Женька Шаталина боялась арифметики панически. Вот сейчас войдет Павел Борисович и выпустит из пункта А поезд, из пункта Б — машину. Конечно, они помчатся навстречу друг другу. Мало того, что скорость у них будет разная, они еще должны будут встретиться в пункте В. И тогда надо будет определить, какая у кого скорость и сколько километров каждый проехал. «Ну зачем встречаться, зачем? — тоскливо думает Женька. Ехал бы каждый по своим делам в разные стороны. Так нет, они встретятся обязательно…»

У Женьки губы скорбно поджаты. Чтобы не пролить слезы, она пытается увидеть собственные брови. В общем, получается такая богородица! Лиля Тимшина толкает в бок свою соседку — Шуру Никонову, говорит:

— Посмотри на Шаталину. Вот смехота!

Женька слышит, что это о ней, но повернуться к ним не может. Все-таки, справившись кое-как со слезами, говорит девчонкам:

Вам-то что, вам смешно. А я опять не решу. И не двойка мне страшна, а знаете что? Павел Борисович подумает обо мне, что я бестолочь. Ну, безнадежная, понимаете. Сколько он со мной занимался… А я вроде бы понимаю, а начинаю решать — и никак. Павел Борисович только вздохнет и скажет: «Давай, Женя, сначала». Он так покорно это говорит. Я не могу больше, не могу.

Люда Самарченко сказала:

— Павел Борисович не может о тебе так подумать, поняла? Потому, что он особенный и самый добрый.

Тут в разговор вступает Миля Самойлова — специально для Женьки, чтоб не хныкала. Как всегда, она говорит тоном, не допускающим возражений:

— Клянусь, чем хотите, но на мою бы выходку кого-нибудь другого, а не Пал Борисыча, так от меня бы давно только мокрое место осталось.

Девчонки засмеялись — они были свидетелями этой самой выходки. Из области приехал инспектор проверять житье- бытье детдомовцев. Повели инспектора в спальный корпус, пусть посмотрит, как девочки к урокам готовятся. Картина была самая отрадная: за опрятными столами сидели опрятные девочки и старательно скрипели перьями или шептали про себя прочитанный урок. По всему было видно, что начальство довольно. Чтобы еще больше усилить впечатление, инспектор попросил Павла Борисовича — он сопровождал начальство — показать книжки и тетрадки. Признанной чистюлей в 7 «д» была Миля Самойлова, и тетрадки у нее просто идеальные. Ни одной кляксы, ни одной помарки — как это она ухитрялась так писать, никто не знал. Так вот, Павел Борисович подзывает Милю и говорит ей:-

— Принеси свои тетрадки.

Миля принесла тетрадки. Начальство прямо засияло от радости: уж буковки — такие раскрасавицы, редко кто так может, а она возьми да и ляпни:

— Ездят тут всякие, отвлекают.

Павел Борисович покраснел, как пятиклассник. Взял Милю за руку, отвел в сторонку, сказал только:

— Нехорошо ты, Миля, поступаешь.

Мильке стало стыдно, но не оттого, что она действительно плохо поступила. Павел Борисович так на нее посмотрел — всепрощающе и беспомощно, дескать, что же ты, голубушка, со мной делаешь…

О том, что Павел Борисович «особенный», Женя знала так же хорошо, как и весь 7 «д». Это слово прилипло к нему три года назад, когда он впервые пришел к детдомовцам-пятиклассникам. Все учителя одевались обыкновенно: ну, костюм там, платье. А Павел Борисович носил военную гимнастерку и напоминал детдомовцам отца, вернувшегося с фронта. Он сразу пришел к ним с доброй вестью. Павел Борисович сказал:

— Я буду у вас классным руководителем.

Ребята считали, что им очень повезло: ведь учителей-мужчин раз-два и обчелся, а он достался именно им, детдомовцам-пятиклассникам. Тогда ребята не знали, что это не случайность.

Когда из районо сообщили, что первая группа детдомовцев придет в школу № 1, Евгения Ивановна Литвинова — заведующая районо — сказала парторгу Павлу Борисовичу Шишкину:

— Подумайте, кто будет у них классным руководителем. Нужно, чтобы он и отцом их был.

