— Я попробую добавить сигнал SOS к её личному коду, но не уверен, ответит ли она…

— Да? — послышался гортанный голос, но изображения на экране не появилось.

— Вы слышали плач?

— Кто же его не слышал? Уверена, Сиглен не поможет. Это за пределами её возможностей. Переброска посылок с места на место не требует большого мастерства, поскольку всю работу выполняет гештальт.

Комиссар сосредоточился на тоне Йеграни. Уже долгие годы не затихала вражда между телекинетиком и ясновидящей, хотя комиссар знал, что виновата в этом скорее была Сиглен, чем Йеграни.

— Есть опасение, Йеграни, что ребёнок может задохнуться. Грязь местами достигает пятидесятиметровой глубины на всех ста пятидесяти километрах оползня. Мы были бы…

— Поищите её с левой стороны долины Ошони, на карнизе, приблизительно в двух километрах от конца оползня. Вертолёт неглубоко завяз, но обшивка его повреждена и грязь просачивается внутрь. Девочка обезумела от страха.

Сиглен ничего не сделала, чтобы успокоить ребёнка, как поступил бы любой добрый и заботливый человек. Берегите эту девочку. Впереди ей предстоит длинный и одинокий путь, прежде чем она отправится в путешествие. Она — центр, ключевая фигура нашего спасения от гораздо большего несчастья, чем то, от которого вы её избавите, так что хорошенько берегите нашу спасительницу.

Связь прервалась. Но как только Йеграни обозначила местонахождение ребёнка, координатор направила копию стенограммы беседы команде спасателей, ждавших в своих спецмашинах. Губернатор дал команду к отправлению и координаты Прайму Альтаира. Сиглен не спросила, откуда они их взяли и телепортировала отряд точно к месту катастрофы.

— Что она имела в виду, говоря «левая сторона»? — пробормотал капитан спасателей, оглядываясь после переброски. Их вездеходы в форме ракушек в одно мгновение переместились на дно долины, где заканчивался «язык» оползня. — Уф! — поморщился он. — От этой мятной вони можно задохнуться!

Куда лучше смотреть на снимки!

— Карниз должен быть где-то здесь! — воскликнул его заместитель, показывая вправо от них. — А вон и твердые скалы для начала работ.

— Установите аппараты точно на два километра, — приказал капитан оператору сканера. — Держитесь подальше от этой грязи! Кто упадет в неё — вернется домой.

Команда рассредоточилась по гряде над обрывом и настроила свои детекторы на поиск. Вскоре на глубине десяти метров был обнаружен какой-то предмет. Медики с огромным облегчением уловили там признаки жизни. Двое добровольцев, привязавшись тросами к стреле крана, опустились в ил до нужной отметки и принялись разгребать грязь. Но как бы быстро они ни работали, мутная жижа тут же стекала обратно.

— Немедленно отсос! — закричал капитан, в глубине души гордясь быстрым исполнением своего приказа.

Вертолёт сидел неглубоко, и как только была очищена достаточно большая поверхность, его прицепили к трактору, в то время как большинство спасателей с предельной скоростью отбрасывали грязь, почем зря ругая кинетиков, которые никогда не оказываются там, где в них особенно нуждаются. Вдруг под вертолёт просочилось достаточное количество воздуха, чтобы освободить его, и только быстрая реакция людей на скалах помогла уберечь его от столкновения с трактором. Вертолёт качнулся, дернулся и наконец оказался на твердой земле.

С его корпуса и трещин потоками стекала грязь. Команда озабоченно переглядывалась. Сколько этой жижи просочилось внутрь? Все перевели дух, лишь услышав тоненький, прерывающийся крик, телепатический и физический. И все, как один, атаковали заклинившую дверь, пытаясь её открыть.

— Мама? — Поцарапанный, в лохмотьях, грязный ребёнок подполз к люку, облегченно всхлипывая, щурясь от внезапно показавшегося дневного света. — Мама?

Врач спасателей выступила вперед, излучая покой и любовь.

