он часть этого. Часть тебя. И то, что ты не хочешь всё мне о нём рассказывать, потому что ... - Он

презрительно фыркнув, остановился.

- Потому что я не могу. Я не знаю, почему это так, почему он часть меня. Но Гриша был до

тебя и ...

- То, что касается Тессы, было тоже до тебя, Эли. Задолго до тебя. Твоя бабушка даже ещё

не родилась. Боже, да это к тебе не относится!

Он схватил керосиновую лампу, которую я до этого с трудом и немного пролив, зажгла и

бросил её в стену. Резко я упала вниз и вытянула, защищаясь руки. Звук осколков, которые

рядом со мной посыпались на пол, перевернули мне желудок. Сейчас он ударит меня, это было

точно также как с Паулем ... Его гнев напомнил мне о Пауле ... Я разозлила его, слишком

разозлила ...

- Пожалуйста, не делай мне больно, пожалуйста, не надо ... нет ..., - упрашивала я,

притянула к себе колени и прижала, чтобы защитить, лицо к рукам, покорная, как

низкоранговый волк в схватке. Я заскулила, когда Колин стащил меня с койки и прижал к себе -

не причинив боль, но это больше уже не доходило до моего разума.

- Оставь меня ..., - задыхалась я, не в состоянии двигаться.

- Кто тебя избивал? Кто?

- Он не ... Он не хотел этого ...

- Кто? Твой отец? - Колин говорил тихо, и всё-таки его голос рокотал у меня в голове.

- Нет ... не папа ... Пауль. Это был Пауль.

Я снова могла дышать. Колин отпустил меня. Удивлённо я поняла, что со мной было всё в

порядке. А его взгляд не выглядел так, будто он когда-либо намеревался это сделать. Он

выглядел скорее сбитым с толку и вопрошающим. И немного укоризненным.

- Я спровоцировала Пауля, но только потому, что хотела выяснить правду, и тогда он

взбесился, - объяснила я прилежно. - Он до этого ещё никогда такого не делал, никогда, я

клянусь! Пауль не тот, кто причиняет насилие.

- Всё хорошо. Иди сюда. Я не причиню тебе боль. Чёрт, Лесси, не воображай себе там

чего-то. Я верю, что Пауль не головорез. Это происходит из-за атаки, и это своего рода

стратегия защиты его души. Собственно, хороший знак. И всё-таки ты должна в будущем

немного обуздывать свой темперамент, когда хочешь выяснить правду.

Только теперь я увидела, что лампа упала возле стены напротив, далеко от меня. Мне

показалось, что она была предназначена мне, должна была попасть в меня. На одно мгновение

я совершенно не доверяла Колину. Он взял меня с собой на кровать, лёг на спину и уложил

себе не грудь, чтобы сразу после этого скрестить руки за головой. Держа дистанцию для

безопасности. Я понюхала, как свинья ищущая трюфель, у него под мышками, хотя моё сердце

всё ещё мчалось и спотыкалось.

- Ладно. - Рокот у Колина в груди стал беспокойнее. - Я знаю, что ты не хочешь этого

слышать. Но прежде чем твоя фантазия придумает себе один сценарий за другим, я скажу: я

позвал её. Я могу звать её, когда нахожусь в опасности или в безвыходном положении. В

некотором смысле положительная сторона проклятья. И я больше не знал, что предпринять,

как только это и сделать. Ты видела только одну часть целого, Эли. Маленькую часть. Я не хочу

приукрашивать своё поведение. Но если бы Тесса не вытащила меня оттуда и если бы я

оставался там так долго, пока не закончилась война, тогда я сеял бы сейчас лишь страх и ужас.

День и ночь. Я был бы дьяволом во плоти. Всё бы перешло на меня - полностью.

203

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

Я потрясённо молчала. Снова и снова через грудь Колина проходила волна отпора, как

будто он хотел меня поощрить, отвернуться от него, да, даже может быть ударить его, и всё-

таки он оставлял меня лежать у себя.

