– Алиса, привет! Заходи и посмотри на это, скажи, что думаешь на счёт этого.

Она машет мне и двигается в сторону, что бы я могла увидеть альбом во всей его красе. Здесь везде фотографии Тары. Все фотографии танцев, как и тех, что я раньше не видела. Одна из них её в купальнике со статуэткой в руке. Не думаю, что она поблагодарит Полли за такой выбор. Её ноги в пятнах, в точности, как и в ту ночь, когда она умерла. Другие девушки из команды стоят позади Тары, улыбаясь и хлопая. Я ищу Касс, но её нет на фотографии. Может, она фотографировала.Здесь фото Тары, Данни, Джеммы и Сэм. Тара и Данни в середине с двумя другими, которые играют роль полок для книг. Тара выглядит всезнающей и мощной, как будто у неё есть ключ к Вселенной. Она выглядит как прирождённый победитель, готовая для всего, что жизнь может бросить в неё.

– Так что ты думаешь? Неплохо, правда?

Полли стоит слишком близко, поэтому, когда она поднимает лицо ко мне, то я отступаю.

– Думаю, здесь слишком много фотографий Тары.

– Разобраться в них заняло слишком много времени. У родителей сотни её фотографий в альбоме. Ну, может, не сотни, но много. Ты можешь поверить: есть три разных альбома с её соревнований по плаванью. Папа Тары всегда брал с собой свою камеру. Я находила это жутким, и Тара ненавидела это, тогда, по крайне мере.

– Полли, почему ты это делаешь?

Она качает головой и хмурится.

– Делаю что?

– Это. Выпускной альбом, танцы, сообщество. Всё это.

Полли пожимает плечами и обходит парту, её пальцы держатся за край.

– Потому что я думаю, что это правильно.

– Брехня! – Как резинка порвалась во мне. Я не ожидала, что это случиться. Я планировала быть спокойной, ответственной и другие сентиментальные штучки, как эти, – ты не можешь думать, что это возможно! Разве ты не видишь, как всё здесь скручено?

Поли мигает так медленно, что я могу увидеть неровные тени. Левый глаз намного темнее правого.

– Ничего подобного. Это... думаю, это как искупление.

– Ты имеешь в виду, за её убийство?

Вот. Всё сказано. Слова вышли наружу.

Наступает внезапная тишина в комнате и это пугает меня.

– Ты принесла текста песни Джека?

Теперь я та, кто качает головой.

– Что?

– Текст песни, который ты мне принесла. Поэтому ты здесь, да? – Её голос сладко–сахарный и покрыт слоем неискренности.

– Я здесь, чтобы поговорить о Таре.

Полли наклоняется локтями на парту, руки ложатся на лицо. Свет от лампы–инопланетянина делает её отвратительной.

– Хорошо. Давай поговорим.

– Что случилось той ночью?

Она засмеялась, словно я сказала, что–то весёлое.

– Думаю, мы обе знаем, что случилось, Алиса, – она замечает, что я не улыбаюсь, и продолжает, – это была случайность. Ужасная случайность.

– Случайность.

Вся эта штука с противостоянием злодею по телевизору кажется намного проще.

– Не будь такой подозрительной, Алиса. Всё, что я пытаюсь сделать, это всё исправить.

– И как именно ты собираешься достичь этого? Тара мертва, в случае, если ты не заметила. Как и Рей. Нет ни единого возможного способа всё исправить, и ты это знаешь.

Хорошо, нет. Я не говорю о возвращении их обратно из мёртвых или подобном.

Звук её хихиканья заставляет меня хотеть придушить её.

– Это не шутка. Слушай, я знаю.

– Знаешь что? – Спрашивает она, но взгляд на её лице говорит, что, возможно, у неё есть идея.

Я говорю быстро и тихо, желая поскорее с этим покончить – как сорвать пластырь.

– Ты подала Касс идею, как вытащить Тару, и ты знала, что у Тары была астма, а у тебя всё время был ингалятор с собой, но ей ты его не дала. Ты остановила Касс от действий рот–в–рот. Думаю, ты должна была знать о первой помощи.

– Вау. Это... интересно, – её голова опускается, и я не могу видеть её глаз – они чёрные, как дырки в розетке. Эффект чудовищный. Она двигает альбом так, что он лежит на краю стола.

