Я уже перестала следить за пьесой. Не могу перестать смотреть на неё. Уверена, она может это чувствовать и в любую секунду повернётся и поймает меня. Но она этого не делает. Она где–то в другом месте. Эта мысль отдаётся в моей голове, что заставляет меня чувствовать себя хуже, чем когда–либо. Это странная, но очевидная мысль: Данни – настоящий человек с настоящими чувствами. Я чувствовала вину за горе, причинённое нами родителям Тары. Я чувствовала вину за горе, причинённое Джеку. Господи, я даже чувствовала вину за горе, причинённое чёртовой собаке Тары. Но никогда раньше мне не приходила мысль о плохом самочувствии Данни, Джеммы или Сэм, любого, кто был другом Тары. Это потому, что я знаю, что они не дали бы мне время на размышление, случись что–нибудь с Касс? Или это потому, что я принципиально плохой человек с со переживаниями лишь к бумажным скрепкам?

Уверена, Тара уходила от своих друзей к Джеку всё время, но я не купилась на то, что он сказал о её ненависти к ним. Может она это и говорила, но зачем тогда проводить время с людьми, которых презираешь? В этом нет смысла. Но не важно, как Тара относилась к Данни. Внезапно намного больше, чем всё остальное, о чём я могу думать, для меня имеет значение то, как Данни относилась к Таре. Как Данни относится к этому прямо сейчас.

Мне нужно с ней поговорить.

Глава 19

Ладно, я не поговорила с Данни. Она практически вылетела из класса, а Дейли остановила меня, когда я шла к двери.

– Алиса, я хотела бы поговорить с тобой. Как ты?

Её голос мягкий, так и источающий сочувствие, и конечно, её голова наклонена в сторону. Наклон головы – международный знак "Я чувствую твою боль". Как только эта мысль приходит ко мне в голову, мне становиться плохо. Она просто ведёт себя мило. ВСЕ ведут себя мило.

– Хорошо, спасибо, мисс.

– Это не правда, так?

Что–то новенькое. Большинство людей вздыхают с облегчением, получив "хорошо". Вы можете видеть это в их глазах. Они не особо хотят говорить об этом. Потому что они не знают что сказать. Я не виню их, потому что я тоже не знаю что сказать. Смерть, в данном случае, странный способ.

– Эм...

– Всё хорошо, Алиса. Ты можешь рассказать мне правду. Думаешь, я не заметила, как ты весь урок смотрела в окно?

Слава Богу, что она не заметила, как я смотрела на Данни. Это привело бы к совершенно иному разговору, возможно, более неловкому.

Я сказала.

– Простите за это, – когда она произнесла.

– Не волнуйся, не беда.

Она слегка засмеялась. Я ждала, пока она начнёт говорить. Это самый безопасный вариант.

– Это, должно быть, особенно сложно для тебя.

Там определённо был акцент на "тебя". Уверена, что мне не показалось. Я едва могу скрыть своё удивление, когда она говорит.

– Я знаю, что вы с Тарой были близки.

Какого чёрта она это знает? Она провела в Брансфорде не более пяти минут, а я с Тарой за эти пять минут точно НЕ была близка.

Я собираю всю свою сверхчеловеческую беспечность.

– Не совсем так. Почему Вы так считаете?

Я старалась звучать легко и воздушно, спокойно и уравновешенно, но вышло подозрительно с примесью раздражительности, брошенной в весьма недурном количестве.

– Кажется, я где–то это слышала.

Теперь она смотрит в пустоту, в поисках неопределённого момента в своём Шекспировском мозгу.

Я ничего не ответила.

– Может, я и ошиблась. Но мне казалось...

Всё ещё молчу. Это непросто делать в таких ситуациях. Ты хочешь что–то сказать, всё, что угодно, только бы заполнить эту пустоту. Обычно я бы начала болтать, как сумасшедшая, но мне нужно быть осторожной. Очень осторожной.

Дейли качает головой, словно избавляясь от ненужных мыслей, и начинает собирать свои бумажки.

– Не бери в голову. В любом случае, если тебе будет нужно о чём–нибудь поговорить, о чём угодно – мои двери всегда открыты.

