неё.

- Тема Колин, - начала я, пытаясь упорядочить мои дико мечущиеся мысли. - Ты упомянул,

что он был здесь, рядом со мной.

- Правильно. Он был здесь, когда я позвонил, и впустил меня. Твой брат пришёл вскоре

после меня. И потом оба чуть не задушили друг друга. Колин настаивал на том, чтобы остаться

возле тебя, и не сдвинулся в сторону ни на один сантиметр, но Пауль хотел выгнать его. Тогда я

сказал, что знаю Колина и знаю тебя, и ты определённо захочешь, чтобы Колин остался. Кроме

того, Пауль хотел отправить меня домой.

- И он это не сделал, потому что ...? - спросила я нетерпеливо.

- Потому что он нуждался в моей помощи для этой выставки. Я так думаю. Во всяком

случае, вчера вечером Колин сказал мне, что должен сейчас идти. Что ему нужно питаться.

Потом он сказал ещё, что мы не должны оставлять тебя одну, потому что твоя голова снова

начала работать. Это всё.

Да, моя голова снова работала, и только теперь мне стало ясно, что она удалила

определённые вещи на какое-то время. Когда я была больна, я забыла, что папа пропал и что

Пауля атаковали. Или я забыла это, после того, как Колин отправил меня в оздоровительный

сон? Это он сделал так, или я сама, глотая одну таблетку за другой?

Теперь я снова всё знала: исчезновение папы, атаку на Пауля. Может быть, поэтому у

меня был этот ночной приступ? Возможно, как раз в этот момент вернулись воспоминания и

овладели мной.

Но одного не хватало. Не плохого, а прекрасного. То, которое я подарила Колину. Я

чувствовала, что там был пробел, почти как рана в моём воспоминании и в моей душе. Что

чего-то не хватало, что мне на самом деле было нужно. Но я не знала, что.

Разве он не мог отдать мне его назад? Или он не хотел? Несмотря на этот пробел, я была

снова в состоянии свободно дышать, думать о следующем дне и даже мимолётно позволить

себе подумать о ночи на Тришине. Неделю назад у меня сразу начиналась паника, если я

позволяла всплыть хоть какому-то воспоминанию об этой ночи, и когда Колин и я говорили об

этом, меня ужасно тошнило. Теперь, по крайней мере, я могла принять то, что случилось, и я

могла принять, что жила. Кроме того, таблетки мне больше были не нужны. И я была рада, что

Тильман был рядом со мной. Лучше здесь в хаосе шторма, чем в лесу, перед домом Колина.

Дискуссия Францёза и Пауля между тем уже превратилась в настоящую ссору, как почти

всегда, когда оба что-то обсуждали. Тильман как раз изучал с любопытством оборудование на

полочках Пауля, когда тянущий голос Францёза приблизился.

- Это будет иметь последствия, Пауль, я тебя предупреждаю! Я вычту это из твоей

зарплаты! В прошедшие дни я из-за этого без остановки был в дороге. Ты мне нужен в Дубае!

- Не нужен. Я вчера разговаривал с ними по телефону, они уже всё подготовили, тебе

нужно только быть там и делать то, что ты можешь лучше всего: строить из себя важного

менеджера и вдувать богатеньким тёткам сахарную пудру в задницу. Я ведь всё равно только

твой подручный. – О, Пауль был в ярости.

- Знаешь, что, Пауль? - бранился Францёз. - Тебе нужно было уже давно отослать эту бабу

домой. Ты всё равно ничего не можешь сделать для неё. У неё с головой не в порядке, ты этого

не понимаешь? Но мне, мне ты нужен, мы партнеры и ты поедешь сейчас со мной! Самолёт

вылетает через два часа, а я сначала должен ещё устроить собаку!

98

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

- Нет. Францёз, пожалуйста, я знаю, что мы одна команда, но у меня есть семья и я нужен

моей сестре. А не тебе. Это моё последнее слово. - Ого. У Пауля была семья. Это было что-то

новенькое. Францёз повторял ещё где-то пять раз это, и то как ему нужен Пауль, потом он,

наконец, смерился, свистнул встревоженного Розини к себе и оставил нас, с финалом захлопнув

дверь, одних.

