ненавидела и восхищалась им за его объективность.

- Да ... да, дал. Он сказал, что я должна ему обязательно доверять, когда дойдёт до

схватки и ...

- Тогда так и сделай, - прервал меня Тильман. - Доверься ему. По крайней мере,

попытайся. Я доверяю Колину. Я делаю это ради себя самого. Не то сойду с ума.

А ты уже почти сумасшедшая, говорили мне его глаза.

- Разумом я это понимаю, - ответила я торопливо. - Но мои инстинкты говорят мне, что

случится что-то ужасное. Я точно это знаю. И я знаю, что они верны. Мои чувства верны. - Я

глубоко вздохнула, когда заметила, как глупо это прозвучало. Мои чувства верны. Это даже не

было аргументом. Это был детский лепет.

- Тогда попытайся игнорировать их. Я знаю, это нелегко. Но Колин вбивал в тебя это не

просто так. В этом должен быть смысл. Даже если сейчас ты его ещё не понимаешь. Скоро

солнце встанет. Тогда останется только ещё одна ночь.

Тильман сел рядом со мной и включил телевизор. Без звука мы смотрели какой-то

дурацкий канал продаж. Когда рассвело, то до нас постепенно дошло, что самые большие

проблемы у нас ещё были впереди. Пауль сказал, что сегодня ночью - в последнюю ночь -

будет спать здесь. Если Францёз снова проголодается (а этого можно было ожидать), нам

нужно будет сделать то, что Колин назвал самым сложным заданием для меня. Нам нужно

будет спрятать свои мысли. Францёз не должен ничего заметить. И издалека тоже. А мне

казалось невозможным не думать о том, что мне непосредственно угрожало.

Моим единственным отвлечением, как всегда, была тренировка, с которой я отлично

справлялась. Один раз я с такой силой ударила в боксёрскую грушу и с таким пронзительным

боевым кличем, что Ларс чуть не потерял равновесие. Наказание последовало

незамедлительно. Шотокан каратэ - это боевой контактный спорт, а не фулл-контактный,

заорал он на меня. Его жена придурковато усмехнулась, когда мне пришлось делать двадцать

подпрыгивающих отжиманий на кулаках.

269

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

Но тренировка слишком быстро закончилась, и, вернувшись в Шпайхерштадт,

приподнятое настроение, которое после спорта часто согревало и расслабляло меня изнутри,

быстро утихло. И это тогда, когда Пауль был снова тут и на виду. Он смотрел Симсонов,

смеялся, ел солёную соломку и шоколад, попеременно. Но я ещё никогда не видела его таким

усталым и измученным.

Коричневатые тени лежали под его серыми глазами, а горькая складка у рта усилилась.

Тем не менее, он был красив каким-то болезненным образом. Может быть, так выглядят люди,

если они приговорены к смерти, подумала я, и ледяная дрожь пробежала вдоль моей спины. Я

залезла ему на колени, как в детстве. Он хорошо пах и всё-таки явно мужчиной и братом.

Какое-то время я оставила мой лоб покоиться рядом с его шеей и слушала его медленный,

тяжёлый стук сердца, который всегда немного ускорялся, когда Пауль смеялся. Ему

обязательно нужно смеяться гораздо чаще. Приступы смеха заканчивались чаще всего

мучительно, сильной икотой и судорогой диафрагмы.

Но Пауль был предназначен для смеха. Он пошёл рано спать, после нашего обычного

некачественного ужина, который мы в большей или меньшей степени неохотно впихали в себя.

- Я хотел тебе ещё кое-что сказать, Эли, - заговорил со мной Тильман, когда я с судорожно

сжатыми руками убирала посуду в моечную машину. Мы почти не разговаривали весь день, но

я чувствовала, что он снова и снова смотрел на меня интенсивно и задумчиво.

- Тогда говори, - ответила я грубо. Я пинком закрыла моечную машину и повернулась к

нему, скрестив руки на груди.

