Я получила сообщение от Касс, думая, что она никогда не узнает, что я встречалась с Джеком. Она словно читает мои мысли на расстоянии десяти миль. Мы едва говорили с тех пор, как я солгала ей на счёт Нан и Грампс. Нет, я не игнорирую её или что–то там ещё. Мы видимся в школе, здороваемся, но на этом всё. Мне просто... нечего ей сказать. Есть только одна вещь, о которой нам нужно поговорить, но я совершенно точно не хочу этого делать. И она практически не бомбила меня своими сообщениями, значит, чувствует то же самое.

Вот так дружба и заканчивается. Не громкими криками, а постепенными выводами. Можно подумать, так будет менее болезненно. Конечно, не у многих дружб есть бремя в виде мёртвого тела, с которым надо справляться.

Сообщение удивляет меня.

Касс: "Хей, думаю, нам нужно поговорить. Завтра после школы? У меня дома?"

Без "х" в конце. Касс не ведётся на такого рода вещи.

В сообщении гораздо легче врать, чем в лицо.

Я: "Прости, не могу. Папа будет готовить особый ужин. Он планировал его вечность. х"

Иногда я пользуюсь карточкой "одинокого отца", когда мне нужно избавиться от чего–то. Раньше я не делала этого с Касс.

Она не отвечает, что значит, что она злится, не вступая в споры. Облегчение, то, что она не старается изменить "дату", которую имеет в виду. На одну проблему меньше, о которой стоило беспокоиться сейчас.

***

Следующий день я провожу, чувствуя лёгкую тошноту и странную дрожь. Мне удаётся избежать Касс, пообедав в библиотеке. Есть в библиотеке СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО, но я совершила самый ужасный поступок за всю мою жизнь. Я ведь не пролила диетическую кока–колу на ковёр. Ну, может быть, если только немножко. Но я тёрла его носком обуви, пока оно не стало практически незаметным.

Я дошла до дома в рекордно короткие сроки, захватила кусочек пиццы двухдневной давности и встала перед гардеробом, интересуясь, почему моя одежда такая скучная. Я и вправду жалею, что у меня нет опыта ходьбы по магазинам. Это бы помогло, если бы нравилось мне, но я устаю, мне становиться жарко и я больше не могу это выдерживать, потому что мне ничего не подходит так, как хотелось бы.

Тщательно рассмотрев все варианты, я одеваю какие–то джинсы, потому что не могу думать ни о чём другом. На этот раз я рада, что призрак Тары появился.

– Думаю, ты должна немного расстегнуть. Мальчикам нравятся сиськи. Это факт.

К сожалению, мой гардероб не переполнен вещами, где можно что–то расстёгивать. В конце концов, я нахожу старый серый джемпер. У него глубокий V–образный вырез. Я никогда не носила его без майки под низом. Хотя, он выглядит хорошо. Немного сексуально, но это не бросается в глаза.

Я наношу больше макияжа, чем обычно, но не слишком много. Пока я рылась в ящике в поисках маминого браслета, мне изо всех сил удавалось игнорировать кольцо Тары, но что–то заставило меня, его надеть. Вдруг воспоминания затопили меня. Холодная рука Тары скользит по моей. Звук удара хрупкого тела. Это по–прежнему сшибает меня, словно физическая боль. Моё сердце болит, а внутренности забираются друг на друга, чтобы вырваться из моего тела. Слёзы катятся по моим щекам. Я бегу в туалет со стоящим в ушах смехом Тары.

К тому времени, как я наношу косметику заново, я чувствую человеческое чувство о том, что опаздываю. Я быстро пишу сообщение Джеку, царапаю папе записку (говоря, что я в библиотеке), чешу Бруно за ухом и выбегаю из дома. Надеюсь, мои глаза перестали быть красными, когда я подхожу к дому Джека. Я так взволнована, возбуждена и обеспокоена из–за того, что собираюсь зайти в дом Тары. И только когда я поворачиваю на улицу, воспоминания нахлынули на меня и я вдруг тону.

