Лондон сегодня восхитительный: не серый и не грязный, как обычно. Первые лучи солнечного света за несколько недель, а я собираюсь застрять в музее. Невероятно.
Огромное количество людей сидят снаружи, хотя ещё довольно холодновато. Мальчик и девочка целуются, словно собираются побить какой–то мировой рекорд. Трудно не смотреть. На секунду я думаю, что, может быть, в конце концов, музей тоже подходит для свиданий, но потом я заметила рюкзаки и камеры. Туристы. Они не в счёт.
Я иду к главной двери, прежде чем мальчик–турист и девочка–туристка всё–таки решают встать и заставить меня блевать. У меня заняло несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету. Место переполнено. Везде люди. И громко. На мгновение я чувствую панику, но потом вижу его. И паника моментально испаряется. Он сидит на полу, рядом с массивным скелетом динозавра. Он читает потрёпанную книгу в мягкой обложке, совсем не обращая внимания на окружающих. Его волосы падают ему на глаза, а он продолжает убирать их в битве, где он терпит поражение.
Знаю, я должна подойти и поздороваться, но я не хочу, пока ещё нет. Кажется, словно сейчас происходит одна вероятность. Нереальная, но я сильно стараюсь представить себе, словно я его девушка, а он меня ждёт, стараясь затеряться в своей книге, когда на самом деле думает обо мне. Или о чём–то другом.
Он поднимает глаза и ловит мой взгляд. Неловко. Он машет и встаёт на ноги. Я иду к нему, практически сталкиваясь с одной из тех страшных детских колясок. Джек не заметил, потому что он был занят заталкиванием книги в свою огромную сумку. Затем наступает неловкий момент, когда я стою перед ним и машу в знак приветствия. Он обнимает меня, и я благодарю Бога за то, что хоть один из нас знает, как быть нормальным. Он так хорошо пахнет: свежо и приятно. Он, безусловно, после бритья. Я изо всех сил стараюсь игнорировать голос в своей голове: "Побритый = свидание!" Я также стараюсь не уткнуться лицом в изгиб его плеча и не остаться стоять так вечно. Потому что это может его напугать.
После объятий наступает небольшая тишина.
– Значит... природно–исторический музей?..
– Эм, да. Когда я послал тебе сообщение, то осознал, что ты можешь подумать, будто я полный извращенец. Я просто... мне нравится быть здесь, – он похож на застенчивого мальчика.
– Нет, нет, всё в порядке! Я сто лет здесь не была.
– О, Господи, тебе понравиться! Здесь столько клёвых вещей, – он морщится и кладёт руку мне на плечо. Я почти теряю сознание. – Алиса, я должен кое–что тебе сказать, – о, Господи. – Ладно, вот. Я – огромная зануда. Я не могу преодолеть свою динозаврскую зависимость. Я смотрел "Парк Юрского периода" тридцать семь раз. Дома у меня много, на самом деле много, книг о динозаврах, – он делает глубокий вдох и опускает голову, затем смотрит на меня сквозь волосы. – Ну вот, теперь ты знаешь мой секрет. Я пойму, если ты захочешь помочь. Просто я подумал, ты должна знать, во что ввязываешься...
Ввязываюсь? Что это значит? Ничего. Это ничего не значит. Успокойся.
В его глазах сверкают искорки.
– Так что теперь ты знаешь и сейчас, думаю, твоя очередь... Какой маленький грязный секрет есть у тебя?
Глава 21
Мой желудок сжимается, и я готова рвать всё, вплоть до футболки Джека.
Мне каким–то образом удаётся взять себя в руки.
– С чего бы мне начать? Что на счёт того, что я была одержима коллекционированием слонов, не настоящих, конечно. Или то, что я и папа играем в "Скраблл" по крайне мере три раза в неделю. О, или вот хороший факт... я провожу большую часть вечеров пятницы в библиотеке.
Что. Я. Делаю?!
– Вау. Это действительно впечатляющий список занудных вещей. Ты выиграла. Ты, безусловно, больше зануда, чем я. Преклоняюсь пред тобой, королева Занудства, – и он на самом деле делает небольшой поклон. Я дуюсь и хмурюсь одновременно, пока не понимаю, что это вряд ли самый привлекательный взгляд в мире.
