Не раздумывая и абсолютно не жалея, из родительского дома я съехал сразу, как только окончил школу. С тех пор я всегда жил один. Никогда у меня в гостях надолго не задерживались ни немногочисленные друзья, ни мои недолгие увлечения.
И вот, за все годы, что я жил один, впервые кто-то задержался у меня на столь долгий срок. За эту неделю я успел прочувствовать и понять, что собой представляет жизнь в семье. Всего один человек и всего за семь дней смог привязать меня к себе настолько, что отрывать пришлось бы сразу с корнем, вырывать прямо с сердцем. Раньше я ни за что бы не поверил, что можно так сильно привязаться к человеку за такой короткий срок…
Все эти дни, задерживаясь на работе, я как никогда спешил домой и ни разу не усомнился, что Дима ждет меня за накрытым столом и будет ждать, на сколько бы я ни задержался. Не знаю, преданность это была или благодарность, а может, просто склад характера, но мысль, что дома меня ждут, приносила небывалый душевный подъем, и хотелось лететь, сметая все преграды, домой, к нему. Ведь меня раньше еще никто никогда так не ждал, никто не встречал так радостно и так искренне. Да и не нужен мне никто был до него… Только когда в твою жизнь вторгается такое солнце, ты понимаешь, в каких потемках блуждал до этого момента.
И вот, именно тогда, когда я осознал, как сильно в нем нуждаюсь, насколько он мне необходим, он решил просто уйти от меня. Это было как гром среди ясного неба. За это время я уже успел забыть, что он живет у меня лишь временно. А самое раздражающее, что я просто понятия не имел, как можно его удержать… Как удержать кого-то, кто стал для тебя самым важным, очень нужным, частью тебя самого, твоей семьей, если для него ты никто, просто добрый человек, на время предоставивший тебе ночлег? Вот и я не знал. Но и отпустить не мог…
Я даже представить не могу, что будет, если Дима с утра проснется и поймет, что не хочет меня больше видеть и уйдет не только из моей квартиры, но и уволится с работы, полностью исчезнет из моей жизни. Что я тогда буду делать?
Черт. Димка… я заслужу твое прощение, я докажу, что больше никогда не обижу тебя, больше никогда не забуду про самоконтроль и про твои чувства. Только, пожалуйста, не отворачивайся от меня, не бросай одного.
Так, поглощенный своими мыслями, я не заметил, как начало рассветать. Через пару часов уже нужно будет идти на работу… Я решил смягчить наше первое после случившегося утро легким завтраком. Все-таки, если Дима не ушел от меня сразу, значит есть хоть одна сотая доли вероятности, что он не сделает этого и с утра, и может, мы даже сможем поговорить и мне удастся извиниться перед ним…
Когда завтрак был уже практически готов, я услышал, что дверь гостевой комнаты, где спал Дима, захлопнулась, и хотел было пойти к той комнате, позвать одуванчика на завтрак, но этого не потребовалось. Он зашел на порог кухни уже одетый в рабочий костюм, в руках у него была все та же дорожная сумка.
Нет… Не уходи от меня, Дим. Неужели ты и правда возьмешь и бросишь меня снова одного? С надеждой я посмотрел в его глаза и в этот момент понял, шутить он и не собирается, ему действительно ничего не стоит просто уйти. Решительный, уверенный и холодный, это был взгляд не моего одуванчика, из его глаз пропало то тепло, тот солнечный свет, что они дарили мне еще вчера. Мальчик мой, как же я виноват перед тобой…
— Дим, я… — Димка стоял и сверлил меня своим ничего не выражающим взглядом и я понял, любые объяснения и извинения сейчас будут просто бесполезны, поэтому не говорю ни слова в свое оправдание, не пытаюсь что-либо объяснить, не прошу простить. — Я завтрак приготовил. Будешь?
— Нет, Андрей Сергеевич, спасибо. И спасибо, что приютили. До встречи на работе.
И Дима разворачивается по направлению к выходу из квартиры, а я так и остаюсь стоять возле стола, стараясь понять, как я от его ледяного тона смог не покрыться инеем. Но единственное, что хоть как-то согревало душу — его «до встречи на работе», он не увольняется, а это значит, у меня еще будет шанс все исправить.
Почти полдня мне было совсем не до работы, я не мог думать ни о каких делах, все мысли в моей голове занимал только Дима, но он, как назло, старался вообще не попадаться мне на глаза. Я не пересекся с ним ни разу ни в рабочее время, ни в обеденный перерыв, в который раньше он неизменно находился в местной столовой, я не нашел его даже в курилке, где обычно он проводил немало времени.
Нет, я, конечно, понимаю, что он, скорее всего, просто не хочет меня видеть, но я-то так не могу. Он как привычка, как наркотик, мне необходимо его присутствие, нужен взгляд его небесно-голубых глаз, нужен он сам.
Единственным выходом для себя я видел только в придумывании каких-либо несуществующих причин для вызова его в мой кабинет, ведь если начальство вызывает, подчиненный просто не сможет не прийти, как бы он к этому начальству ни относился. Да и к тому же, это единственное место в офисе, где я могу побыть с одуванчиком наедине.
Я попросил Катю пригласить Диму в мой кабинет под предлогом, что нам нужно обсудить некоторые моменты по предстоящей сдаче нового спортивного комплекса. Она, конечно, очень удивилась, с чего вдруг мне для подобного обсуждения понадобился именно менеджер по поставкам, тем более, абсолютно не имеющий к этому зданию никакого отношения, ведь он устроился к нам уже после того, как объект был достроен. Но за то я и ценю Катю, что она никогда не задает вопросов, а просто выполняет поручения начальства. Так что я был уверен, что как бы одуванчик ни хотел спрятаться от меня, моя верная секретарша заставит его прийти в мой кабинет.
Полчаса я терпеливо ждал, когда же Дима, наконец, осмелится прийти ко мне, но, когда раздался столь долгожданный стук в дверь, мне стало немного страшно, ведь все решится именно сейчас, сейчас я пойму, как Дима ко мне относится, и не знаю, что я буду делать, если увижу в его глазах ненависть или, что хуже, безразличие. Но, так или иначе, отступать уже поздно.
— Войдите.
Одуванчик решительно зашел ко мне в кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Вы что-то хотели, Андрей Сергеевич? — Дерзко вздернутый подбородок, прямой взгляд глаза в глаза. Весь его вид просто кричал, что нет больше того хрупкого нежного мальчика, которого можно легко обидеть, есть только сильный, готовый сражаться мужчина, который никогда и никому не даст даже возможности подумать, что он может быть слабым.