И фильмы про войну нельзя было им показывать. На «Радуге» девчонки закатили настоящую истерику, даже мальчишек в это дело втравили. Долго дубовчане вспоминали, как детдомовцы смотрели этот фильм…

«Пройдет лет десять, нет — двадцать, тогда, может быть, забудутся те ужасы, которые они пережили, а сейчас единственное, что можно сделать для них — любить их и жалеть», — думал учитель.

Павел Борисович, как маятник, ходил по классу — вперед, назад. До звонка оставалось немного, напряжение в классе спало. Сейчас начнут сдавать тетради. Павел Борисович уже прикинул, кого на сегодня он пригласит к себе домой. (Каждый день он приглашал разных ребят). Во-первых, всех, кто плакал. Им надо дать разрядку. В домашней обстановке они успокоятся.

Когда прозвенел звонок и тетрадки все были собраны, Павел Борисович сказал:

— Милости прошу ко мне сегодня в гости…

И он назвал всех, кого решил пригласить.

«Мы жили на «Красном Октябре

».

Январь 1944 г. Валя Костина, 6 лет.

Работал у нас в детдоме физруком Иван Дмитриевич Байбаков. Здорово он нас, мальчишек, закалял. Бывало, на улице метель, холод, а он командует: «На лыжи!» И маршрут придумает похитрей. Сам впереди, а мы за ним. Плачем, а идем. Потом, когда возвращаемся в тепло, ни за что не признаемся, что ревака давали. Иван Дмитриевич начинает нам вроде бы сочувствовать: на улице метет, а мы маленькие, трудновато, наверное, пришлось. Но мы, как настоящие мужчины, отвечали: «Разве на улице метет? Что-то не заметили. Может, еще раз посмотрим?»

Иван Дмитриевич засмеется и скажет: «Орлы! Так держать!»

Очень любили мы с ним в походы ходить. Это тоже нам в жизни пригодилось. После техникума я работал на юге, под Ашхабадом, гидросооружения строил. Тяжело пришлось: жара страшная, суховеи с песком. Но ничего, выдержал. Другие не выдерживали, уезжали. Да, пришлось с нами повозиться воспитателям, пока из нас люди вышли.

Из разговора с бывшим детдомовцем Иваном Арчаковым

День клонился к вечеру, но вечер еще не наступил. Было то время, которое зовется ранними сумерками. Детдомовцы только что возвратились из поймы реки Дубовочка. Там, неподалеку, они закладывали фруктовый сад. Размечали ряды, рыли ямки, а потом сажали тоненькие беспомощные деревца.

День был отличный: много солнца, сини, но главное — воздух. Земля пахла вешними водами, свежим ветром. От всего этого было радостно и чуть-чуть тревожно, как бывает весной. Словно ждешь чего-то.

В тот день ребята вдоволь наработались и набегались. В минуты отдыха мальчишки, конечно, не сидели на месте. Они играли то в чехарду, то в догонялки, то лезли к девчатам, дергали их за косички, срывали легкие платки. Визгу, смеху, восторгов!

После ужина чуть ли не все детдомовцы высыпали во двор — в такую погоду в доме грех сидеть. И тут мальчишки задрались. Никто толком не мог сказать из-за чего. Но человек восемь тузили друг друга. Их удалось довольно быстро унять, а вот двое выскочили за ворота.

Завуч Наталья Федоровна Хомякова собралась было идти домой, но, выйдя за ворота, увидела такую картину: Витя Хворостухин и Ваня Арчаков стояли на разных сторонах улицы и у каждого в руке по кирпичу.

Это что такое? Что за петухи? — спросила Наталья Федоровна, а сама подумала: «Убьют ведь друг друга насмерть».

Сейчас же бросьте камни и марш домой!

Мальчишки и ухом не повели.

«Нет, уйти нельзя, — решила Наталья Федоровна, — а как устала за день, а дома-то ждут трое своих ребятишек и уйма дел».

