— Бог Смерти, Бог Смерти, — пел Сугата, — прости мне мой дерзкий вопрос, но скажи, не солгал ли ты?

— Ты скоро узнаешь об этом, — сказал Яма и нанес удар, который мог бы пробить человека насквозь. Но лезвие отскочило от груди противника.

Дойдя до места, где почва была неровной, маленький человек начал пинать землю ногами, посылая на врага потоки пыли и гравия. Яма прикрыл глаза левой рукой, но тогда на него посыпались сверху более крупные камни. Они катились под ноги, Яма поскользнулся, упал и съехал вниз по склону. Его противник стал выворачивать более тяжелые камни, даже сдвинул большой валун, и сам последовал за ним вниз, высоко подняв клинок.

Неспособный встать на ноги, чтобы своевременно отразить атаку, Яма катился к потоку. Удержавшись на краю, он увидел катящийся валун и подался в сторону. Пока он цеплялся обеими руками за землю, его сабля упала вниз, в воду.

Стоя в неудобном согнутом положении, он достал кинжал и все-таки сумел отбить высокий замах лезвия противника.

Затем его левая рука метнулась вперед и охватила запястье, державшее лезвие. Он ударил кинжалом снизу вверх и почувствовал, что его запястье тоже схвачено.

Так они стояли, замкнув сопротивление друг друга. Затем Яма присел и повернулся в сторону, отталкивая от себя противника, Но оба держали друг друга крепко и от силы толчка покатились. Край оврага оказался рядом — под ними… а вскоре над ними. Кинжал выпал из рук Ямы и ушел на дно.

Когда они снова появились на поверхности воды, чтобы перевести дух, оба держали в руках только воду.

— Наступает время последнего крещения, — сказал Яма и ударил левой.

Другой парировал удар.

Они двигались влево по воде, пока не почувствовали под ногами камни. Тогда они, сражаясь, пошли вдоль потока.

Поток расширялся и углублялся, пока вода не закружила вокруг их поясов, Берега стали более пологими и местами доходили до поверхности воды.

Яма наносил удар за ударом, то кулаком, то краем ладони; но он как будто нападал на статую, потому что тот, кто был священным палачом Кали, принимал любой удар, не меняясь в липе, и возвращал кулачные удары с костоломной силой. Большая часть их замедлялась водой или блокировалась Ямой, но один попал Яме между грудной клеткой и тазовой костью, а другой скользнул по левому плечу и отскочил от щеки.

Яма попытался нанести ответный удар и наглотался воды.

Противник навалился на него и получил удар красным сапогом между нечувствительными местами. Он продолжал двигаться к голове Ямы. Яма встал на колени и повернулся. Противник хотел подняться на ноги и выхватил из-за пояса кинжал, но поскользнулся и упал на корточки. Лицо его сохраняло бесстрастие.

На миг их глаза встретились, но Ральд не дрогнул.

— Теперь я могу встретить твой смертельный взгляд, Яма, — сказал он, — и он меня не остановит. Ты научил меня достаточно хорошо!

Когда он сделал выпад, руки Ямы опустились к талии, схватили мокрый пояс и затянули его вокруг бедер противника.

Яма дернул и прижал врага к себе; тот выронил кинжал. И тогда Яма потащил его толчками назад, к глубокой воде.

— Никто не поет гимнов дыханию, — сказал Яма. — А попробуй обойтись без него!

Он нырнул, увлекая за собой Ральда; руки его держали тело врага, как стальными петлями.

Позже, много позже, мокрая фигура стояла у потока. Она медленно произнесла, с трудом переводя дух:

— Ты был… величайшим… восставшим против меня… во всех веках, насколько я помню… И в самом деле, жаль…

Затем, перейдя поток, он продолжал свой путь по каменистым холмам. Пешком.

Войдя в город Аландил, путешественник остановился в первой попавшейся гостинице. Он снял комнату и заказал ванну. Пока он мылся, слуга вычистил его одежду.

Перед тем как обедать, он подошел к окну и выглянул на улицу. Оттуда шел сильный запах слизардов и шум многих голосов.

