К причастию Филипп взошел с сияющим взором. Монахи и миряне невольно расступились перед ним. Знакомое чувство дежавю и чудотворной, дивной просветленности. Так было, и так будет…

В то же время один старенький монашек тихонько, для окружающих незаметным жестом благословил издали новопричащенного рыцаря Благодати Господней, умиленно по-стариковски прослезился и еле слышно прошептал:

— Радуйся, о Пречестный и Животворящий Кресте на тя воздвиженьем воинства Господня. Помилуй его, Боже…

От приглашения старого знакомца иподьякона Ферапонтия закусить, чем Бог послал, Филипп рассеянно воздержался. Ему не хотелось в приятных пустяках ненароком расплескать владевшие им чувства. Монах его понял и молча вручил ему свои кипарисовые четки — реликвию с Афонской горы.

«Сердце чисто созижди в нас на праведное защищение одержания…», — коленопреклоненный рыцарь Филипп со слезами обращался к Распятому Спасителю. Молился он о ниспослании и даровании ему грядущих побед в неисповедимых сражениях и битвах, инде свет становиться тьмой, зло превращается в добро, а ненависть оборачивается любовью.

К тысячекратной молитве Иисусовой и к непосредственному воздвиженью на теургическое могущество новообращенный православный витязь Воинства Христова в тот день не прибегал. Его все еще сдерживали узы неофита, наложенные на него прецептором Павлом и арматором Вероникой.

Выйдя из храма Утоли моя печали, рыцарь Филипп нимало не удивился, увидав своих попечителей вдвоем рядом с неприметной потрепанной «маздой». Собственное предзнание ему поведало, кто и зачем должны его встретить.

Оба ничем не примечательны. Видимо, муж и жена средних лет. Ни богатые и ни бедные. Так себе, серединка на половинку. Довольно средний класс местного разлива и разбора.

Видать, заехали в Петропавловский мужской монастырь за медом или же решили прикупить знаменитого монастырского медового кваску. Может, еще чего-нибудь…

Никто из окружающих ничего такого интересного не заметил, да и чего тут смотреть, если к ним в машину молча подсел щуплый паренек, какой-то серенький, неказистый…

— Поехали, рыцарь Филипп, — коротко распорядился прецептор Павел.

На всякий случай арматор Вероника пояснила:

— Нам втроем следует взглянуть на монастырскую панораму с вершины вон того холмика. Там безопаснее. Твой личный артефакт рыцаря вошел в стадию инициации. Мы его придерживаем, но освободить его силу и взять под импринтинг-контроль должен ты сам.

— Я знаю, Вероника Афанасьевна.

— Ай-ай-ай! Напарили бедную девоньку на целых 10 центиков. Пал Семеныч, нехорошо, вы, мой дорогой, сжульничали. Так нечестно, вы, должно быть, воспользовались ясновидением.

— Нисколько, любезнейшая Ник Фанасьивна. Спросите хоть у Филипп Алегыча.

— Проиграла — плати. Пал Семеныч тебя не обманывает…

Филипп взглянул на фамильный перстень, по достижении 18 лет перешедший к нему согласно завещанию покойного деда Хосе Бланко-Рейеса, и опешил, ахнул:

«Мадре миа!!!»

Вместо прежнего камня непритязательной ширпотребовской огранки в той же платиновой оправе переливался, сверкал чистейшей воды бриллиант не меньше двадцати каратов!

— Для мирян и непосвященных твой рыцарский сигнум выглядит по-прежнему, рыцарь-неофит, — успокоила его Ника и весело рассмеялась. — Предзнание-то подкачало, мой дорогой Пал Семеныч.

— Оно никогда не бывает абсолютным, Ник Фанасьивна. За вами долг чести, барышня. Так, где мои 10 евроцентов?..

Немало потертый жизнью джип «мазда» на удивление легко взял подъем, хотя до макушки холма чуть не дотянул, все-таки не танк и не БТР. Пришлось спешиться.

— Встать спиной к солнцу, рыцарь-неофит. Руку плотно прижать к груди. Строго ориентировать камень на свою тень. Из тени проекцию камня не убирать, — дала четкие инструкции арматор Вероника. Затем чуть мягче добавила:

— Хотелось бы верить, десятый или двенадцатый луч-динамис будет твоим, Фил. Возможны отражения сердца, головы или руки. Сигнум найдет господина своего…

Поначалу необычно резкая тень Филиппа налилась густой синевой, приобрела барельефную выпуклость, вослед стала бледнеть, окрашиваться в радужные тона. Темными, почти черными оставались кисть правой руки, область сердца и верхняя часть головы.

