— Как и кого я могу спасти?

— Я объясню. Но сейчас тебе лучше немного отдохнуть, пополнить резерв и пойти успокоить свою вдову.

Эшред подошел к кровати, аккуратно уложил Сияну на кровать и накрыл покрывалом.

— Спи, адвокат.

Он нежно коснулся кончиками пальцев ее щеки. Сияна дернулась.

— Тебе так неприятны мои прикосновения?

Сияна задумалась. Она сама не знала ответа на этот вопрос.

— Ты привыкнешь. Тебе придется привыкнуть…

Глава 13 — Великий и Бессмертный

Никто не хочет быть рабом

И всем приятна власть,

Чтоб погонять других кнутом

Без страха, не таясь.

Вершить судьбу, решать за всех

Что делать и как быть,

Но только раб, ложась под кнут

Способен все забыть.

А ты все помнишь и не спишь

И ночь сменяет день.

И вот рассвет, и ты спешишь

И гонишь других в тень.

Ты помнишь тех, кто позади

И кто уже ушел.

И ты один, ты впереди

Ты пашешь, словно вол.

Ты надеваешь кандалы, выносишь приговор.

Ты почти бог, но где твой смех?

С покорностью раба взираешь сверху ты на всех,

А твой успех — тюрьма.

Тиаш любил ночь. И дождь. Темное влажное небо разбухало, сдавливая башни замка со всех сторон. Темнота съедала очертания лежащего внизу города. И ему казалось, что он один в этом мире.

И весь мир существует только ради него.

Для него.

Из-за него.

— Мой повелитель, вы…грустите?

Тиаш стоял на смотровой площадке, подставив лицо беспощадно хлещущему дождю. Раскинув руки, отдавшись ощущению свободы. Пусть и иллюзорной. Когда струи дождя, стекая по обнаженной груди, сбегают дальше, омывая пах, бедра колени, ступни, стекая на холодный каменный пол. Когда живешь под этим небом тысячу лет (или больше, он устал считать), понимаешь, что вся роскошь императорского дворца — мишура, пыль, которую бросаешь в глаза алчным придворным.

— Иди сюда… — хрипло позвал он девушку. Юную и свежую, как только что распустившаяся роза. Ее пухлые губы, ее глаза, растворяющиеся в темноте, тонкая, насквозь промокшая ткань свободного платья, пробудили голод. Голод часто мучал его в последнее время, не давая покоя ни днем, ни ночью. С тех пор, как он встретил странную девушку, которая меняла внешность, как перчатки. С тех пор, как он ощутил тепло живой магии, которая откликается на его ласки с такой силой, что он ощущает себя почти живым. Девушку, чья аура от его прикосновений не темнела, а светила лишь ярче.

— Мне не грустно. Я голоден. Разденься.

Девушка послушно скинула платье. Ее длинные темные волосы намокли и прилипли к влажной коже. Это была совсем юная ведьмочка. Чей резерв только лишь слегка приоткрылся, порозовел, как еще не пропекшееся утреннее небо.

— Ты хочешь меня?

— Да, мой повелитель.

— Ложись, пошире раздвинь ноги и поласкай себя.

Девушка опустилась на каменный пол у его ног и, не сводя затуманенного взора со стоящего над ней Императора, неуверенно коснулась своих кудрявых завитушек, раскинув бедра, подставив себя неумолкающему дождю.

— Представь, что я касаюсь затвердевших сосков, сжимаю их так сильно, что тебе почти больно… Но ты стонешь от удовольствия. Моя рука гладит твой живот, и движется дальше, заползает вот сюда…

Большой палец его ноги коснулся мокрых завитков, медленно раздвинул нежные складки и надавил на влажное углубление, горячее и податливое. Девушка изогнулась навстречу и застонала. Ее магия раскрыла лепестки, раскрасила ауру. Аура вспыхнула. Тиаш жадно вдохнул влажный воздух, вбирая в себя, втягивая по капле подсвеченную возбуждением магию.

Где-то внизу, Тиаш безошибочно это уловил, заворочался неугомонный источник. Ночь вокруг вздрогнула, словно ее распороли тысячи острых ножей. И из распоротых трещин хлынули черные, чернее самой ночи, мохнатые, как ядовитые пауки, щупальца источника, обвивая, обволакивая, спутывая, штрихуя все вокруг расплывчато-угольными мазками.

Император почувствовал, как вспыхнули кончики пальцев. Девушка застонала. Ее тело опутывали темные жгуты, до крови сдирая кожу. Но она чувствовала лишь, как ее промежности становится все жарче, как ее повелитель, нежно движется вверх, на возвышение, чуть надавливает, крутится вокруг, медленно спускается вниз, чуть проталкиваясь внутрь. И вдруг все ее пространство между ног накрыла его холодная мокрая ступня, вжалась, подогнув пальцы, так тесно, словно хотела войти внутрь, протолкнуться, пронзить. И вот его ступня, слегка шлепнув курчавую поросль, двинулась вверх, надавливая на живот, наступая на правую грудь, большой палец слегка пощекотал сосок, резко вдавил внутрь, так, что девушка охнула, но тут же отпустил, поймав сосок между пальцев, потянув на себя.

Девушка изогнулась.

— Сдвинь бедра. Сожми их крепче, так, чтобы твоя киска, прижалась к моей ноге тесно-тесно, подвигай попкой вверх. Ты горячая…Очень горячая…

Его ступня накрыла левую грудь, двинулась выше.

— Открой рот!

Его палец обвел ее теплые губы, скользнул внутрь, двинулся по кругу, залезая под язык. Ступня накрыла все ее лицо, закрывая нос, пятка провалилась ей в рот, не давая дышать. Бедра девушки крепко сжимали его лодыжку. А щупальца изъели ауру девушку, превратив из яркой радуги в порванную паутину.

