отравлено их блаженство. – Там уясняется Великому Игве до конца строение

инфернальной вселенной и замысел Гагтунгра, объемлющий всю нашу

брамфатуру. – И, диктуя свою волю миллионам игв, раруггов и самому

уицраору, он согласует ее, отождествляет ее, полный почти религиозного

восторга, с центральною демонической волей Шаданакара.

Часть пятая

1

А по широким утрамбованным трассам Друккарга медленно шагают

гиганты-рабы. Магнитные поля не дают им уклониться от предназначенной

дороги; но игвы осторожны вдвойне, и пересекать своим невольникам путь

они избегают. Превышающие ростом многоэтажные здания, но подобные людям,

с мутно-бурою кожей, в грубой красноватой одежде, развеваемой подземными

ветрами, гиганты переносят к местам строительства плиты того, что можно

назвать инфра-базальтом. Машин, более мощных и более дешевых, чем труд

этих рабов, игвы еще не измыслили.

2

Можно ли услыхать в Друккарге человеческую речь? Можно. Можно ли там

распознать в речи русские слова? – Именно русские. Какую же, если не

русскую речь естественно было бы встретить на изнанке именно российской

метакультуры? "В другом мире должны быть другие формы общения, а не

звуковая речь". Но почему же непременно должны? И почему – во всех мирах

без разбора? – "Так; но ведь у игв даже органы речи устроены совсем не

по-человечески". Это правда. И по-русски объясняются в Друккарге не игвы,

а лишь их рабы.

3

Русская речь; да и только ли речь? Отпечатки России ты распознал бы и

на многом другом в этом удручающем мире. В лицах пленников угадались бы

знакомые черты, где-то встречавшиеся, только трагически измененные, –

чем? веками каких мучений, озарений, каких утрат? Через какие страдалища

прошел, например, вот этот: осанка его не утратила и, очевидно, не

утратит никогда исконной царственности, утверждаемой с каким-то горьким

спокойствием. Только из глубоких глазниц будто смотрят на безбожный

Друккарг целые века искупления и познания.

4

Другой, третий, сотый, трехсотый... Узнаешь черты тех, кто ушел из

нашего мира на много поколений раньше нас, и тех, о чьей кончине нас

уведомляли печатные листы с траурной каймою. Тех, кто взирает на нас с

музейных полотен в прославленных хранилищах России, и тех, кого мы

лицезрели воочию на уступах темнокрасного гранита живыми и говорящими в

нарядные дни общественных празднеств. Разные тропы привели их сюда. Одни

не изведали ничего ужаснее этих уз; другим этот подневольный труд теперь

кажется почти отдыхом.

5

Один за другим, сквозь похоронный звон колоколов в московских и

петербургских соборах, нисходили в Друккарг князья и цари, императоры и

полководцы, сановники и советники. Одни – в первые часы посмертия, другие

после чистилищ или расплаты в глубине магм. Но испепеление тех нитей их

карм, что вплелись в пряжу державной государственности, неподсудно

никаким страдалищам. И рано или поздно несчастный вступал под власть игв

- трудиться над завершением воздвигавшегося им при жизни и ненавидимого

теперь.

6

Это – формула; а вот и случаи ее применения. Злодеяния так отягчили

эфирную ткань Ивана Грозного, что стремительный спуск начался с первых же

минут посмертия. Преступник падал сквозь слои и слои, прорезая чистилища.

Магмы и непроглядные слои земного Ядра. Равновесие было достигнуто лишь в

мире, называемом Ытрэч: это планетарная ночь, длящаяся с начала Земли до

ее преображения в отдаленном грядущем. Мука его невыразима; силы Синклита

России не достигают туда. Это – средняя из трех лун, маячащих на небесах

Друккарга.

7

Теперь он видит эту луну прямо над собой, влачась с непонятною для

нас ношей по трассам античеловечества. Избавленный от нечеловеческих мук

Ытрэча силами Синклита Мира по истечении трех веков, он медленно совершил

положенный подъем, и вот включился в шеренгу рабов-строителей. Все,

отмеченное в его душе наитием Гагтунгра, высветлилось: лицо, коричневое,

как земля пустыни, становится похоже на лики великих мучеников,

преодолевших естество и подготовивших себя к мирам восходящего

посмертия.

8

Посмертие Лжедимитрия было противоречивым, как его судьба на земле.

Носитель темного задания, навязанного ему Противобогом, он, выполнив его,

сорвался на планетарное Дно, по дороге теряя свое эфирное тело,

распавшееся на десятки призрачных "я". По истечении долгих лет взятый

оттуда в Гашшарву, он только тогда мог быть освобожден силами Христа от

страшного повтора: новой темной миссии, нового рождения и нового

низвержения. Он поднят в Друккарг и строит цитадель, трудясь в ряду своих

предшественников и преемников на престоле России.

9

Строют и строют. Строют твердыню трансфизической державы на изнанке

Святой Руси. Строют и строют. Не странно ли? Даже императрицы века

пудреных париков и угодий с десятками тысяч крепостных крестьян строют ее

и строют. И если, время от времени, новый пришелец появляется в их ряду,

его уже не поражает, что карма вовлекла его в труд рука об руку с

владыками и блюстителями государственной громады прошлого, которую при

жизни он разрушал и на ее месте строил другую. Чистилища сделали его

разум ясней, и смысл великодержавной преемственности стал ему понятен.

10

Цитаделью из нескольких концентрических стен опоясан подземный город.

Новые плиты кладутся на плиты. Зазубренные края наглухо спаиваются тем

веществом, которому в нашем мире соответствуют крепчайшие металлы.

Магнитные поля очерчивают крепость: ни шага в сторону, ни движения. И

единственную отраду отстояли для рабов силы Синклита: благоговейную,

влюбленную и щемящую. Еще недалеки времена, когда над внутренним

пространством крепости светилось звучащее, женственно-голубое сияние. Это

пела небесная пленница уицраоров, пресветлая Навна, в своем недоступном

для врагов саду.

11

Светилась и пела, звучала и благоухала. "Она еще здесь, она еще с

нами", – чувствовал каждый. И гармония прикасалась к строившим цитадель,

лучилась из слоя в слой, вздымалась в миры Просветления, опускалась в

чистилища, струилась каплями до изнывающих в аду, проникала к сердцам

живущих на поверхности земли сквозь вдохновение и любовь, тоску о

красоте, сквозь музыку и стих, сквозь мечту о сотворчестве с Провидением.

И гиганты-рабы благословляли этот светящийся голос, рождавший надежду,

врачевавший их раны, омывавший от уныния, суетности и обиды их сердца.

12

Но в годы последней из тираний, насиловавших русскую землю, третий

уицраор принудил гигантов надстроить над недоступным для него садом

плоский, плотный свод. Едва проступает сквозь эту преграду излучение

идеальной Души народа, голубовато серебря внешнюю сторону циклопических

стен. Но звучавшие пазори угасли, сиявший голос умолк. Лишь просветленные

в Небесной России, верующие – в России земной, да сонмы самого демиурга

еще улавливают его отзвуки. Остальные его не слышат. Остальные не знают о

Навне ничего. Они даже не догадываются о ее существовании.

13

А гиганты строют и строют. Вместо отдыха – короткое забытье, пища –

растительность Друккарга. Бунт невозможен. Но рыцари Невозможного

встречаются везде. Участие в созидании одной из твердынь Противобога

возмутило полтора века назад совесть одного из них, его гордость и веру.

Что восстание обречено он знал, но предпочел гибель. Бунт парализуется

тут мгновенно. Всосанный и извергнутый уицраором на Дно, Суворов вкусил