Несчастный Павел напоминал привидение. Хотя по комплекции он вдвое превосходил курсанта Зайцева, был и выше ростом и крупней, тем не менее, из-за недосыпания его буквально шатало, как былинку под сильным ветром. Дневальных это нисколько не смущало. Нагрузка на обоих ложилась одинаковая, и если бы не мощное телосложение, Кулешов вряд ли бы выдержал предназначенное ему тяжкое испытание.

Но, как заметил еще раньше Иван, если человек терпит и все покорно выполняет, с ним делают все, что захотят и даже значительно больше того, что теоретически возможно.

Так случилось и с Кулешовым.

Вечером состоялась очередная смена дневальных. На этот раз среди них оказались те самые ребята, которые готовились устроить головомойку Зайцеву в умывальнике и в свое время «отоварили» Таманского. Зная, что до конца действия нарядов осталось несколько часов, дневальные решили вдоволь поиздеваться над Иваном. На Кулешова они не обращали внимания, поскольку считали его полностью «своим».

- А вот гнилой интеллигент у нас сейчас попашет! - смаковали ребята.

И действительно, Ивану пришлось снова перемыть «кубрик»: товарищи установили, что он «недостаточно чист». Затем они направили его в канцелярию и Ленинскую комнату. Когда же Зайцев все это вымыл и приступил к уборке в умывальнике и туалете, обозленные парни, посоветовавшись, решили проделать с ним еще один трюк.

…Иван сидел на табуретке и отдыхал после уборки туалета, ни о чем не подозревая. Вдруг послышался окрик: - Зайцев, к дневальному!

Нарядчик подошел к товарищу. - Иди мыть туалет, Зайцев! - злобно торжествуя, сказал дневальный.

- Но я ведь только что мыл?

- Ничего, второй раз промоешь, там грязно!

Иван вошел в туалет и увидел загаженный унитаз. Причем все было сделано так очевидно нарочно, что его охватил гнев. Посмотрев на веселые лица дневальных, Иван твердо заявил: - Я убирать не буду! Пусть моет тот, кто все это засрал!

Дневальные буквально задохнулись от злобы. Ох, как хотелось бы им наброситься на Зайцева, бить его, терзать, мучить! Но ведь опасно!

Осыпая нарядчика потоками нецензурной брани, они кинулись к дежурному по роте: - Товарищ сержант, курсант Зайцев отказывается выполнять приказ!

- Ах, он, иоп его мать! - возопил дежурный. - Да я его сгною на полах!

И сержант побежал в туалет.

- Ты что, мудак, выпендриваешься?! - заорал он на Ивана. - Или в дисбат захотел? Думаешь, тебе сойдет с рук неповиновение начальству? Мало того, что ты распускаешь руки, так еще и дезертировать решил?! Да ты - изменник родины!

Крики дежурного по роте сопровождались потоками такой грубой брани, что курсант Зайцев окаменел. Взяв себя в руки, он однако продолжал стоять на своем: - Сказал - не буду мыть, значит, не буду!

Вдруг раздалась команда: - Рота, смирно! Дежурный - на выход!

Дежурный плюнул и побежал навстречу какому-то очередному военачальнику.

После рапорта вновь настала очередь Ивана.

- Курсант Зайцев! В канцелярию!

Глядя на злобные, торжествующие лица своих недругов, нарядчик побрел к начальству, полный решимости стоять до конца.

В канцелярии за столом восседал командир роты - капитан Баржин. Отослав в коридор дежурного, он остался наедине с Зайцевым.

- Что это вы, молодой человек, нарушаете воинскую дисциплину? - обратился он к нарядчику и побагровел.

- Я дисциплину не нарушаю, товарищ капитан! - заявил Зайцев. - Я честно исполнял все команды и терпел все издевательства, которым меня подвергали!

- Каким издевательствам?

- Мытьем полов по нескольку раз, включая применение мыла, перемыванием без того чистых умывальника и туалета!

- Но ведь это - обязательные требования для нарядчиков! - стал защищать своих дежурных Баржин.

- Обязательным может быть только то, что необходимо, а когда заставляют мыть чистые полы - это уже издевательство!

- Но ведь есть устав!

- А что, в уставе сказано о том, что следует издеваться? Где там записано о применении мыла? - спросил возмущенный курсант.