Глава 26

Нам было по восемь, когда Тара и её семья переехали сюда в середине учебного года. Мисс Мюррей возложила на меня Очень Ответственное Задание: показать Таре где вешают куртки и где находится туалет. Мисс Мюррей сказала Джамилле передвинуть парту так, чтобы Тара смогла сесть со мной. Я был тайно рада, что из двадцати двух девочек выбрали меня.

Тара была нереально застенчивой и устанавливала зрительный контакт только тогда, когда должна была. Тогда её волосы были не выделяющегося светло–коричневого цвета, и она собирала их в конский хвост. Они были влажными после утреннего купания. Все считали это странным, что Тара должна была перед школой идти плавать. Нет ничего хуже, чем вставать на два часа раньше в холодное зимнее утро, но Тара, кажется, не возражала.

Её мама всегда забирала её во время обеда, чтобы она могла пообедать дома. Это заставило людей думать о ней ещё более странно. Хотя не меня. Я бы тоже пошла домой, если бы мама и папа были бы не на работе. Потребовалось время, чтобы прорвать защитную стену Тары и стать её другом. Она всё время была очень серьёзной: её брови сводились вместе, когда говорил учитель. В конце концов, она охлаждённо хихикала над моими шутками и строчила слова на парте. Иногда я замечала, как через класс на нас уставилась Джамилла.

Тара побывала в моём доме четыре раза, прежде чем меня пригласили в её. Она и правда хорошо ладила с моими родителями. Тара была очень дружелюбной с родителями с точки нелепости. Я обычно дразнила её этим: Как прошёл Ваш день, мистер Кинг? ... О, мистер Кинг, макароны очень аппетитные. Даже лучше, чем те, что я пробовала в Италии год назад! ... Мистер и миссис Кинг, не хотите ли вы меня на замену вашей несовершенной дочери? Не нужно говорить о том, что мама и папа просто купались в этом.

Когда мама высадила меня возле дома Тары в первый раз, хватило одного взгляда на это ОГРОМНОЕ место, которое она называла домом, чтобы понять, почему она так неохотно пригласила меня. Наш дом был в полтора раза меньше. На парковке (парковке!) стоял офигенный чёрный спортивный автомобиль рядом с ещё одним 4х4. Мамин Форд Фокус казался немного мусором.

Тара открыла дверь и представила меня своим родителям. Я помню, что они выглядели блестяще. Словно их одежду отполировали. Прежде чем у меня получилось отточить свои навыки в произведении впечатления на родителей, Тара потянула меня, останавливаясь, чтобы презрительно закатить глаза на своего грязнолицего маленького братика. У Джека была полу улыбка и очень неряшливые волосы. Не так много изменилось с тех пор.

Комната Тары была похожа на рай. Потолок был покрашен в летнее небо. Мебель идеально соответствовала: белая, искусно подчёркивающая интерьер. Думаю, она французская, но это предположение ни на чём не основывалось. Над камином была куча трофеев. Медали, большей частью золотые, вывешенные в ряд. Кто–то умудрился повесить небольшую доску для сёрфа на дерево. Тара сказала, что хотела поставить все эти вещи на каминную полку, но мама не разрешила. Видимо, это было важно для визуального восприятия. Мы сели на кровать Тары и немного поболтали. На её лице был этот забавный застенчивый взгляд.

– Хочешь увидеть самое ценное, что у меня есть?

– Не тот ОГРОМНЫЙ трофей в середине? Да он больше меня, – я хихикаю, чтобы показать, что дразню её.

– Хм, нет. Не этот, – она наклонилась над прикроватной тумбочкой и достала зелёную бархатную коробочку. Она аккуратно открыла её и протянула мне.

– Моя бабушка подарила мне это, прежде чем умерла. Она сказала, что всякий раз, когда я его надену, она будет смотреть на меня... сохранять в безопасности.

– Оно прекрасно. Почему ты его не носишь сейчас?

– Мамочка сказала, что я должна надевать его только по особым случаям, – прошептала она.

– Я думаю, что ты должна носить его каждый день и никогда не снимать. Так бабушка сможет присматривать за тобой всё время.

Она выглядела нерешительно.

– Ты... ты и вправду так думаешь?

– Определённо. Вот... – Я одела кольцо не её указательный палец.