Люди покидали город. Во дворе за домом шли приготовления к утреннему отъезду каравана. В эту ночь заканчивался весенний праздник. Внизу на улице еще торговали, матери уговаривали уставших детей, местный принц со своими людьми возвращался с охоты; на спине бегущего слизарда были привязаны два огненных петуха. Путешественник наблюдал за уставшей проституткой, спорившей о чем-то со жрецом, который выглядел еще более усталым. Он не переставал трясти головой и в конце концов пошел прочь. Одна луна висела в Небе, сквозь Мост Богов она казалась золотой, а вторая, меньшая, луна только что появилась над горизонтом. Вечерний воздух пощипывал холодом и нес с собой над запахами города ароматы весенней растительности — молодых побегов, свежей травы, чистый запах сине-зеленой пшеницы, влажной земли, мутного разлива реки. Повернувшись, путешественник увидел стоящий на холме Храм.

Он велел слуге принести ему обед в комнату и послать за местным торговцем.

Он ел медленно, не слишком обращая внимание на то, что ест. Когда он покончил с едой, вошел торговец.

Под его плащом было множество образцов товаров; путешественник в конце концов выбрал длинный изогнутый клинок и короткий прямой кинжал и сунул то и другое в ножны.

Затем он вышел в ночную прохладу и пошел по изрытой колеями главной улице города. В дверях обнимались влюбленные. Он прошел мимо дома, где плакальщики ожидали чьей-то смерти. Нищий ковылял за ним полквартала, пока он, наконец, не обернулся. Поглядев нищему в глаза, он сказал:

— Ты не хромой.

Нищий заторопился прочь и затерялся в толпе. Над головой начали взлетать фейерверки, посылая вниз, к земле, длинные вишневого цвета ленты. Из Храма донесся звук тыквенных рогов, играющих мелодию НАГАСВАРАН. Из дверного проема вывалился мужчина, налетел на путешественника, и тот, почувствовав, что рука мужчины хватает кошелек на его поясе, сломал человеку запястье. Человек разразился проклятиями и стал звать помощь, но путешественник столкнул его в канаву и пошел дальше, одним темным взглядом отогнав двух товарищей вора.

Наконец он подошел к Храму, помедлил немного и прошел внутрь.

Он вошел во внутренний двор вслед за жрецом, который нес маленькую статую из внешней ниши.

Путешественник оглядел двор и быстро направился к статуе богини Кали. Он долго смотрел на нее, положив свой клинок у ее ног. Когда он снова поднял саблю и обернулся, он увидел, что жрец наблюдает за ним. Он кивнул жрецу, и тот немедленно подошел и поздоровался.

— Добрый вечер, жрец, — ответил путешественник.

— Да очистит Кали твой клинок, воин!

— Ты говоришь так, как будто знаешь это наверняка.

— А это с моей стороны самонадеянно?

— Ну, может быть, этого не следовало произносить вслух.

— Тем не менее, я чувствовал, как сила богини снизошла на меня, когда я смотрел на ее гробницу.

Жрец пожал плечами.

— Несмотря на мою должность, — сказал жрец, — я держусь подальше от этой силы.

— Ты боишься ее?

— Скажем так: несмотря на великолепие святилища Кали, ее посещают не так часто, как алтари Лакши, Сарасвати, Шакти, Ситалы, Ратри и других менее пугающих богинь.

— Но она более могуча, чем любая из них.

— И более страшная.

— Да? Несмотря на ее силу, она справедливая богиня.

Жрец улыбнулся.

— Разве человек, перешедший границу возраста, желает справедливости? Я нахожу милосердие куда более привлекательным. Дай мне когда-нибудь божество всепрощения.

— Хорошо, — сказал путешественник, — но я, как ты сказал, воин. Я по своей природе близок к ней. Мы с богиней думаем одинаково. В большинстве случаев мы соглашаемся. А когда не соглашаемся, я вспоминаю, что она также и женщина.

— Я живу здесь, — сказал жрец, — но не говорю так интимно о богах, о которых забочусь.

— На людях — да. Но не говори мне о жрецах. Я пил со многими из вас и знаю, что вы такие же богохульники, как и все остальное человечество.

— Для всего есть место и время, — сказал жрец, оглядываясь на статую Кали.

— Ну-ну. Скажи-ка, почему основание статуи Ямы давно не чищено? Оно все в пыли.