- Ладно. - Он прочистил горло. - Такая, какая ты сейчас, ты не особо мне нравишься. Ты

изменилась. Ты теперь только подозрительная и в панике, и раздражённая, вопишь на

каждого, огрызаешься, разносишь дурное настроение, ревёшь или ругаешься. Это очень

утомительно. Но я знаю, что ты не хочешь быть такой и ... страдаешь от этого. Не так ли?

Я кивнула и почувствовала, как моё лицо стало тёплым и начало пульсировать.

- Я смерюсь с этим, потому что мы должны держаться вместе. Я не знаю, что будет потом.

Но мы как ... Ты знаешь Властелина колец?

- О Боже, - пробормотала я. - Ещё и это. Дерьмо об эльфах.

- Тогда не принимай в расчёт эльфов. Там речь идёт о дружбе. По этой причине мне

нравится книга. Они соратники, которые вместе идут в бой, и один готов отдать за другого всё и

рисковать жизнью. С нами я чувствую то же самое. Мы товарищи. Поэтому всё, что я могу

сделать, чтобы отвлечь тебя сегодня ночью, я сделаю это. Всё.

В коротком слове "всё" звучало значение, которое тепло на моём лице превратило в тот

же миг в жар. Всё? Он что имел в виду, говоря всё? Я посмотрела на него, вопросительно и

смущённо одновременно. Тильман Шютц сделал мне только что непристойное предложение?

Он ответил на мой взгляд спокойно, но с недвусмысленным подтверждением.

- Я, э, ну ... спасибо. Но нет. Лучше не надо. Я не хочу... твоя подружка ... и Колин ... я ... –

Покраснев, я покончила с моим заиканием и уставилась демонстративно мимо него.

- Я думаю, что мудрее кому-то изменить, чем умереть, если это единственная

возможность думать о чём-то другом, не так ли? - спросил Тильман тихо.

- Я женщина, - ответила я с жалким юмором висельника, хотя чувствовала себя в этот

момент глупой, маленькой девчонкой и точно не как женщина. - При этом я могу очень хорошо

думать о чём-то другом. - С Энди я делала так обстоятельно. С Колином скорее нет. А как это

будет с Тильманом? Могла ли я себе это вообще представить? Я поймала себя на том, что мои

глаза пытливо оглядывают его тело, и он начал ухмыляться. Небрежно он поднял угол своей

футболки и обнажил часть живота. Он был гладким и мускулистым. Его светлая кожа светилась,

как молоко. Да, я могла себе это представить и испугалась. Потому что не хотела чувствовать

это.

270

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

- Забудь об этом,- сказала я приглушённо и немного неохотно. - Я не полезу в кровать с

тем, кто не может меня терпеть. Должны быть и другие возможности.

- Для меня - да, - сказал Тильман уверенно и опустил футболку вниз. - Я только не знаю,

получится ли это у тебя.

Его подозрения были обоснованными. Я уже начала паниковать, прежде чем стрелка

часов дошла до двенадцати. Когда Тильман вышел из ванной, я сидела в пижаме - какая-то

старая Пауля и слишком большая - на кровати и плакала, сердитая из-за моей неспособности

спрятать мои мысли, и совершенно испуганная от мысли, что Пауль, возможно, не переживёт

эту ночь. Прежде чем он заснул, он так сильно кашлял, что у меня самой появилось чувство,

будто я страдаю от удушья.

Тильман сел напротив, на свою койку, и какое-то время наблюдал за тем, как я реву, пока

я не почувствовала себя обязанной объяснить моё состояние. Но ничего не было, что можно

было объяснять. Было только то, что нужно было решить.

- Я не оставлю Пауля одного, - всхлипнула я хрипло. - Я буду спать рядом с ним. Я не

позволю умереть ему в одиночестве!

- Эли, это безумие! - И Тильман поднялся и встал, широко расставив, ноги перед дверью. В

этот раз я вспомнила несколько техник каратэ и тут же испробовала их, но должна была в

недоумение смотреть на то, как Тильман пинком и быстрым поворотом вывел меня из строя. Я

лежала на полу, а он так выкрутил мою левую ногу, что я от боли чуть не задохнулась.

- Пять лет дзюдо, - объяснил он и коротко ухмыльнулся. - Ты не единственная, кто освоил