Комната сжимается, и стены начинают пульсировать в такт с моим сердцебиением. Каким–то образом, мне удалось выплюнуть одно уродливое слово.

– Полли?

– Да, она в большей степени помогла сохранить Таре жизнь. Точно знала, что надо делать. Знала, потому что её астма была просто ужасна. Намного хуже, чем у Тары, – я качаю головой. Откуда мне было это знать? – Да, она словно была одержима этим. Всегда носила с собой по два ингалятора, куда бы ни пошла. Поэтому она никогда не ходит на физкультуру. Тара, возможно, тоже могла бы, но она любит ... любила толкать себя на крайности... В любом случае, Полли была у финишной линии в качестве официального таймера или чего–то там ещё. Таре повезло.

– Полли спасла жизнь Таре?

Скрипящий звук в моих ушах. Думаю, мой мозг пытается взять перерыв. Он не может понять, что Данни говорит.

– Да. Странно, правда?

– Почему я никогда не слышала об этом?

Все знают обо всём в нашей школе. Нет такого места на земле, где слухи распространялись бы так быстро, как в школе для девочек.

– Это определённо не то, о чём хочется распространяться, верно? Полли Сатклифф пришла на помощь? Тара убедилась, что никто ничего не скажет.

Теперь в этом есть смысл: Тара позволила Полли болтаться за ней, как собачке на привязи. Полли была благодарна за то, что болталась на краю тусовок, и её не волновало, что все по–прежнему её презирают.

– У неё была фишка: никогда не выглядеть слабой. Она всегда должна была быть сильной. А ты знаешь, что я ни разу не видела её плачущей?

Это моя вина. Тара была такой из–за меня.

– Я... Данни, я чувствую себя не очень хорошо. Ты не против?..

Она кивает.

– Уже ухожу. Но, думаешь, мне стоит сходить в полицию? В смысле, я знаю, что у меня нет каких–либо доказательств, но они могут выслушать меня. Ты так не думаешь?

Я не могу думать. Не тогда, когда Данни смотрит на меня так, словно у меня есть ответы на все вопросы.

– Дай мне подумать об этом. Не торопись. Мы поговорим об этом на следующей неделе.

Мой голос странно спокоен и находится под полным контролем.

– Ладно, – она поднимается с кресла, – спасибо за это, Алиса. Я чувствую себя сейчас немного сумасшедшей, но иногда это хороший способ вымотать себя, знаешь?

Я киваю.

– Увидимся в школе.

– Ага.

Я осталась наедине с огромным количеством мыслей в моей голове, сталкивающихся между собой. Что, чёрт возьми, я собираюсь делать?

Глава 40

Вот, что было правдой. У Полли астма. Она носила с собой ингаляторы куда бы, не ходила. Она знает, что делать, когда у кого случается приступ. Полли знала, что у Тары астма. Она спасла однажды Таре жизнь. Но не сделала это во второй раз.

Мои мысли так тревожат меня, что я не могу смотреть прямо. Мне приходиться косить и смотреть из–за уголков глаз. Данни не должна быть права. Вот так просто.

Я написала Касс и попросила о встрече в кофе, в которое мы обычно приходили, пока наши пути не разошлись. Касс любила его, потому что здесь был пинбол. Я никогда не понимала привлекательность пинбола.

Она ответила, что будет там в пять. У меня есть время, чтобы принять душ и сделать себя подходящей для публичного выхода. Я не выходила из дома последние шесть дней. Я официально отвратительна.

Папа шокирован, увидев меня в нормальной одежде. Он прилагает небольшое усилие, чтобы оставить меня дома (ты не можешь пойти с влажными волосами... ведь так? Разве это не значит, что ты подхватишь простуду ... или что–то ещё?), но думаю, он просто рад увидеть меня снова в вертикальном положении. Брунно смотрит с надеждой на меня со своего любимого места, развалившись перед огнём, но кладёт голову себе на лапы, когда понимает, что я не собираюсь его гладить.

Касс уже там, когда я подхожу, играет в пинбол, конечно. Она поднимает глаза, когда я зову её по имени, и маленький шарик падает вниз через отверстие в нижней части машины. Я знаю достаточно о пинболе, чтобы сказать, что это нежелательно.