Две минуты спустя Пауль сунул голову к нам в комнату.

- Собирайте свои вещи. Мы едем домой.

99

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

Глава 21. В отпуск домой

Наконец-то моё предполагаемое безумие хоть как-то помогло мне: оно побудило Пауля

отвезти меня домой. И, таким образом, и себя самого. Я выполнила своё задание.

С осознанием этого я пыталась по дороге домой оставаться в хорошем настроение,

потому что поездку можно было назвать всем чем угодно, но только не уютной. От Тильмана

исходило ледяное молчание, потому что ему пришлось подчиниться приказу и его короткая

вылазка в мир была прервана таким быстрым и не желаемым образом, и это в то время, когда

он вложил свои последние деньги в билет на поезд. Всё же он это сделал, чтобы увидеть меня

и поговорить со мной. Внезапная перемена в его действиях, которую я уже не ожидала.

Я ожидала увидеть Колина ещё раз, прежде чем мы уедем, но он не показывался.

Прощания не было. Я не знала, находился ли он вообще ещё в Гамбурге или вернулся уже на

свой проклятый Богом остров птиц.

Но после ссоры с Францёзом Пауль был не в настроении ещё что-то обсуждать и, кроме

того, придерживался мнения, что меня поскорее нужно доверить заботам мамы и что я должна

готовиться к экзаменам. Кроме того, у него не было ни милейшего желания совершать

преступление, укрывая сбежавшего подростка. В общем, мой брат, казалось, был немного

перенапряжён, и я могла понять его. Я сама чувствовала себя уже давно перенапряжённой.

Но я могла понять и Тильмана, даже очень хорошо. В то время как мы упаковывали вещи,

он попытался объяснить мне, почему он приехал в Гамбург и не мог снова вернуться в

Риддорф. Школа, в его рассуждениях, была совершенно несущественной; для него она была

докучливой неприятностью, не больше. И всё-таки его слова не оставляли меня в покое.

- Я не могу делать вид, будто ничего не было. Это невозможно! - Это могли бы быть и мои

слова. Потому что я чувствовала то же самое, после того, как Колин сбежал, и тем более после

того, как мы снова увиделись. Не было возврата к нормальной жизни. Тем не менее, в течение

зимы я как-то смогла перебороть себя, ходила в школу, училась, встречалась с другими людьми

- до того момента, пока мои обязанности не были выполнены и мама объявила, что папа

пропал и что нам нужно что-то предпринять.

Тильман же не желал перебарывать себя. Как я между тем узнала, он уже успел также

вылететь из гимназии в Альтенкирхене и должен был теперь посещать среднюю школу, против

чего он упорно сопротивлялся. Мне было ясно, что я не должна была поощрять его в этом. Но я

хотела, чтобы он снова вернулся со мной в Гамбург. Потому что как раз это я и планировала:

после моего устного экзамена снова поехать к Паулю, даже если он будет сопротивляться этому

всеми силами. Его атаковали. Мне нельзя было оставлять его одного. А в присутствие Тильмана

я больше не чувствовала себя такой покинутой, да, я чувствовала себя в безопасности. Если кто-

то и существовал, с чьей помощью я могла бы разоблачить и установить, кто является Маром,

то это был Тильман. Не принимая во внимание Колина, но он осмеливался показываться

вблизи Пауля, только тогда, когда был уверен, что Мар отсутствовал и не убьёт всех нас из

чистой зависти к пище.

В прошедшие дни Мар не показывался. По крайней мере, это учуял Колин, когда был со

мной. Но это ничего не значило. По словам Колина, существовали Мары, которые так сильно

насыщались, что были сытыми и ленивыми в течение нескольких дней, а иногда даже одну-две

недели. Некоторые даже получали особое удовольствие от того, чтобы сначала поголодать, а