Несколькими секундами позже цветная объемная тень начала испускать небольшие лучи-отражения, чаще желтые и зеленые, реже голубые…

Вероника оказалась права. Десятый, на этот раз темно-фиолетовый луч зеркально отразился от сердца теневой фигуры и совершенно ослепил Филиппа. Когда он решился открыть глаза, его тень вновь смотрелась заурядно плоской, размытой и бесцветной.

— Как видите, мой друг, иногда для эзотерических внутренних ритуалов хватает простейших эктометрических условий. Обыкновенная воскресная литургия, «иже херувимы» и, вуаля, ваш рыцарский сигнум обрел издавна свойственную ему силу. Сыграла подлежащую роль, разумеется, и ваша хорошая наследственность, — прецептор Павел был откровенно доволен, что ритуал завершился весьма благополучно.

Его опасения разделяла и арматор Вероника; утерев потный лоб кружевным платочком, она одобрительно, с чувством пожала неофиту руку:

— Поздравляю! Завтра, Фил, мы научим твой артефакт кое-каким новым трюкам. Часикам к 6 вечера загляни-ка ко мне на фирму.

Пал Семеныч, если не возражаете, быть ему моим подопечным от заката до рассвета. Скажем, денька два-три?

— Почему бы и нет? Самое время, рыцарь Филипп, вам поближе познакомиться с арматором Вероникой.

«Пролегомены» подождут. Никуда они от нас не денутся. А то, не дай Бог, я вас утомил моими экскурсами в античную историю.

— Что вы, Пал Семеныч! Лучшего наставника я в жизни никогда не встречал.

— Вы мне льстите, мой друг. По части мирских дидактических талантов, Всевышний меня, увы, ничем примечательным не сподобил…

Филипп нисколько не погрешил против истины и правды. Дидактика дидактикой, но и без нее прецептор Павел бесподобно, на две-три головы превосходил всех его школьных учителей и вузовских преподавателей вместе взятых.

Был, конечно, кое-кто в его институте, кого он уважал за кое-какую образованность и хорошее знание их предмета. Однако же прочие, иной номинации, чем «пед и бред», в глазах третьекурсника Филиппа Ирнеева не заслуживали. Не говоря уж о так номинированных и дипломированных идиотах и идиотках, пытавшихся чему-то его научить в той совсем средней белоросской школе, напрасно и тщеславно переименованной в гуманитарную гимназию.

Впервые в жизни Филипп встретил человека, заведомо и недаром прочитавшего больше книг, чем он сам. Обычно бывало наоборот. Теперь-то же ему есть у кого поучиться уму-разуму.

«Три века книжки читать, самому учиться — это вам не из рака ноги».

— Пал Семеныч, простите за дурацкий вопрос, а сколько раз вы получали высшее образование?

— Ой, мой друг, я этого как-то не подсчитывал. Образование, говорите? Знаете ли, оно-то разное у меня было… Как посмотреть, то оно высшее, то низшее…

Коль скоро с высоты общежитейских лет глянуть… Да-да, друзья мои, пять магистерских степеней и две докторские у меня все же есть…

На развилке у монастыря зеленоватый «джип-мазда» и вишневая «восьмерка-жигули» разъехались в разные стороны. Филипп решил немного подышать свежим воздухом за городом в одиночестве.

До того, как кануть в обыденную повседневность, чтобы избежать ненужных контрастов между грешным и святым, благочестивому рыцарю Филиппу крайне необходим постепенный, плавный переход от восхитительных религиозных идеалов к унылому материалистическому безверию и угрюмым суевериям нечестивого секулярного общества. «Дьявольское коромысло их побери, атеистов-материалистов и язычников неверных! Неверующий да не спасется! «Пролегомены Архонтов» почитать, что ли?»

Остановившись в тени старого раскидистого дуба, вряд ли ранее видевшего такое, рыцарь Филипп подключил к гнезду автомобильного прикуривателя разъем шнура питания компьютера и сделал изображение поярче. Он углубился в сакральные тексты «Продиптиха» и в изначальные времена нашей эры, ознаменованной приходом Спасителя и Сына человеческого, поначалу отверженного языческим миром, но затем смертью смерть поправшего в истинной вере христианской…