больше в этих принципах свободы. Им мнится, что зрелище свободы лишь
подтверждает их тезис, будто в мирах, не подчиненных деспотической власти
Противобога или подчиненных ему не всецело, царят неразумие и произвол,
почти хаос. Царит бессмысленная анархия, разъединяющая силы, тормозящая
расцвет наук, задерживающая развитие разумных существ на низшей ступени.
20
Им мнится, будто эта заторможенность выгодна Тому, Кого они своими
перевернутыми мозгами почитают космическим бунтарем против централизующей
силы Противобога. А при рассуждении об их собственном устройстве
трубчатые рты их выпячиваются от гордости. Все умы там объединены в общих
усилиях. Воля сконцентрированна и крепка. Эмоции введены в строгое русло.
Социальная иерархия направляема твердой рукой верховного разума.
Руководители – инженеры, ученые, жрецы. И общество – собственно не
общество, а нерушимый монолит, образец беспрекословного послушания.
Часть третья
1
Гордыня рабов, не подозревающих о своем рабстве. Рабство осознается,
будучи сопоставлено со свободой; игвам же сопоставлять его не с чем.
Спазмы анархии коротки и редки: раз в два-три столетия: растерянность,
минутное замешательство при смене одного уицраора – одного разумного
деспота – другим. И если бы игвы узрели свободу существ в каком-либо
высшем слое, они не поверили бы ей. Они истолковали бы ее как
рабствование другому тирану. Вера в возможность свободы кажется им
симптомом незрелости, как соблазн, способный увлечь лишь недоразвитых.
2
Время от времени мглистая колоссальная туша, как движущаяся туманная
гора, вползает в Друккарг из соседнего слоя. Раздается отрывистый,
ухающий голос, видится подобие головы на изгибающейся шее. Глаза, похожие
на опрокинутые полукруги, пронизывающе озирают творящееся внизу; медленно
поворачивается небольшая головка, увенчанная золотым кубом – магической
эмблемой властвования. Рупорообразный рот выталкивает обрубленные звуки,
похожие на звуки языка игв. Приказы – непререкаемы. Они должны
исполняться мгновенно.
3
Это – Третий Жругр, третий за 700 лет уицраор, демон великодержавной
государственности России, руководит сооружением Друккарга и требует пищи.
Исполинские объемы психических энергий излучаются им: круги за кругами,
волны за волнами, они проникают в наш слой и проявляются в нас: мы можем
их осознать как комплекс государственных чувств – энтузиазма, гордости,
благоговения, гнева против врагов нашей державы. Тогда мы осознаем и
глухой подспудный протест нашего глубинного "я", взволнованного инородным
вторжением.
4
Не осознав же этих воздействий, мы отдаемся их чарам, раболепствуем
перед держащими власть, клокочем ненавистью к их врагам, всю жизнь
превращая в служение кумиру обожаемого государства. Чем больше забот,
жертв и труда требует оно от нас, тем больше личных сил сливает каждый из
нас с этими токами. Истощая нас, обогащаясь нашей энергией, обратное
излучение тяжелыми каплями сгущается в четырехмерном мире;
проструивается, просачивается и, наконец, проступает красноватой росой на
почве Друккарга. Оно называется шавва.
5
Тысячи игв собирают ее, сотни насосов елозят там с монотонным
жужжанием. С ровным рокотом в условные места передвигаются цистерны с
липкой и вязкой шаввой, дабы утолить голод Жругра. Остатки его ежедневных
трапез – лакомство игв. Багряные купы инфра-растительности – их хлеб, но
вегетарианство их унижает и истощает. Особые же громадные цветы из
пламени, растущие кое-где, несъедобны вовсе. Вот почему ни облизывание
насосов, ни подбирание оброненных капель, ни набрасывание на объедки
владыки не считаются нарушением приличий.