Я благодарю её и иду к двери, пока мои ноги ещё на это способны, но она снова портит мой план побега.

– Не могу перестать думать... Я не могу перестать думать о том, как я могла это исправить.

Её голос дрожит. Она глубоко вздыхает, и её плечи опускаются, словно тело готово упасть. Её поставили на место руководителя, это ясно как божий день. Должно быть, это было тяжело для неё. Я стараюсь посмотреть на всё это с её точки зрения. Её первая командировка и уже умер ребёнок. Конечно, она винит во всём себя. Даже если бы Таре на голову с неба упал огромный мультяшный монстр, то она всё равно чувствовала бы за это ответственность. Потому что она такой человек.

Я хочу успокоить её и сказать, что она ничего не могла с этим поделать. Какой бы вариант смерти Тары вы бы не выбрали – случай во время плаванья или шутка, приведшая к ужасным последствиям – она всё равно ничего не смогла бы с этим поделать.

Но я не успокаиваю её. Повернувшись, ухожу, оставив её одну.

***

К тому времени, как прозвенел звонок, я уже устала как собака. Каждый день одно и то же, и я не перестаю задумываться о том, когда же это всё закончится. Я прилагаю все силы, чтобы не закричать: "МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ! ЭТО БЫЛИ МЫ! ЭТО НАША ВИНА!" Интересно, что бы тогда произошло. Будет ли это моей второй самой страшной ошибкой? Или это будет эпическое чувство облегчения? Бессловесный и немыслимый груз спадёт с моих плеч.

Я пошла в местную библиотеку. Одно из моих любимых мест. Мама обычно приводила меня сюда по пятницам. Потом мы покупали рыбу и чипсы, шли домой, и смотрели фильм вместе с папой.

Прошла вечность с тех пор, как умерла мама, а я всё ещё не могла приходить сюда. Папа встретил меня после школы в пятницу и постарался завести сюда. Была сцена, не совсем похожая на истерику, но приблизительно так. Больше он об этом не упоминал. Мы с ним всё ещё продолжали традицию рыбы и чипсов, но библиотека была нашим местом. Моим и маминым. Казалось неправильным ходить туда без неё.

Эта библиотека – красивое здание из красного кирпича, слегка потресканное по углам. Я думала, что она похожа на магический замок "Хогвартс", или что–то похожее (тогда я была глупа). Около года назад я проходила мимо, стараясь её игнорировать, как и всегда. Но мои ноги подвели меня и завели прямо внутрь. Мои ноги знали лучше моего мозга, что пришло время преодолеть это. И всё было хорошо: я не бросилась рыдать у стойки. Я стояла у входа и вдохнула старый запах книг. Я почувствовала, что нахожусь дома.

Я представила маму, как она подбирала голову так, что её волосы торчали в разные стороны. Я называла это её сумасшедшим профессорским взглядом (а она в ответ говорила, что я грубиянка). Мама всегда шла к новым изданиям, а я к детской секции, к которой нужно было спускаться по жуткой каменной лестнице в подвал. Я тратила полчаса (не больше, не меньше), чтобы подобрать себе три книги на неделю, а затем мы встречались на первом этаже. Моя мама всегда радовалась тому, что я любила читать. Поэтому, когда после её смерти я перестала это делать, меня охватило ужасное чувство. Она любила избегать реальность. И только сейчас мне вдруг стало интересно: любила ли она это, потому что была недовольна реальной жизнью? Может, она ненавидела свою работу. Может, однажды папа бы ей наскучил, и она сбежала бы при первой возможности с мистером Хамфрисом. Может, я бы разочаровалась в ней. Кроме того, что в последнем нет "может".

Сегодня в библиотеке довольно–таки пусто, все остальные готовились к выходным. Я учу немецкий. Поистине жалкое зрелище. Но это лучше, чем застрять в комнате с призраком Тары. Или тусоваться с Касс, притворяясь, что ничего не изменилось. Или сидеть перед телевизором с папой, боясь того, о чём он спросит меня в следующий раз.

Мой телефон гудит, пугая меня до чёртиков. Это смс от единственного человека, от которого я хочу его получить.