– Полли, я знаю, что ты не хотела, чтобы это произошло, – я не знаю подробностей, но, надеюсь, что это правда. Если нет, то я одна в темноте с полным психопатом, – ты сделала некоторые ошибки. Мы все сделали. Но нам нужно кому–нибудь рассказать. Нам нужно пойти в полицию.

Полли, наконец–то, смотрит на меня, и выражение её лица сложно прочитать.

– Ладно, теперь ты рассказала мне о своих предположениях, как на счёт того, чтобы я рассказала о том, что знаю? Никто не поверит в то, что я придумала такой план, даже через миллион лет. И травматические обстоятельства могут заставить забыть своё собственное имя, так что вряд ли будет странным то, что я забыла о своём ингаляторе или о том, что у Тары астма или даже свои навыки в первой помощи. Если я сказала Касс прекратить делать дыхание рот–в–рот, то это только потому, что я была сильно напугана.

На её лице или в её голосе нет самодовольства. Там вообще нет ничего.

Я открываю рот, чтобы сказать, снова быстро закрываю. Она права. В смысле, она не права. Но вот так всё будет выглядеть для постороннего. Так всё будет выглядеть для полиции.

– Мы не пойдём в полицию, потому что если мы это сделаем, то Касс будет единственной, кого обвинят. Она та, кто организовал это и та, кто всегда ненавидел Тару. Я была другом Тары, помнишь?

– Больше, как собачка, бормочу я.

– Что ты сказала?

– Ты не была другом Тары. Тара презирала тебя, и ты это знаешь. Она унижала тебя.

Полли пожимает плечами.

– Не важно, что она чувствовала на счёт меня. Важно то, что она мне нравилась. Я уважала её. Вот, что люди подумают и вот, что здесь имеет значение. Почему тогда я вообще этим занимаюсь? – Она жестом указывает на страницу перед ней.

– Как ты можешь быть такой расчётливой?

– Я не расчётлива, просто прагматична.

Я выхожу из освещения стола и падаю в кресло в темноте. Моя голова в руках и я пытаюсь остановить её от взрыва. Этого не должно было произойти. Этого НЕ ДОЛЖНО БЫЛО произойти. Моя новая мантра. Я слышу шаги и надеюсь, что она уходит. Но шаги становятся ближе и ближе, пока не останавливаются прямо передо мной. Я слышу скрежет ножек стула по полу, когда она садится рядом.

– Ты должна понимать, что не всё в этом мире разделяется на чёрное и белое. Вещи бывают сложными даже когда выглядят такими простыми, – она вздыхает, – я не планировала убивать Тару. Я просто хотела унизить её так, как она унижала меня. Она заслуживала этого. Хотя, я думала, что она не умрёт. И я не могу сказать, почему не помогла ей. Я... не знаю. Но я не собираюсь лгать тебе, Алиса. Я рада, что она мертва. Она была ужасным человеком, и ты это знаешь. Так что многим людям стало лучше, когда она ушла.

– А что на счёт её родителей? Джек? Данни? Им тоже стало лучше? – Мой голос притихший, безжизненный – поражённый.

– Может быть, и нет. Но всё теперь закончилось. И никто не извлечёт выгоды из–за знания правды, – она звучит так разумно, что я практически верю, что она права.

– А Рей? Она тоже заслуживала смерти?

– Это было... прискорбно. Но все мы знаем, что она закончила жизнь самоубийство по другим причинам. Вся эта депрессирующая музыка, эта готическая одежда. Самоубийство – это практически религия для таких людей.

Я наконец–то поднимаю глаза на неё.

– Как ты можешь так говорить?

– Прости. Это было грубо с моей стороны. Всё, что я пытаюсь сказать, что сделано, то сделано. Не важно, что кто хотел и кто умер. Мы в этой ситуации и должны мириться с этим. Всё будет хорошо, Алиса, я тебе обещаю, – она кладёт руку мне на колено, и я смотрю на неё. Её пальцы длинные и элегантные, ногти идеально ухоженные. Раньше она быстро сгрызала их, если я правильно помню.

– Это то, чем ты занимаешься во всей это мемориальной фигне? Миришься?

– Я увидела возможность и ухватилась за неё. Думаю, это время, когда люди начали проявлять ко мне уважение. В случае если ты не заметила, то я была никем в этой школе. Я была меньше, чем просто ничто. А теперь нет. Не смотри так на меня. Я же не одна, кто пользуется этой ситуацией, так ведь?