- Я связан с Тессой более тесно, чем когда-либо хотел. Эти тёмные времена ей как раз

подходили. Она извлекла из них пользу. Потому что благодаря её спасению, яд стал

действовать более сильно, и власть, которую она имеет надо мной тоже. Потому что я позвал

её.

И я была обязана ей, что могла любить Колина. Что он не стал полностью злым. С другой

стороны, он, может быть, навсегда остался бы в Шотландии, если бы не Тесса. Ему не нужно

было бы сбегать. Я опёрлась руками о грудь Колина, чтобы посмотреть на него.

- Ты можешь касаться меня сейчас или это слишком опасно?

- Я могу. Мы ведь оба не счастливы, правда?

- Тогда сделай это. Пожалуйста. Пожалуйста, коснись меня. Счастье - это ещё не всё.

Я ждала, пока он решился сделать это, и его руки нерешительно провели по моей спине,

сначала поверх моего свитера, потом под ним, пока он не скрестил руки и его прохладные

пальцы нежно легли на мою голую грудь.

- Я не хочу знать, что тебе для этого пришлось сделать. Это не имеет значения, Колин. Она

определяет нашу жизнь, но в нашей постели ей нечего делать. Хорошо?

Он не ответил, но рокот в его венах постепенно стал снова уравновешенным, и на

некоторое время я закрыла глаза и позволила ему унести меня прочь. Это звучало так, как эхо

моей собственной крови в одной из этих больших раковин, которые папа привёз с Карибских

островов. Это привело меня в благоговейное изумление.

Мы оставались лежать, пока темнота завладела почти каждым углом комнаты. Колин

выкарабкался, со вздохом сожаления, из под моего тёплого, тяжёлого веса, собрал детали

керосиновой лампы и попытался зажечь её. Моему телу не хотелось разговаривать. Оно

требовало всего другого, только не нового напряжения наших мозгов. Но это должно было

случиться. Потому что стало уже слишком мирно в этой мрачной, маленькой комнатке.

- Я принял решение, - раздался глубокий, чистый голос Колина в темноте, и как бы в

подтверждение фитиль лампы вспыхнул и сразу же отразился в его тёмном взгляде,

подстерегающее, беспокойное колебание. Так, должно быть, выглядит Люцифер, когда ждёт

возле одних из ворот ада. На небе, вероятно, скучнее, но в этот момент для меня было

слишком много напряжения в воздухе.

Я села, но не предприняла никакой попытки прервать Колина или спросить о его

решении. Это было всё равно бесполезно. Мое нёбо так пересохло, что я максимум смогла бы

прокряхтеть. Что будет, если он решил против нас? Что тогда с нами станет?

- У меня никогда не было семьи, которая любила бы меня и что-то бы для меня сделала.

Моя сестра тоже не любила меня. Но она проявила сострадание. Каким-то образом ей было

ясно, что это было неправильно, оставлять маленького ребёнка на произвол судьбы. Она, по

крайней мере, импровизированно заботилась обо мне. Заворачивала, кормила, иногда меняла

одежду. Научила меня разговаривать - не на английском, нет. На гельском. Только на гельском.

Как будто бы специально выдуманном для аутсайдера. Но это был язык, и животным он

нравился.

Он замолчал. Его глаза обратились к окну, как будто найдут там то, что было тогда, если

только мы откроем ставни. Я тоже чувствовала себя перенесённой в прошлое. Я видела его, в

моих снах. Младенец с глазами-бусинками, который был уложен в грязное корыто, завёрнут в

тряпьё, и смотрел на меня так внимательно, будто знает все тайны этого мира.

- Моя сестра не любила меня и обращалась со мной не лучше, чем со скотиной в сарае. Но

если бы она была ещё жива и находилась бы в опасности - в большой опасности, - я бы захотел

204

Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)

попытаться помочь ей. Я могу только представлять себе, как это, иметь брата, который любит

меня. Поэтому моё решение принято. Теперь нужно решать тебе, Лесси.

- Мне ... но ... я ведь уже решила, - заикалась я, разрываемая между благодарностью и