принципов и правил. Я упивалась этой свободой и не могла напиться.

А в это время письмо от моего музыканта, моего мужчины, уже лежало в руках той самой Таси и не давало ей покоя. Оно недолго не давало ей покоя, так как она не страдала никакими моральными принципами, и моральные нормы с трудом уживались с ее страстным желанием обладать желанным мужчиной. Я никогда не увижу этого письма, так как Тася прочла его сама и как верная доброжелательница сама на него ответила. Заботливым и трогательным повествованием она сообщала, что я предала и выхожу замуж.

Ложь! Безжалостная ложь! Но, к сожалению, тогда еще не было мобильных телефонов, чтобы исправить ее.

Я хотела оградить свою жизнь от вмешательства родителей и считала, что рабочий адрес меня спасет. Ведь у меня уже был такой грустный факт биографии. Много лет раньше, когда письмо, пришедшее от хорошего и любящего меня парня, парня даже очень необходимой моим родителям еврейской национальности, но, к сожалению, старше меня на 10 лет, было перехвачено моей мамой и старшим братом. После непродолжительного совещания, они решили не отдавать мне это письмо и обрубили нашу связь.  Обрубили, как рубят молодые побеги со зрелого уже дерева. Да, мне было тогда всего 15-16 лет. Но ведь он обещал ждать, ждать сколько потребуется: пять, десять лет, всю жизнь. Он обещал ждать, а мои родные решили, что в этом нет необходимости. Решили за него, решили за меня.

Я хотела оградить свою жизнь от вмешательства! Оказалось, что нет мне спасения ни от родительской опеки, ни от доброжелательности моих сомнительных подруг.

Получив Тасино письмо, мой музыкант не приехал. Обидевшись на него и будучи уверенной, что он меня оставил, через пару месяцев, на радость моим родителям я вышла замуж за еврея.

Тогда еще не исполняла Лолита песню «Я выйду замуж за еврея». Знала бы она мою историю жизни, вряд ли бы сейчас исполняла такую песню.

А музыкант обиделся на меня и вообще не вернулся в свой город. Через полгода, он выяснил правду, но было поздно.

Еще почти год, с официального, так сказать, разрешения моего супруга, он писал мне письма уже на наш семейный адрес и я отвечала. Но благородство мужа скоро закончилось, и мы постарались не думать друг о друге. А через пару лет он тоже, как и первый мой мальчик, нашел меня и повел в концертный зал Дворца культуры... Он играл для меня "Филингс", он дарил мне ЧУВСТВА. Рояль стоял посреди огромного пустого зала, музыка прокралась в каждый его уголок и легким туманом опустилась на меня. Я боялась пошелохнуться, чтобы не спугнуть красивую и трогательную мелодию. Он играл закрытыми глазами, чтобы я не видела, как предательски блестит в них слеза. Вот и все. С этой музыкой закончилось для меня все красивое в этой жизни.

Нет, ему я не посвящала стихов.

20.

Ты

Нет, ему я не посвящала стихов.

Но тебе, тебе я исписала целую тетрадь. Целую тетрадь грустных и больных стишков. И я только потом поняла, почему мои стихи грустили в то время, когда я была так счастлива. Только потом. А когда тебя не стало, мои стихи просто плакали, горько по-детски, иногда навзрыд. Я умирала вместе с тобой. Но я осталась жить и только ты знаешь почему.

Где сегодня мои разрывающие сердце строчки? Кто-то бросил их в огонь или просто в мусорку. Где-то летают неприкаянные листки разорванной школьной тетради? Прячутся ли они в старых парках, подгоняемые летним ветерком или мокнут в грязной луже. Или давно гниют в бренной земле бывшей, но так и оставшейся для меня родной Родины.

Не жаль. Ничего не жаль и их тоже. Ведь ты читал их, читал, а потом смотрел проникающим до самого сердца взглядом, смотрел не отрываясь в мои глаза. Смотрел долго, как будто искал подтверждение каждому написанному мной слову. Ведь ни одного из них я так и не произнесла вслух. Я ни разу не сказала тебе, что люблю. Господи, как я могла никогда не произнести это тебе. Тебе, ради которого, без страха, не оглядываясь, я изменила свою жизнь. Тебе, благодаря которому, я потеряла все и все нашла. Тебе, благодаря которому, я самая несчастная на свете женщина. Тебе, благодаря которому, я сделала самое лучшее и ценное в своей жизни.

Сколько раз потом я говорила эти слова кому-то другому? Нет не часто. Но даже если один, только один раз я это произнесла потом, как я могла не сказать это тебе. Одно утешает. Я знаю, что ты читал их, читал в моих стихах, читал в моих глазах. Ты не мог не знать, как я любила тебя.

Ты был очень серьезный и взрослый, даже слишком взрослый. И у тебя не перехватывало в горле, когда ты произносил эти волшебные, заставляющие трепетать все внутри, слова. Ты уже умел их произносить. Произносить как молитву, как заклинание. Произносить так, чтобы не потерять ничего, что включают в себя эти три слова, чтобы не развеять таинство и волшебство содержания, облекая его в форму физически произнесенного слова.

Даже сейчас сердце начинает сжиматься и биться сильно-сильно при мысли об этом. Даже сейчас я слышу тебя. Даже сейчас я не отрываюсь от твоих глаз. Как ты мог? Как ты мог меня оставить? Ты предатель! Слышишь, ты предатель. А я сохранила тебя. Сохранила для себя. Чтобы любить тебя вечно. Господи, почему мне так плохо. Плохо и все. Другая Родина, другие люди, все другое. А где я сегодня. Там, в лесу на пригорке, или здесь на берегу желанного моря.

Ведь я всегда мечтала жить у моря....

21.

Библиотекарь.

После 3-летнего обязательного отрабатывания, за свое бесплатное советское обучение, в сельских библиотеках, я вернулась в родной городок под названием Быхов и начала работать в детской библиотеке. Как потом выяснилось, библиотека располагалась в здании бывшего роддома и даже в той же комнате, где я родилась. Возможно это, а возможно и другой более реальный фактор, определили выбор мной профессии.