– Прости. Не хотела испортить твою игру.

– Не беспокойся об этом. Я никуда не уйду, пока не достигну своего наивысшего результата, так или иначе. Давно не практиковалась, – говорит она многозначительно. Суть в том, что мы здесь не были вечность и всё это твоя вина.

У Касс уже был напиток: бутылка кока–колы (не диетической) стояла на столе возле машины с пинболом. На нашем столе. По крайне мере, он им был когда–то. Я хватаю диетическую кока–колу и оплачиваю у стойки. Впервые мои руки липкие, как у того парня за кассой. Мы с Касс всегда пытались забрать нашу сдачу без какого–либо физического контакта. Это был вызов, в котором Касс преуспевала. Я проваливалась большое количество раз и сегодня не исключение.

Касс смотрела на меня настороженно, когда мы садились напротив друг друга. Она крутила крышку, пока та не открылась.

– Итак...?

Странно видеть её здесь. Жаль, что я не выбрала другое место. Кажется неправильным, топтаться по всем этим воспоминаниям.

– Мне нужно поговорить с тобой о кое–чём.

Она делает шоу из того, как смотрит на свои наручные часы. Огромные дайверские часы, которые затмевают её крошечную ручку.

– Знаешь, у меня нет на это целого дня.

– Прости. Да.

Кафе пустое, кроме парня за стойкой. Он занят просмотром футбола на крошечном телевизоре в углу. Громкость стоит самая большая, насколько это возможно. Что подходит мне просто отлично.

– Речь пойдёт о Таре.

Касс вздрагивает и осматривается вокруг, прежде чем наклоняется через стол ко мне.

– Здесь не о чем говорить. Думаю, ты уже со всем определилась, не так ли?

– Касс, послушай меня. Мне нужно знать, что случилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Та ночь. В лесу.

Она морщится и качает головой.

– Ты знаешь, что случилось, – говорит она жестоким шёпотом.

– Нет. Не знаю. Когда я и Рей пошли в домик ...

Касс держится обеими руками за край стола, словно успокаивается.

– Нет.

– Что ты имеешь в виду под "нет"?

Это определённо не то, что я ожидала.

– Я имею в виду "Я не хочу говорить об этом". Вообще–то, всё просто.

В её глазах настоящая ненависть и от этого мне становится так грустно, что хочется плакать.

– Это важно, Касс. Пожалуйста.

Я вложила всё в это "пожалуйста".

Единственный звук – крики толпы в телевизоре. Кто–то наверно забил. Липкий мальчик сжимает голову руками, так что я думаю, что это был не "Арсенал".

– Ты никогда не спрашивала. Ни разу, – Касс не смотрит на меня. Она смотрит в никуда, – я продолжала ждать, пока ты спросишь. В смысле, почему бы и нет? Наверняка, ты захочешь узнать, что случилась? Наверняка, знаешь насколько, это было ужасно? Наверняка, моя лучшая подруга хотела бы спросить в порядке ли я, проходя через подобное? – Она стреляет в меня словами, как из пулемёта. Каждый выстрел попадает мне в сердце.

Я ошеломлена. Касс права. Я никогда даже не думала об этом – ни разу. Я не думала о том, как ужасно наблюдать за тем, как кто–то умирает. Нелепо, на самом деле.

– Я...

– Была слишком занята, обвиняя меня? – Она снова наклоняется, её глаза горят, – ну, знаешь, что, Алиса? Ты никогда не сможешь винить меня больше, чем я виню себя! Так что если тебе от этого станет лучше, то, пожалуйста. Она толкает стул, и он падает позади неё. Парень выглядывает из–за телевизора.

– Что ты смотришь? – Касс кричит на него, и он возвращает свой взгляд на экран.

Всё идёт не по плану. Последняя попытка. Я смотрю на неё умоляющими глазами.

– Ты пыталась спасти её? Полли пыталась спасти её?

Касс стояла рядом со мной секунду, обдумывая. Затем она качает головой и резко падает на стул.

– Это было самое страшное, что я когда–либо видела. Я не знала, что делать. В смысле, я не знаю первую помощь или что–то в этом роде, и ты же знаешь, я брезглива.