Мальчишки стояли, набычившись. Было ясно, что никуда они не уйдут, пока не проломят друг другу головы. Оба отчаянные, особенно Арчаков. В прошлом году он с тремя другими ребятами ходил за минами в Ерзовку. Принесли их в Дубовку. Правда, разряжали в поле. «Как вы это делали?» — спрашивали их потом. Ваня Арчаков с удовольствием объяснял:

Сначала разобьем мину, запал вытащим, а там порох. И со знанием дела добавлял:

Артиллерийский порох как макароны, только цветной. Зажжешь его, а он летает.

Вот из этих цветных макарон Арчаков устроил такой фейерверк прямо над крыльцом дома Евгении Эдуардовны!

В прошлом же году, в апреле, сотрудники детдома расчищали подвал, нашли там много запалов от гранат. Пока их грузили на подводу, мальчишки расхватали и — под майки. Арчаков, конечно, больше всех успел — штук пятьдесят. Как запасливый хозяин, часть спрятал под пеньком, а пять решил взорвать. Все получалось отлично, но вот один запал не взорвался.

Подошел к Володе Ермакову, по кличке Ганс.

— Ганс, никак.

— Подожди, сейчас будет хохма, — сказал Ганс и пошел в сарай.

Зажег спичку. Взрыв. Володька выскочил оттуда опаленный, в крови. Его сейчас же в санчасть. Потом провели тщательное следствие, нашли все запасы, а мальчишек предупредили: еще раз займутся этим делом — исключат из детдома.

После такого грозного предупреждения детдомовские саперы собрались на совет. Ваня Арчаков, самый заядлый минщик, постановил: «Баста. Завязываем». Вроде бы последнее время не слышно было, как они промышляли.

Но мальчишки — такой народ, что ухо с ними держи востро. Вот сегодня драка — пожалуйста.

Наталья Федоровна видит, что противники не меняют своих позиций. Она делает последнюю попытку, можно сказать, отчаянную.

— Ваня, — говорит она, — как ты думаешь, сколько сейчас времени?

— Не знаю, — отвечает Ваня, — часов не имею.

— У меня тоже нет, но, думаю, где-то начало девятого.

— Что из этого?

— А то, что на работу я пришла в восемь утра. Как ты думаешь, могу я пойти домой к своим детям?

— Можете, вполне, — великодушно отвечает Ваня.

— Эх, Ваня, — вздыхая, говорит Наталья Федоровна, — в том-то и дело, что не могу.

— Почему?

— А потому, что боюсь — вы друг друга покалечите.

Ваня тотчас бросает кирпич.

— Мы не будем драться, идите.

— А не обманешь?

— Сказал же!

Противники действительно разошлись мирно.

Перед сном детдомовцам объявили: завтра, в воскресенье, по случаю весны и теплой погоды предстоят походы дальние. Это была по-настоящему хорошая новость. Она долго не давала никому заснуть, потому что все стали фантазировать, как это будет.

На костре картошку печь…

Ваня Арчаков тоже не спал. Он давно уж собрал нехитрые походные пожитки и думал о том, что увидит в завтрашнем походе. Но часто бывает так: думаешь об одном, да вдруг вспомнишь прошлое. И так ярко все себе представишь, кажется, будто ты не на кровати лежишь, а участвуешь во всем, что было когда-то. Ваня даже рассмеялся. Вот он что вспомнил.

Прошлым летом поехали они за Волгу рыбу ловить. Нашли какое-то озерцо. Забросили удочки и сидят. День, помнится, был жаркий, очень хотелось искупаться. Но ребята решили прежде на уху наловить, костер разжечь. И только Борька Данилов не проявлял никакого интереса к воде. Мало того, он ее здорово недолюбливал и, если ему удавалось обвести воспитателей, не умывался. Это был самый крупный Борькин недостаток. Его пытались искоренить, но бесполезно. На все попытки заставить его умыться отвечал:

— И медведь не умывается, да вон как его люди боятся.

Так вот, сидят все на берегу озера, удочки закинули, а Борька Данилов — рядом с Ваней. Вдруг откуда ни возьмись — теленок, такой хорошенький белолобик. Подошел к ребятишкам, травку пощипывает, на них поглядывает. Потом ни с того ни с сего ка-ак кинется на Борьку и давай его бодать, да так зло, еле Борьку отбили. Данилов ужасно обиделся на теленка. Он сказал:

— Я что, рыжий? Почему именно на меня? Вон нас сколько сидело.