Может, дуюсь–хмурюсь взгляд оказался слишком очевидным, потому улыбка соскользнула с его лица.
– Прости! Я не думал... Ты не...
Я смеюсь и хватаю его за руку.
– Всё в порядке. Меня называли и похуже! – В основном твоя сестра. – Теперь пошли, покажешь мне динозавров.
Он позволяет мне тащить его в сторону динозавров. Его рука жилистая и сильная под моими пальцами. Таким образом, мы ходили вокруг динозавров, и это в миллион раз веселее, чем мне казалось. Джек действительно в этом знаток. Он очень милый, когда в восторге путается со словами, пытаясь заставить меня заинтересоваться. На это много времени не понадобилось, потому я начинаю задавать ему вопросы (и искренне желаю знать ответы).
Пару раз он останавливается на полуслове и спрашивает.
– Я тебе наскучил, так?
Я смеюсь и говорю, что наслаждаюсь этим. Его улыбка заставляет меня забыть обо всём, кроме этого момента. Здесь. Сейчас. Джек. Я. И комната, полная мёртвых ящериц.
Когда мы гуляем по остальным секциям, я как–то забываю о ситуации "не свидание". И ещё больше удивляюсь, когда мне на время удаётся забыть о Таре. Но потом Джек спрашивает или делает что–то, что напоминает мне о ней, и из моего тела словно уходит весь воздух.
Нет, Джек не похож на неё или что–то подобное. Но есть очевидное семейное сходство в некоторых чертах. Его глаза и его волосы темнее её, но его нос и губы такой же формы, как и у неё. Если бы у меня был талант художника, то я бы нарисовала этот рот. Мне нужно прекратить думать о рте Джека сейчас же. Хотя в нём есть то, что не походит на Тару. Это несущественные вещи. То, как он проводит рукой по волосам. И ухмылка на его лице, когда он дразнит меня. И пристальный взгляд его глаз, когда он думает, что я не замечаю.
После трёх часов ходьбы по музею, мои ноги убивают меня. К счастью, Джек, кажется, почувствовал, что мне уже хватит, и предложил пойти и посидеть на ступеньках на улице. Слюнявая пара слюнявилась уже где–то в другом месте, слава Богу. Но я не могу сдержать улыбки, когда Джек садится на то же самое место.
Сейчас стало холоднее. Мы единственные, кто сидит на ступеньках.
– Спасибо, Алиса, – его пристальный взгляд вернулся и на этот раз я цепенею.
– За что? – Мягко спрашиваю я.
– За то, что помогла мне забыться на время. Не думал, что это возможно, – он громко вздыхает и продолжает прежде, чем я могу заговорить. – Хотя я не должен забывать, так ведь? Это не правильно... – появляется слеза, которая удивляет нас обоих. Он быстро вытирает её. – Прости. Так неловко.
Я кладу руку на его плечо.
– Не извиняйся. Здесь нечего стыдиться.
Ещё слеза, которую встречают с тем же презрением, что и первую.
– Это просто... как я могу быть здесь с тобой, хорошо проводя время, смеясь и делая прочие вещи, когда она... – Он смотрит в пустоту.
Прежде чем понимаю, что делаю, я хватаю его за руку.
– Джек, послушай меня. Всё хорошо. Иногда можно и повеселиться. Это не значит, что ты будешь скучать по ней меньше. И тебе можно плакать.
– Я больше не хочу плакать. Я уже достаточно наплакался. Она бы не хотела, чтобы я киснул и жалел себя. Она бы хотела, чтобы я двигался дальше, – он смотрит вниз на наши руки, и я жалею, что не могу узнать, о чём он думает.
А потом он смотрит прямо на меня. Его глаза сияют, и мелькает коричневый цвет. Я бы сделала всё, что угодно, лишь бы забрать эту боль. И вдруг я понимаю, о чём он думает. Он думает о поцелуе со мной. Он наклоняет голову чуть ближе к моей. Вы бы даже не заметили, пока не присмотрелись. Я говорю себе, что это моё воображение. Джек никогда бы не хотел поцеловать меня. Никогда бы за все миллионы лет. Но почему–то я знаю. Его губы немного раскрылись. Я могу почти...
Я не могу это сделать. Я не могу. Я сжимаю его руку, а затем отпускаю и прыгаю на ноги.