- Устав не может предусмотреть все тонкости. На это есть местные военачальники, - поморщился капитан. - Или ты не знаешь, что тебе будет за невыполнение приказа?

- Что?

- Дисциплинарный батальон!

- Ну, что ж, - сказал Иван. - Я все терпел и требую справедливости! Когда эти подонки, дневальные, нарочно нагадили в туалете, а я уверен, что они это сделали нарочно, я понял, что уступать им ни в коем случае нельзя! Мыть уборную я больше не буду! Пусть меня судит трибунал! Не буду - и все! Хоть режьте меня!

Выслушав Зайцева, Баржин помрачнел. - Ладно, иди, я действительно вижу, что они неправы! Я тебе верю! - пробормотал он, спасая свой авторитет, так как понял, что подчиненные изрядно «перегнули палку».

Вслед за Зайцевым в канцелярию был вызван Кулешов. Иван пошел к своей кровати и сел на табурет. Разгневанные дневальные вынуждены были молчать: они никак не ожидали такого результата.

Туалет все-таки был вымыт. Это беспрекословно сделал Кулешов. После беседы с Баржиным он пошел в умывальник, взял тряпку и ведро и руками убрал экскременты.

Когда вечером рота пришла из клуба (было воскресенье, поэтому в клубе шел фильм «Ленин в Октябре»), хорошо отдохнувшая и выспавшаяся, все довольно быстро узнали о том, что произошло в казарме. Надо сказать, что отношение товарищей к Ивану от этого не ухудшилось. Мало того, они даже начали его в какой-то мере уважать!

А вот Кулешов пострадал вновь! Когда из роты ушел Баржин, и остались лишь одни срочнослужащие, сержант Попков позвал Кулешова в каптерку. Дверь в нее была растворена настежь, и курсанты, ходившие взад-вперед по коридору, все хорошо видели.

Иван сидел, как обычно, у своей кровати на табуретке и смотрел в окно, ни о чем не думая. Вдруг раздался дикий хохот, а затем после некоторой паузы, настоящий рев.

Зайцев очнулся от раздумий. - Господи, что же там опять произошло? - мелькнула мысль.

В это время в кубрик проскочил красный как рак Кулешов. Ничего не говоря, он подбежал к табуретке и сел, отвернувшись к стене. Послышались приглушенные рыдания.

Лишь наутро, в беседе с Вицентасом, Иван узнал о том, что случилось. Оказывается, сержанты решили поиздеваться над Кулешовым. Видя его покорность (а таковыми были почти все соотечественники Зайцева), военачальники почувствовали, что им все дозволено. Здоровенный Шувалов спустил штаны и обнажил свой зад. - А ну-ка целуй! - заорал он на курсанта. Столпившиеся сержанты ждали. Кулешов побагровел, надулся, но спорить не стал. Склонившись над задницей военачальника, он громко чмокнул. Все захохотали. - Нет, не так! - снова завопил Шувалов. - Ты в сам зад целуй, а не в ягодицу!

Покорный Кулешов чмокнул его в анальное отверстие. Вот тогда-то и раздался дикий смех, который вывел из раздумий измученного нарядами и склоками Ивана.

Г Л А В А 13

«И Л Е Н И Н Т А К О Й М О Л О Д О Й…»

Прошло три дня. Служба шла своим чередом, и острота недавних событий некоторым образом притупилась. Постепенно на курсантов стали смотреть, как на что-то примелькавшееся. Насмешки над ними со стороны старослужащих воинов части и своих сержантов стали проявляться все реже и реже…Как-то во время политзанятий в учебный корпус пришел замполит батальона майор Жалаев. Проведя учебную беседу, он поинтересовался: - Нет ли у вас вопросов ко мне, товарищи? Может что-нибудь вас беспокоит или вы испытываете какие-либо трудности?

Курсанты молчали в страхе сболтнуть лишнее. Впрочем, по тону, каким говорил политработник, было ясно, что ему не очень-то хотелось услышать что-то новое и беспокойное. Офицеры обычно рассуждали так: - Зачем я буду убиваться и иметь дополнительные хлопоты? На кой черт мне надо разбирать какие-то там дрязги, склоки, когда я при той же самой зарплате могу в это время заниматься своими личными делами?

В армии происходило то же самое, что и на «гражданке»: работать не хотел почти никто.