Тиаш взмахнул руками, и щупальца подняли тело девушки в воздух. Он обнял ее, крепко прижав к себе спиной, накрывая ее груди, перебирая основания сосков.

— Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя?

— Да…да…мой повелитель.

— Попроси. — прошептал он на ухо, покусывая мочку, перемещая одну ладонь на живот, другой скользя ниже, на бедра и снова вверх, между ног, его пальцы точно перебирали клавиши, то становясь нежными, как крылья бабочки, то били чуть сильнее, хватали, терзали, пока, наконец, один из его пальцев не скользнул в ее горячую вагину.

— Войди меня в меня, мой повелитель! — взмолилась девушка. Ее тело дрожало.

Повелитель вынул палец и скользнул вверх к набухшему холмику опять. Девушка дрожала. Она не чувствовала, как черные щупальца впиваются в ее кожу, протыкая ее насквозь. Дождь смывал кровь, удовольствие глушило боль. Она не замечала, как обесцвечивается резерв, как аура пеплом осыпается на мокрый камень.

— Скажи, что ты хочешь мой член внутри…

— Я хочу твой член внутри!

— Здесь… — Тиаш скользнул внутрь набухшего влагалища. Или здесь? — Его палец раздвинул ягодицы и осторожно протиснулся в ее анус.

— Везде! Я хочу, что ты был везде! Пожалуйста…Ну, пожалуйста!

Тиаш чувствовал, что девушка сейчас кончит. И он чувствовал, что источник еще голоден. Источник высосет последние капли магии, даже если девушка кончит 10 раз подряд. А Тиашу не останется ничего. Он наклонил девушку вперед и резко вошел в нее. Девушка закричала. Задрожала, свесив голову вниз, уткнувшись в колени, ее мышцы точно скрутили жгутами так, что она не могла дышать, в оцепенении предвкушая неумолимо надвигающуюся разрядку. Щупальца источника заурчали, и одна из них, заползла в курчавые завитки и аккуратно тронула ее вспухший бугорок. Девушка выгнулась, яркий спазм охватил все тело. Волна удовольствия прокатилась вверх и вниз, и еще, и еще, и еще. Аура ярко засветилась и тут же потухла. Щупальца зачавкали, недовольно заворчали и отправились на поиски новой еды, спускаясь на темные улицы города. Туда, где на площади пылал костер и стекались те жители, которые не спали, которые были недовольны им, Великим и Бессмертным Императором. Злость, ненависть и ярость не так сладки, как удовольствие, но если их правильно подать…Там, где темноту рассекали посланники источника, всегда появлялись жертвы, превращая источник в неуправляемо бурлящий котел. Император поймал дрожащую кроху последнего громкого стона, и девушка упала замертво. Ее тело вспыхнуло, почернело и растворилось в дождевой воде.

Настроение Императора было испорчено. Он чувствовал — источник волнуется, выходит из-под контроля, подзуживает его противников. Источник голоден, а обряд совсем скоро. Он спустился по крутой лестнице в свои покои. Весело плескалось некромантское пламя. На подоконнике трепетала свеча. Мебели здесь не было. Пол был застелен пушистым белым ковром и усыпан черными подушками разных размеров. Было тихо. Император уже давно не спал, хотя порой ему очень хотелось увидеть сон, как в детстве. Хотя он совсем не помнил свое детство. Не помнил свою юность. Воспоминания быстро стирались. Он уже не помнил, что было год назад. Не помнил лица жен и детей. Он помнил, что у него остался лишь один сын. Самый достойный, потому что он сумел убить всех остальных. За дверью послышались шаги. Дверь распахнулась. На пороге показалась высокая фигура. Вежливо поклонившись, фигура приблизилась. Император махнул рукой и вокруг его юного, мускулистого тела обернулся на подобие тоги черный шелк.

— Приветствую тебя, мой Император.

— Здравствуй, Эшред…Выпьешь?

— Благодарю, мой повелитель.

Эшред поклонился, принимая из рук императора золотой кубок. Кубок был размером с небольшой арбуз и на удивление тяжелый.

— Пей! Скоро обряд, тебе понадобятся силы.

— Мой повелитель… — Эшред запнулся, пригубив напиток. Напиток был горьким, маслянисто-темным, густым. Напиток смерти, дарующей жизнь. Или напиток жизни, отсрочивающий смерть. Император распускал слухи, что источник позволяет испить из чаши вечной молодости только тем, кто достоин, и заставлял сыновей проходить испытания за право испить эту чашу. Эшред кровью братьев добился этой чести. Глоток, еще глоток. Ощущение, что мир проваливается и дрожит. Чувствуешь себя сильнее. Потом тебя охватывает злость. Мир становится черно-белым. Неправильным. Почему-то вспомнились янтарные глаза ведьмы, спящей на его постели. И вспыхнуло дикое, до томительной боли в паху, желание немедленно ей овладеть…Эшред резко выдохнул, беря себя в руки. Первый глоток самый коварный. Когда он победил в своем первом бою и заслужил глоток из источника, то на сутки потерял разум. Ему было 12 лет, он чудом выжил, придя в себя в сточной канаве, где вокруг плавали мертвецы. То ли он их убил, то это была просто пьяная бойня, и ему повезло, что его ранили и посчитали мертвым — он не знал. Но он видел, как его братья теряли рассудок и после такого глотка убивали всех и вся в слепой жажде справедливости. Эшред дожил до ста пятидесяти лет. Но даже сейчас первый глоток выводил его из равновесия.