6
А приличия тут есть, и неукоснительные; нормы поведения – железные,
не терпящие никакого греха. Стыд – в нашем смысле – игвам неведом;
ревность и сильная страсть им непонятны. Они совокупляются на ходу,
размножаются безболезненно и быстро. Одежда употребляется редко,
интересует их мало. Семьи нет – только кратковременные сожительства.
Способность к привязанности или дружбе – в зачатке. Дети пестуются по
установленным раз и навсегда образцам, в мудро продуманных и заботливо
оборудованных воспиталищах.
7
Приличия идейные – вот здесь закон. Жесточайшей каре подпадает тот,
кто рискнет нарушить общепринятые шаблоны убеждений. Усомнившийся,
например, в целесообразности рабствования уицраору должен быть умерщвлен
трансфизически. Это означает казнь более суровую, чем в нашем мире.
Уицраор всасывает его из Друккарга в себя, пережевывает и выплевывает его
каррох, то есть телесную скорлупу, а шельт (приблизительно то, что мы
называем душой) извергает на Дно – посмертное страдалище демонических
существ, одномерное Дно Шаданакара.
8
Ведомо ли кому-нибудь, сколько веков провлачит он там, превращенный в
существо одного измерения, то есть в черную линию, и видящий
одну-единственную точку света – ту багровую звезду, к которой устремлен
этот одномерный слой, как и все одномерные слои нашей Галактики? Быть
может, когда-нибудь владыки Гашшарвы, слуги и союзники Противобога,
соблаговолят поднять его оттуда к себе, чтобы вновь возродить в одном из
слоев, населенных игвами. Вечное колесо инкарнаций: шрастры и Дно,
шрастры и Дно... и никуда в сторону.
9
Порабощая ужасом, но и объединяя общей борьбой за совместное
господство над миром, владычествуют уицраоры разных метакультур над
разными расами античеловечества. Но и сами они – рабы, свое рабство
Противобогу они сознают вполне, и бессильная ярость этого сознания – одна
из постоянных мук их жизни. Они зыбко и смутно видят наш слой; сквозь
поле их зрения проходим и мы, как искаженные тени. Наш слой они любят
жгучей, неутолимой страстью, хотят воплотиться здесь – и не могут. Это –
вторая их мука.
10
Третья мука: всякому из них суждено погибнуть жертвой собственных
детищ, если он не сумеет их пожрать. Ни материнства, ни отцовства в нашем
смысле не знает это злобное и несчастное существо; любовь к кому бы то ни
было, кроме себя, ему незнакома: именно в этом одна из особенностей
демонической природы. Но свои порождения он ненавидит с силою, не
переживаемой никем из нас, так как в каждом из них он видит своего
потенциального убийцу. И трудно уберечься от катастрофического срыва
сознания тому, кто созерцал их борьбу между собою.
11
На глазах у каменеющих от ужаса игв совершаются эти гнусные зрелища
метаистории. Притаившись в трансфизических наблюдалищах Друккарга, видели
они несколько десятилетий назад, как по соседнему слою (он воспринимается
ими как движение теней и голосов) заметался царствовавший тогда уицраор.
Он был дряхл, аморфен и туп. Оливково-серая кожа казалась дряблой. На
темя давил ржавый купол короны. Туловище взволновалось, и бурое, прыткое,
беспокойное детище отпочковалось прочь, уже обладая разумом, голосом,
черными глазами без блеска и лицом.
12
Как хищная касатка вокруг кита, завертелось и забегало оно вокруг
своего родителя. Старик поворачивался с трудом: ему мешало разбухшее с
обеих сторон тулово. Со смешной неуклюжестью оборонялся он против своего
первенца, злобно и невпопад. А внутри него уже шевелился кто-то еще, и
каждый из его боков странно принимал очертания как бы еще одного туловища
и еще одной головы. И два новых исчадия отпочковались от него друг за
другом: одно – бледное, хилое, но с огромной пастью; другое –
темно-багровое. Понятно ли? Вполне ли?