— Все кончилось, дорогая. Мы спасли тебя. — И она прижала к испачканной руке девочки гипноспрей, пока ребёнок не успел осознать, что родителей среди обступивших вертолёт людей нет. Но лекарство подействовало недостаточно быстро. Боль осиротевшего Рябинового дитя услышал весь Альтаир.

— Мы сделали все, что могли, — заявил главный медик, как бы оправдываясь.

— Мы знаем. — Координатор вложила в эти слова столько одобрения, сколько было возможно.

— Но Рябиновое дитя ни с кем не разговаривает, — отметил губернатор расстроенно.

— Со дня трагедии прошло только десять дней, — успокоила его Камилла.

— И что, действительно не осталось никого из родных, кто мог бы утешить её? — спросил губернатор.

Координатор сверилась с докладами.

— У нас есть выбор — одиннадцать пар родителей со сходным генотипом, так как многие шахтеры происходили из одной этнической группы.

Штаб-квартира компании не хранит резервные файлы с информацией из их лазарета, поэтому мы даже не знаем, сколько детей родилось там за десять лет со времени основания лагеря. Так что ближайших родственников у неё нет. Сомнительно, что кто-то есть у неё и на Земле.

Губернатор прокашлялся.

— На Земле больше Талантов высших рангов, чем на любой другой планете.

— Давайте особо отметим в отчетах о сегодняшнем собрании, что…

Рябиновое дитя… — губернатор остановился, придумывая ей имя, — с этого времени является подопечной планеты Альтаир. Что ещё? — Он повернулся к Камилле.

— Она не может постоянно находиться в руках педиатров. — Камилла обратилась к главному медику.

— Мой старший терапевт сообщил, что девочка в основном оправилась от шока, — поспешил доложить медик. — Царапины и гематома, полученные в вертолёте, залечены. Удалось блокировать воспоминания о катастрофе, но до конца стереть информацию о том, что у неё были родители, а возможно, братья и сестры, мы не смогли. — Он развел руками.

Кто-то предложил применить более действенные меры.

— Нет… — не согласился главный медик. — Она же сирота, и хотя младший терапевт степени Т-8 справился с… общим телепатическим «шумом», контроль за ребёнком ограничен, а интервалы её сосредоточенности удручающе малы.

Все поморщились — планета до сих пор продолжала вздрагивать от вспышек плохого настроения Рябинового дитя.

Наконец губернатор поинтересовался:

— Она так же хорошо принимает информацию, как и передает?

Медик пожал плечами.

— Должна, иначе она не услышала бы Сиглен.

— А теперь о том, что действительно пора прекратить… — Губы Камиллы сжались в тонкую линию. — Наказывать ребёнка за самый обыкновенный, естественный…

— Но очень громкий, — вставил губернатор. — …избыток чувств, что может только приветствоваться после такого дикого плача, — все равно что собственноручно загубить Талант девочки.

Сиглен может быть Прайм ранга Т в степени Т, но в ней нет ни капли сострадания, и её равнодушие к ребёнку граничит с бессердечием.

— Возможно, Сиглен и не способна сострадать, — сказал губернатор, пряча глаза, — но она гордится своей профессией и уже подготовила двух Праймов для работы на Бетельгейзе и Капелле.

Кто-то цинично промычал:

— Более подходящей учительницы для Рябинового дитя в этой звездной системе не найти.

— Она стала подопечной Альтаира, — заявила координатор, оставаясь при своем мнении, — и никто не сможет оспорить это. Однако на Земле, в Центре, она найдет более доброжелательное отношение. О ней там позаботятся. Я настаиваю на том, чтобы послать её туда. И как можно скорее.

Подготовить девочку к путешествию поручили Лузене — экстрасенсу ранга Т-8. Лузена заботилась о малышке, играла с ней, учила её говорить, а не посылать телескопические сигналы. Когда ребёнок достаточно окреп и дозы успокаивающих лекарств были снижены, Лузена повела девочку на склад больницы, чтобы выбрать ей пуху.

Пухи, получившие своё название от воображаемого друга оставшихся без внимания детей, широко использовались в педиатрии, чаще всего в послеоперационный период и во время долгосрочного лечения детей, а также в запущенных случаях психологической зависимости.