Павел Борисович сказал:

— Я их возьму.

Сколько они стенгазет выпустили, вечеров подготовили! Особенно удался вечер занимательной математики, который они провели не в школе, а в детдоме. После вечера их завистливо спрашивали:

— Как это вам удалось?

Ребята в один голос отвечали:

— Так у нас же Павел Борисович! Человек-то он особенный!

Павел Борисович был во время этого разговора рядом и все слышал. Смутился он ужасно, будто кличку услышал

Все-таки нашел в себе силы, подошел к ребятам и спросил:

— Почему же я особенный, если не секрет?

У вас особый костюм, значит, вы и человек особенный. Павел Борисович захохотал. Он смеялся оглушительно и долго, до слез. Ребята никогда не видели, чтобы он так смеялся. Вытирая глаза, Павел Борисович сказал:

— Вот так история. Да вы знаете, почему я в военной гимнастерке? Мне дали талон на получение костюма. Пока я собрался пойти в магазин, никаких костюмов там уже не было. Осталась одна военная гимнастерка. Вот я ее и взял.

Объяснение было вполне убедительным, но ребята по- прежнему считали Павла Борисовича человеком особенным.

Наконец звонок перестал заливаться, и в класс вошел учитель. Он поздоровался с ребятами как-то сочувственно: дескать, ничего не поделаешь — контрольная, придется поволноваться. И чтобы успокоить всех, он сказал:

— Будут два варианта задач, очень похожих на те, что мы с вами решали. Так что спокойствие — прежде всего. И все будет в порядке.

— И подмигнул им дружески. Задачки он предложил ничего себе, знакомые, с двумя трубами и двумя пунктами. Знаете, есть такие — в одну вливается, а из другой выливается. И в классе наступила та святая минута, когда все до одного думают, про эти самые трубы и пункты и больше ни про что. В такую минуту и в голову никому не придет запустить, скажем, в соседа репей или плюнуть из трубочки на спор, кто дальше. Даже любители читать книжки через дырочку в парте отложили это занятие до лучших времен. Рабочая тишина, как любят называть учителя, так и висела над 7 «д». Павел Борисович удовлетворенно посмотрел на класс, подумав: «Ну, кажется, задачки всем пришлись по зубам, и сегодня, возможно, обойдется без слез». И он отправился в свое привычное путешествие между рядами парт. Но предположение его оказалось ошибочным. Он услышал первый тревожный сигнал засопели носы. Первой начала, кажется, Женя Шаталина. Павел Борисович посмотрел на нее — собственно, он видел ее все время, как и всех в классе. Женя шевелила губами, повторяя про себя, как заклинание: «Из трубы «а» выливается, из трубы «а» выливается, из трубы«а» выливается…» Если не подойти к ней и не подтолкнуть ее, она так и будет весь урок переливать из пустого в порожнее. Павел Борисович подошел, положил руку на голову, сказал шепотом: Женя, успокойся, давай вместе подумаем. Мы же решали такие задачи, вспомни.

Женя быстро закивала, а слезы — прямо на тетрадку! Кажется, пострадала труба ,6".

— Женя, учти, это дополнительная влага, — сказал Павел Борисович.

Женя и тут согласилась, но с места, кажется, съехала.

Павел Борисович был уверен, что сегодняшнюю контрольную, как и все до этого, они напишут отлично. Но слезы… Опять они сдадут ему тетради с расплывшимися каплями. «Нервы, нервишки, — подумал Павел Борисович. И с этим ничего не поделаешь. Девчонки плачут по любому поводу".

Два года назад 7 «д» вместе с Павлом Борисовичем заложил сад на пришкольном участке. Сажали по всем правилам садоводства — Павел Борисович сам увлекался этим делом. Когда были посажены все вишни, яблони, ребята принялись собирать забор буквально по одной доске — специального материала, конечно, не было. Поэтому забор получился плохонький. И в одно прекрасное время, когда на ветках зазеленели листочки, дубовские козы сделали первый набег, в два счета преодолев этот самый забор. Так девчонки, увидев обглоданные деревья, разревелись, да не просто заплакали — они стали причитать над каждым деревом, как над человеком. Трудов стоило их успокоить.